Недосягаемые
Шрифт:
— Пожалуйста, — с надеждой шепчу, а мама кивает головой, поцеловав меня в лоб на прощание.
Как бы не хотелось рассказать ей обо всем, но не могу. Нужно самой для начала в этом разобраться. Медленно иду в сторону квартиры Люси и Миши, впервые миновав путь, лежащий через любимый парк.
Долго решаясь, всё-таки нажимаю на дверной звонок.
— Ты вернулась? — улыбнувшись, спрашивает Миша и пропускает меня в квартиру. Я лишь утвердительно киваю и здороваюсь.
Разувшись, иду в гостиную, застав Люсю за необычным занятием: она читает книгу и явно чем-то расстроена.
— Привет, —
Подруга в ту же секунду смотрит на меня и, вставая с кровати, подбегает с обнимашками.
— Ужас, как же я переживала, — крепко сжимая меня, проговаривает она. — Как ты могла уехать и не сказать мне, — уже слышу обиженные нотки в её голосе.
Только сейчас понимаю, что мне её, действительно, безумно не хватало.
— Извини, — произношу, удивившись тому, как легко мне это дается. Люся, видимо, тоже шокирована, поэтому, без лишних слов, тащит меня пить чай.
Около часа мы говорим о чем-то отстранённом: заметно, что подруга боится задевать больную тему.
Конечно, я не говорю ей, что всё время провела дома за закрытой дверью. Приходится придумывать веселую историю о поездке к бабушке.
— Так ты завтра в университет? — спокойно спрашивает она, попивая чай.
— Да, но безумно не хочу, — грустно осознавать, что причиной этому обычный страх.
— Чего? — Люся удивляется.
— Я ещё не готова его увидеть, — честно признаюсь, и чувствую, как горло сдавливает спазмом. Ну, нет. Только не сейчас.
— Ты и не увидишь, — подруга мгновенно меняется в лице.
— Почему? — мне действительно интересно, что значат её слова.
— Уехал.
— Куда? — машинально. Хотя, кого я обманываю: с начала этого разговора мне стало катастрофически не хватать воздуха в лёгких.
— Не знаю, он никому не рассказал, просто попрощался, — подавлено выговаривает она, а я пытаюсь начать глубоко дышать.
— С Алисой? — слишком резко и слишком страшно слышать ответ.
— Лера, ты всё неправильно поняла, — прискорбно заявляет она. — У Алисы проблемы с жильём, поэтому он разрешил ей пока пожить у себя, а сам обосновался в моей комнате, в общаге, где я жила до переезда к Мише.
— Стоп, — пытаюсь остановить поток новой информации. — Почему он мне ничего не сказал?
— Переживал, что ты опять закатишь истерику на пустом месте, — пожимает плечами подруга.
Я ещё никогда не чувствовала себя настолько дурой, как в этот момент. Надо же, поверить бывшей, которая, наверняка, до сих пор влюблена в твоего парня.
Ох уж, Алиса… Ты, оказывается, ещё та змея.
А я…Я не лучше. Обещала, что буду доверять ему, а сама поверила невесть кому, даже не выслушав его.
58
Мы с Люсей ещё долго обсуждали мою глупую доверчивость, но это, ровным счётом, ни к чему не привело. Обзвонив всех, кого только можно, отыскать Яна не удалось. Возможно, если бы я позвонила со своей сим-карты, он взял трубку? Как жаль, что я этого никогда не узнаю.
Рассказать подруге про беременность я так и не решилась. Для начала бы самой осознать
о том, чтобы избавиться от ребёнка? Однозначно — нет. Мне кажется, что я на такое не способна, но, тем не менее, с мыслями о том, что стану мамой, смириться также не готова.
Ночевать решаю дома. В первую очередь понимаю, что мама и так волнуется за меня, во вторую — нужно побыть наедине со своими мыслями. Ночь выдаётся бессонной. Закрыть глаза получается только под утро. Уверена, если бы ещё остались слёзы, я бы рыдала. Только вот во мне будто что-то перемкнуло, и теперь, вместо бессилия, истерии и агрессии, которые сменяли друг друга, появилась абсолютная апатия. Ощущать себя живым овощем такое себе удовольствие.
Я не могу сказать, о чём думаю всю ночь напролёт. Обо всем и ни о чём одновременно. Мысли сменяют друг друга, но ничего путного из этого не выходит. Очередная каша. В один момент испоганить всю свою жизнь из-за какой-то глупой шутки? Почему бы и нет. Наверное, в этом вся я.
Единственное, что остаётся неизменным — я продолжаю бояться принять на себя ответственность и за ребёнка, и за избавление от него. Признаться честно, ощущаю жуткий страх.
Просыпаюсь также спонтанно, как и заснула. Всё же, боль в животе никуда не ушла. Решаясь принять утренний душ, в надежде, что станет легче хоть на йоту, иду в ванную. То, что происходит в следующие часы, снова переворачивает всё с ног на голову — начинаются критические дни. Кажется, я совершенно перестаю понимать всё происходящее, но не скрою, что вздыхаю с облегчением, списывая всё на ошибку врача.
В университет таки решаюсь сходить. Пора вплотную решать вопросы с переводом в другой ВУЗ. Ничего особого следующие три дня не происходит. Одни лишь ничтожные попытки вернуться к обычной жизни, что была до Яна. Но удаётся это нелегко, проще говоря — вообще никак.
Каждый уголок напоминает о нас. Особенно его аудитория. Нового преподавателя не удается найти так быстро, поэтому предмет у нас заменяет преподаватель старших курсов.
В один из следующих дней, я вспоминаю о странной просьбе Яна. За неделю до расставания он зачем-то попросил постирать его пиджак, который забыл на моих плечах, когда впервые провожал домой. Быстро нахожу его и, не раздумывая, вдыхаю запах. Его, конечно же, практически нет, но в моей голове он воссоздаётся слишком отчетливо. Пока я его тискаю, из кармана что-то выпадает и звякает об деревянное покрытие пола. Отыскать вещь труда не составляет.
Золотое колечко с утонченными камушками и гравировкой «Моя малышка». Ожидала ли я увидеть такое? Никогда. Не раздумывая, надеваю кольцо на безымянный палец правой руки и оно, на удивление, подходит. Без горьких слёз в этот вечер не обходится.
В среду, по пути домой, из терзающих мыслей меня выводит телефонный звонок.
— Да? — моё обычное приветствие, когда звонят с незнакомого номера.
— Валерия Щербакова? — уточняет женский голос на другом конце.
— Допустим, — устало выдыхая, отвечаю. В последнее время, любое общение утомляет меня. Апатия продолжается, как бы не пыталась с ней бороться.