Недосказанность на придыхании
Шрифт:
Сама комнатка была – махонькая, поэтому, чтобы дойти от двери к окну мимо, тем не менее, многочисленной мебели, с божественной помощью туда запёханой – стола, книжного и бельевого шкафов, пианино и кресла – приходилось прокладывать путь бочком, поворачиваясь то влево то вправо, слегка подпрыгивая, пританцовывая и нередко выдавая потужные стоны, пытаясь протиснуться. К подоконнику, можно было только подойти либо усевшись в кресло коленями и уперевшись на его спинку грудью и руками, либо – его отодвинув, протолкнувшись между ним и шкафом.
На моей памяти, ураганы нападали на
И вот вообразите, Нассер: лежу я на своём узеньком диванчике, глубокой ночью, под тёплым ватным одеялом, вдыхаю аромат удушающего клоповного яда и смотрю на потолок, где на фоне прямоугольного отражения окна от электрического света уличного фонаря, страдают от ветра тени веток высокого старого серебряного тополя, который рос как раз напротив нашего дома … Мне и жутко и сладостно от завывания ветра, скрипения стёкол, грохота хлопающих вдалеке и вблизи входных дверей в домах и сараях, от шума разрушающегося и летающего по ночным улицам большого и малого хлама. Душа трепещет от восторга, а по телу пробегает возбуждённая дрожь … я съёживаюсь крепко-накрепко, ещё плотнее укутываясь в одеяло лицом, сожмуриваю глаза, и в упоительном блаженстве мурлыкая «ммммм», широко карамельно улыбаюсь… И столько в этом неги, умиления и столько детского девственного блаженства …
Вот и сейчас, Нассер, я переживаю тоже самое и ради этого самого, я здесь и осталась …
Отключится свет, я улягусь в кровать, так же съёжусь, также укутаюсь в одеяло, также сожмурю глаза, также мурлыкну и также карамельно улыбнусь под вой ветра, хлестание ливня, падения шишек …
А то дерево – серебряный тополь, – так его потом срубили, но это варварство произошло уже много лет спустя и не на моих глазах, а после того, как наша семья переехала в другой город.
Конечно же, я пыталась посадить его здесь, у себя во Флориде, но – тщетно ! Ни одна попытка так и не увенчалась успехом, как бы я не старалась. Деревья упорно не желали приживаться. Видеть погибающие юные деревца – тяжёлое зрелище ! Пришлось примириться и посадить 3 берёзки. Те – умнички, – выжили и выросли красавицами.
Нассер ! Уж 9 часов вечера ! Интернет и электричество по-прежнему работают.
Ох, нет-нет, они отключатся, не надейтесь.
Ветер неистово задаёт дёру по окнам, стенам; шишки падают огнемётным огнём. Удивляешься их количеству: сколько же их там на деревьях, если вот уже третий час как они безостановочно «ведут огонь» и каждый раз чудится, что следующая непременно пробьёт крышу и свалится мне на голову !
Мой милый ! Мне совсем не страшно ! Мне – БЛАЖЕННО !
– –
Письмо #11
Серафима, анонимно:
Только что подключили Интернет, и я к Вам сразу, – бежком, прыжком, скачком – мчусь со скоростью того самого бурана, что только одарил меня своим пылким страстным посещением. Ох … такой был пылкий, такой страстный …
5 дней, Нассер … С понедельника до пятницы. Ни электричества, ни воды, ни туалета, ни кондиционера. Температура за окном, по-прежнему, – летняя – припекает: +30С ! А в доме накалялась и до 40 !
Я же – пустоголовая, не подумала, что с отключением электричества, закончится вода и откажет холодильник ! Так что при всех вышеперечисленных условиях, я ещё сидела без капли питьевой воды и с перепорченными продуктами, коих и так было немногочисленное количество. К урагану ведь я и вовсе не готовилась, о чём с особенным бахвальством Вам во всех красках и расписала ранее.
Пережила я, поистине, нечто совершенно фантасмагорическое. После того, как я отправила Вам последнее письмо, привычная жизнь продолжалась ещё минут 10. Как пробило полночь, будто в сказке, но страшной сказке: тут же всё и закончилось. Разом, резким щелчком, в доме заглохло: свет, холодильник, кондиционер, Интернет.
Поражаешься, в каком же непрестанном шуме и грохоте мы, оказывается, живём !
Заглохло и задержало дыхание, уставившись на меня. А я на них, уже со своим сдержанным дыханием. Так и протаращились мы друг на друга, не дыша несколько мгновений.
Должна Вам признаться, что при всём моём бесшабашном героизме, у меня от этой внезапной сцены технического замолвья в ужасе обмерло сердце. Это не совсем то, что я ожидала в своих литературно-эпистолярных фантазиях к Вам.
В мгновение, я прочувствовала всю серьёзность и опасность своего положения: одна, в глухом ночном лесу, в компании бесчинствующего урагана и в весьма ветхой постройке … Тут-то мне и пришло то самое осознание, которому следовало было ворваться в меня и хорошенько протрясти, днями раньше: «Это может закончиться самым печальным образом … »
Ураган к этому времени вступил в свою центральную феерическую фазу апогеи: в кромешной темноте, что происходило за окном я могла только слышать,– да как ! При абсолютной омертвелой внезапно наступившей тишине внутри дома, всё, что происходило снаружи в десятки раз умножилось по своей мощи и звуковой амплитуде: громыхало, гремело, свистело, падало, пролетало, ломалось, хрипело … В какой-то момент, что-то оглушительно надломилось – похоже, мощная ветвь – что ещё ? – и с грохотом рухнула прямо у моей входной двери, вогнав меня в совершенное отчаяние. Упади махина, на крышу – непременно проломит, а находись я в неудачном месте, а я непременно буду, – прибьёт !
Моим наибольшим опасением были смерчи, которые обычно приходят под ручку с ураганами: я знала достоверно, что если даже самый хилый и болезненный смерч пробежит по моей избёнке, в которую я была помещена, то мне живой уже не выбраться. Ещё повезёт, если сразу насмерть ! А так, с тяжёлыми увечьями, мучительно придётся помирать в одиночестве несколько суток, заживо объедаемой и обгладываемой лесным зверьём.
Но, Божьей милостью, – меня миновало: ураган малу-помалу, спустя два часа, стал утихать. К тому времени, я, в кромешной темноте до боли в глазах, на ощупью уже перебралась в кровать. Страх прошёл, уступив месту смиренности: уж ничего не изменить, что будет то будет.