Неделя
Шрифт:
Нервы двух помощниц Богатырева не выдержали, и они бросились к болоту мимо прижавшегося к рельсам Цыбулько, а оттуда к себе в деревню.
Богатырев остался один. Внешность его мало соответствует фамилии: он маленький, почти щуплый. Скромное бритое лицо его сильно обветрено с удивительно спокойными, какими-то «озерными» синими глазами.
Стрелочнику около сорока пяти лет. Он пришел на железную дорогу в 1922 году из деревни, был чернорабочим, грузчиком, а стрелками своего десятого поста заведует бессменно уже пятнадцатый год. Скромный, не склонный, видимо, к подвижности характер. Но сколько в этом рядовом бойце железнодорожной армии оказалось мужества, крепости, бесстрашия, готовности к самопожертвованию!
Когда Дмитрий Федорович услышал стоны раненых, пытающихся выбраться из санитарного состава, ползущих по путям, — у него, как он сам говорил потом, «закаменело сердце» от ненависти к гнусному врагу, и в этом чувстве потонуло все: страх, растерянность, чувство самосохранения.
Появившийся Кудрявцев велел ему перевести стрелку, чтобы пропустить подъехавший паровоз. На паровозе Богатырев увидел Богданова и Дашкевича. Забрав один из составов, они уехали. Стали подъезжать один за другим новые паровозы. Надо было каждому дать возможность подойти к составам, иногда после нескольких сложных маневров, а потом вывезти на свободный путь. И Богатырев один, без помощников все это проделал. Ему приходилось, не считаясь с опасностью, но ежесекундно ощущая ее и воочию видя, метаться между шестью ручными стрелками. Ни на единую лишнюю минуту не был им задержан ни один паровоз. Меньше чем через полтора часа все пути поста были освобождены от вагонов.
— Молодец, Дмитрий Федорович! — крикнул кто-то с паровоза, который увозил предпоследний состав.
Он успел заметить, что это паровоз ИС, а на площадке вагона увидел маневрового диспетчера Фому Сытова.
— За главного еду! На сто пятьдесят осей один! — крикнул Сытов и исчез в дыму и потоке искр.
Затем двинулся ФД, на котором Богатырев увидел машиниста Михаила Тулина, коммуниста, человека лет сорока, могучего сложения. Когда началась бомбежка, Тулин только что прибыл из поездки. Помощник и кочегар ушли, а он задержался на паровозе. Внезапным взрывом его сбросило с «фартука» на песок. Ошеломленный Тулин, еще лежа на спине, заметил уходящие самолеты. Посыпавшийся град осколков заставил его подняться и отскочить за паровоз. Стараясь успокоиться, он закурил одну папироску, потом другую, в то время как кругом все рвалось и грохотало. Поняв, наконец, что происходит, Тулин тотчас решил действовать и побежал на контрольный пост. Его встретил там взволнованный дежурный.
— Митрофанов! — сказал Тулин просто. — Надо же меры принимать!
— Давай, давай, Мишуха...
— Ты мне помощника и кочегара давай! Одному не управиться со всем.
— Сейчас подошлю. Иди.
Через несколько минут на паровоз поднялся помощник, не знакомый Тулину. Митрофанов сам перевел стрелки, и Тулин быстро вытащил первый состав. Чтобы скорее вернуться обратно, пересели на другой паровоз, стоявший на соседнем свободном пути. Подъехали к новому составу, но подойти вплотную мешала непереведенная автоматическая стрелка. Своими силами ее никак не удавалось разделать. К Тулину подбежал полковник, только что перед тем бывший у богдановского паровоза.
— Обязательно вытащите эти вагоны, товарищ механик! Немедленно! Если не вытащите — такое будет...
— Стрелка-то... видите?
— Немедленно выполняйте приказ!
— Только болты срубить и остается. Иначе не проедем. А проедем — оттуда не выедем.
— Рубите! Я отвечаю!
