Недетские игры
Шрифт:
В этом было преимущество Станислава, но лишь частичное.
Валанду было известно через собственные ощущения, Левицкому… только теоретически.
– Тот самый недостающий пункт позволит ему закрепиться в твоем разуме так аккуратно, что ты этого даже не осознаешь. И тогда он начнет избавлять тебя от чувств, эмоций, привязанностей, правил, принципов. Он разрушит твою личность, оставив ту ее часть, которая сможет сравнивать и анализировать. «До» и «после». Ты и… тоже ты. Все знающий, помнящий, но беспрекословно исполняющий все его приказы. Ты даже
Закончить Марку не дал Лазовски, который слушал того с каким-то безграничным спокойствием.
– А ты не думал, почему Исхантель оказался на Зерхане?
Валанд, усмехнувшись, кивнул. Думал.
Складываться хоть что-то начало только после того, как узнали правду о Сои. И проступком не назовешь, но пятно на статусе жреца – точно.
Пятно на статусе жреца…
Мелькнувшая ассоциация была настолько неожиданной, что Марк буквально проглотил начало фразы, которую собирался произнести. Посмотрел на все такого же равнодушно-бесстрастного Лазовски и… вздохнул.
– Так ты… тот самый Ровер?
Про Левицкого он словно и забыл. Да и было с чего. Эту историю про чудом спасшегося офицера контрразведки он слышал в кулуарах Академии. Рассказывали ее шепотом, почти как легенду.
Поверить в услышанное было трудно, не поверить – невозможно. Слухи были упорными, а шухер, их сопровождавший, вполне реальным.
Лазовски даже не улыбнулся.
– Тот самый.
– И как ты… – Валанд хотел спросить: «Выжил», но удержался.
Как можно спрашивать о таком у человека, который почти полтора года провел в плену на Самаринии?! У тех самых жрецов храма Предназначения, о которых они сейчас говорили.
Но Странник ответил. Без эмоций, словно это касалось не его.
– Чистота крови и та самая абсолютная ментальная невосприимчивость, о которой ты упомянул.
Валанд предпочел бы свернуть тему, теперь понимал, откуда и седина, щедро рассыпанная по темным волосам, и эта действующая ему на нервы отстраненность, но сам Лазовски посчитал, что еще не все сказано.
– Исхантель изгнан из круга Верховных.
Левицкий, почувствовав, что все происходящее будет каким-то образом иметь отношение к нему, тут же язвительно поинтересовался:
– Пил? Гулял? Продавал секреты?
Лазовски на выходку Станислава отреагировал спокойно.
– Упустил Таисию.
– Так это твоих рук дело? – зацепился Валанд, соотнося то, что ему было известно, с тем, о чем поведал Геннори.
Тот качнул головой.
– Действовала другая группа. Я попал на Приам годом позже, там же нас и взяли.
– Вас было четверо…
Геннори выдержал взгляд Марка, но тот успел заметить, как мелькнула в них тут же растаявшая в безразличии боль.
– Вернулся я один. – Сделал паузу, посмотрев на Станислава. – Шансы у тебя есть, Исхантель надломлен изначально, его готовили к изменениям на Самаринии, но дело до конца довести не сумели, оставив след, избавиться от которого он пока что не смог. Он амбициозен, ссылка на Зерхан должна была ударить по его самолюбию. Если успеешь рассказать обо мне до того, как жрец окончательно сломает тебя, считай, выжил. Поторопишься выложить сразу, он использует тебя, чтобы отыграться.
– Понял, – без малейшего позерства кивнул Левицкий. Он и раньше осознавал, на что идет, теперь оценивал это со всей отчетливостью.
Отступать не собирался. Ставки в этой игре были высоки, ради них стоило пойти на такой риск.
Его жизнь против… Он обязан был справиться.
Этот разговор состоялся чуть более суток тому назад, а теперь Валанд смотрел на посеревшее лицо Левицкого в медицинской капсуле и еще раз пытался взвесить, стоило ли оно того.
Знал, что стоило, только убедить себя в этом не мог.
Выстрел из волновика попал в плечо, а разворотил половину грудной клетки. Последнее, что тот произнес, прежде чем потеряться в беспамятстве: «Я все сделал».
Медики обещали, что сумеют поднять Станислава на ноги.
Марку очень хотелось в это верить…
* * *
Был еще только ранний вечер, а город замер, словно чувствуя приближающуюся угрозу.
Или мне это просто казалось?
Кар я оставила не на стоянке ресторана, а за квартал до него, на общественной. Внешнюю модификацию изменила еще на базе, так что тот нисколько не выделялся среди ему подобных, среднего класса.
Пока добиралась до «Шалоны», вспоминала напутствия Валанда и Ровера. Когда дошло до инструкций, они довольно быстро нашли общий язык. Не успевал закончить с ценными указаниями один, как тут же в дело вступал другой.
Я не возмущалась. Внимала и думала о парадоксах жизни.
Дело Горевски, порученное мне шефом, выглядело нетривиально с самого начала. Скорее исключение, чем правило, хоть и в рамках привычного, того, к чему меня готовили много лет.
Трудно, но не невозможно.
Для Шторма уже тогда картинка выглядела совершенно иначе. Масштабнее и драматичнее.
Ни я, ни Ровер не могли об этом даже догадываться. Вроде и не удивительно, каждому – свое, но если вдуматься – отдавало фатализмом, той ситуацией, когда от тебя мало что зависит.
Я понимала, что это все настроение, с которым на этот раз оказалось сложнее справиться, но ощущение несправедливости происходящего продолжало давить и действовать на нервы.
Название «Шалона» на местном наречии имело два значения: рассвет и прорыв. Судя по проспектам, архитекторы пытались соединить в одном здании и то, и другое. Спиралью уносилось оно вверх, пронзая зеленую шапку из реликтовых манжоров. Не столь уж и высоких – всего-то метров сорок, но имеющих огромную крону, похожую на исполинский зонтик.