Недетские игры
Шрифт:
Очень хотелось зарычать – ни предупреждений оставаться дома, заблокировав двери и окна, ни известий о закрытии опасных районов, но я продолжала молчать, выискивая хоть что-то полезное.
Полезного не было. Надеюсь, Валанд и Солог знали, что делали.
– У тебя есть зацепки за сеть службы порядка? – поинтересовалась я у Валесантери. Терпела с вопросом долго, тот вроде как дремал. Глаза – закрыты, дыхание – размеренное.
– Сейчас все небезопасные, – отозвался тот, не шевельнувшись. Не дремал. – Лучше не лезть.
Суть моих опасений он
– Вслепую, – протянула я равнодушно. Мне было бы не стыдно признаться, что страшно. Только не перед кем. Горевски, как мне казалось, и так прекрасно это знал. – И надолго?
Прежде чем ответить, Валесантери открыл глаза и, насколько это было возможно в довольно компактном салоне, потянулся. Повернулся ко мне, посмотрел понимающе.
– Чем сильнее мы вымотаем Исхантеля, тем легче Валанду будет его взять.
Комментарии были излишни. Горькая правда жизни…
Глава 19.
На Анеме вновь опускалась ночь. Тяжелая, безрадостная, лишенная того покоя, который должна олицетворять. Очередная ночь, в которой не было любви, нежных признаний и сладостных стонов.
С некоторых пор я оперировала и такими эпитетами, признавшись самой себе, что в этом мире есть человек, способный научить меня отдавать свои помыслы не одной лишь работе.
Вот только сейчас мысли о Марке не были окрашены флером предощущения счастья. Кроме решимости идти до конца и бескомпромиссной веры вопреки всему, в них ничего не было. Да и те звучали в виде тезисов, на большее просто не хватало сил.
Заканчивались третьи сутки, как мы тащили Исхантеля за собой. Тянули веревками, канатами, цепями. Уходили, поджидали, дразнили, чувствовали его приближение кожей и уходили вновь.
Третьи сутки практически без сна, еды. Третьи сутки не зная, есть ли кому встречать нас и… его, или все уже давно зря.
Зря – активированный у базы ментальный слепок Сои; брошенный у станции подземки кар, к которому я успела привязаться; пара репортажей от моего имени, переданные Валенси Иштваном, присоединившимся к нам по возвращении в Анеме…
Второй из них стоил ему жизни.
Как это произошло? Когда? Почему… Ни на один из этих вопросов ответа у нас не было. Руми просто не появился на точке встречи.
Что это значило, мы с Горевски прекрасно понимали. Выход на мою страницу Союзных новостных каналов контролировался. Мы и в первый раз едва успели уйти – вычислили нас очень быстро, в следующий Иштван предпочел рисковать только собой.
Чьи-то квартиры, подвалы, комнаты в разграбленных ночных клубах. Опустевшие улицы, редкие фигурки людей, прижимающиеся вплотную к домам. Разбитые витрины магазинов, запах гари, мусор под ногами, кровь и тела тех, кто не добрался до спасительного укрытия.
Служба порядка действовала – мы натыкались на усиленные патрули на улицах, видели катера в небе, но их хватало лишь на центральные
– Нам туда, – Горевски кивнул в сторону арки. Мы опять вернулись в старую часть Анеме.
Здесь казалось значительно тише и безлюднее.
Ощущение времени было потеряно, так что я не могла точно сказать, как давно не слышала звуков выстрелов и гула вышедшей из-под контроля толпы.
Помнила, что последний раз чавканье импульсника заставило меня метнуться к лежащему на боку кару недалеко от выхода из подземки.
На четырех вооруженных волновиками парней, в глазах которых безумием играла дурь, мы налетели там же.
Низкий, на грани восприятия гул не оставлял сомнений в том, с чем мы столкнулись. Хорошо, заметили первыми, так что успели спрятаться в ближайшем магазине. Разграбили его скорее всего еще в первый день беспорядков. С разбитыми окнами и выпотрошенными залами он уже никого не интересовал.
Да и людей я не замечала, словно вымерло. В этом секторе хоть и располагались одни офисы, но чтобы вообще никого… Было похоже на декорации к кошмарному сну. Личный ад, из которого не вырваться.
Отмечала я все это машинально, удивляясь лишь одному – я все еще могла думать и двигаться. А еще я могла чувствовать, слушать, наблюдать. И реагировать, что вообще казалось чудом.
Странная штука – собственное тело. Сколько ни пытайся узнать его возможности, пока не столкнешься с тем, что выхода у тебя нет: или жить, или умереть, не поймешь, на что способен.
Еще недавно я была уверена, что уж меня-то эта истина не касается – обучали нас мастера своего дела. Как оказалось, ошибалась.
– Мы уже рядом, – откликаясь на мои мысли, прошептал Валесантери, когда я остановилась рядом с ним. Двор перед нами выглядел совершенно пустым. Это не значило, что мы ему верили.
Усмехнулась я мысленно, берегла силы.
За эти дни Горевски не раз довелось убедиться, что женские слабости если мне и присущи, то в незначительной степени.
Когда пришлось стрелять – стреляла на поражение, не мучаясь угрызениями совести. Когда пришлось почти час лежать рядом с мертвым телом – кроме как за ним, спрятаться было негде, прижималась настолько, насколько это было возможно, ничуть не смущаясь такой близостью.
Про километры, которые мы с ним намотали, я вообще предпочитала молчать. Бегом, шагом, ползком, используя антигравитационные пояса, пока те окончательно не разрядились, вплавь.
Все это ничуть не мешало ему заботиться обо мне, постоянно подчеркивая тот факт, что в нашей паре мужчина – он.
– На сканере чисто, – так же тихо произнесла я. Вопросом, что будем делать, когда сдохнет и этот, последний, не задавалась. Когда сдохнет, тогда и станем беспокоиться.
– Это уже почти не имеет никакого значения, – пробурчал он себе под нос сакраментальную фразу и до того, как я успела на нее отреагировать, двинулся вдоль стены.