Тулин схватил молоток и зубило. На помощь ему подбежал машинист с другого паровоза. Вместе они срубили болты, перевели стрелку и, не теряя ни секунды, увезли большой состав в полторы сотни осей. После этого вывели из огня еще пять составов поменьше, вручную подкатывая и присоединяя к ним вагоны, стоящие в одиночку. У одного из таких вагонов дымилась крыша. Тулин бросился к полковнику.
— Товарищ полковник! Как бы беды не получилось. Осмотрите вагон. Что в нем?
Оторвали доски и увидели... ящики с патронами.
— Гляди, Михаил! — крикнул товарищ, — сейчас всех нас не будет.
— Ты не нагоняй паники, а тащи шланг с паровоза! Или давай я сам...
И Тулин, подбежав к ближайшему паровозу, схватил пожарный рукав, привернул гайку, подогнал паровоз поближе к вагону и быстро загасил тлеющую крышу. Его ФД между тем кто-то уже угнал. Пришлось сесть на новый паровоз.
Ведя последний состав, Тулин увидел огонь прямо перед паровозом, на самом пути. Но выхода не было. Прибавив, сколько можно было, скорости, он ринулся через пламя. Под колесами трещали и хрустели пылающие доски, дым и искры от горящих шпал вихрем вились из-под колес. Но смелый маневр удался: последние вагоны были вывезены с пятого поста.
Еще пытались кое-где сопротивляться струям воды издыхающие языки огня, еще долизывало пламя черные скелеты отдельных вагонов и цистерн, еще разрывались кое-где патроны, а путейцы во главе с начальником дистанции пути коммунистом Иваном Максимовичем Сычовым, заместителем начальника станции Вальковым, инженером Ращупкиным и другими уже принялись лихорадочно исправлять повреждения. Им помогали сотни людей, не считаясь со специальностями. Убирали, стаскивали в кучи обгоревшие, дотлевающие шпалы, скрюченные, согнутые, еще горячие рельсы и швеллеры. Засыпали воронки от бомб. Выравнивали, настилали, восстанавливали путь.
Где-то в Берлине (как выяснилось на другой день) в эти самые минуты геббельсовские подручные скрипели перьями, строча сообщение о том, что «узел Б. стерт с карты СССР». Но еще не обсохли немецкие чернила, еще не рассеялся дым от пожарища, а главный путь узла уже был восстановлен и по нему обычным порядком грохотали поезда, везущие к фронту людей, снаряжение, боеприпасы! Тридцать пять минут потребовалось для этого людям узла. Всего навсего! А через три часа были восстановлены уже все основные пути!
Раннее летнее солнце, выйдя, застало на путях узла Б. энергичное движение поездов и лишь следы разрушений: несколько десятков обгорелых вагонов и цистерн, кучи аккуратно собранных вдоль путей неразорвавшихся снарядов и осколков, обгорелых шпал, рельсов. Все это быстро хозяйственно убиралось. Правда, было и несколько человеческих жертв. Но основным оставался факт: несмотря на преступную беззаботность кое-кого из руководителей станции (за что они понесли заслуженное наказание), железнодорожная масса, рядовые советские люди в черных шинелях и фуражках со звездочками, соединенными со знаком паровоза, с честью вышли из грозного испытания, спасли узел и город, вывезли из опасной зоны огромное, подавляющее большинство вагонов, сохранили стране и армии миллионные ценности, в огне этой ночи закалили свое мужество и преданность Родине.
На следующий день в девять часов утра снова прорвались к узлу фашистские самолеты и сбросили бомбы. Они не причинили большого вреда узлу, но попали в стоящий у вокзала пассажирский состав с эвакуируемыми детьми. Были жертвы.
Павел Иванов, тот самый знаменитый котельщик, который не боится стоградусной жары, спокойный сорокалетний гигант с пытливыми серыми глазами, как раз шел в депо. Вместе с другими он бросился в канаву. Его осыпало комьями грязи, обломками досок, поцарапало лицо. Но уже через пять минут рабочие спокойно шли дальше. Предыдущая ночь не прошла даром. После нее уже казалась пустяком одиночная бомба.