Недремлющее око. Пионер космоса. Божественная сила
Шрифт:
– О-да, в самом деле? – шеф студии подвигал щеками, как будто жевал.
– Ладно, послушай меня. Мистер Фонтейн – член нашего филиала, и Элен, кстати сказать, тоже, хотя она и не часто появляется на собраниях. Почему бы вам вдвоем не заглянуть на этот палаточный митинг на полчасика? Этого хватит с лихвой.
– Палаточный митинг! – воскликнула она, словно не в силах поверить. – Когда ты собрался на эту конвенцию гадальщиков на чайных листьях, я думала, что это последний раз, но…
– Общество Провидцев, – несчастным тоном сказал Эд. – Они в основном
– …теперь ты опять принялся за старое. С чего ты взял, что я вместо свидания соглашусь отправиться на митинг возрождения религии, Крошка Эд Уандер?
Эд принялся торопливо объяснять. Он сказал, что отправил бы вместо себя Маллигэна, если бы это не было поручение Общества Стивена Дикейтьюра. Он сказал, что подумал, что Элен будет в восторге от возможности выполнить свой долг перед Обществом. Он сказал, что они смогут уйти тотчас же, как только она пожелает. Он сказал, что распознает подрывной элемент с первых слов его речи. Он сказал, что всю жизнь только тем и занимался, что разоблачал красных. Он сказал, что распознал в двух своих одноклассниках скрытых коммунистов еще в третьем классе.
Последнее ее доконало, и она состроила ему недовольную гримасу.
– Ну ладно, умник. Следи только, чтобы папа не услышал, как ты валяешь дурака. Он к этому обществу относится серьезно.
Позже, когда они уже сидели в фольксховере, Элен спросила:
– Когда ты уже избавишься от работы в это кошмарное время, Крошка Эд? Мне казалось, идея была дать твоей передаче окрепнуть, а потом перевести ее на телевидение и пустить по воскресеньям утром.
– А-ну, – сказал Эд, – я предполагал именно так. Но старина Толстяк Маллигэн почему-то не соглашается. Он просто не понимает, сколько народу интересуется этой ерундой. Чуть ли не каждый человек в нашей стране верит в те или другие сверхъестественные штуки. Именно такие ребята готовы просидеть половину своей жизни перед ящиком для идиотов. – Эд откашлялся.
– Послушай, если бы ты попросила отца намекнуть…
– А, папу не очень заботит телерадиостанция, – сказала Элен без интереса. – То, что она ему принадлежит, – еще не причина. Ему много чего принадлежит. Вот общество его интересует по-настоящему.
Они добрались до пустыря на окраине города. Почти точно в центре пустыря располагалась средней величины палатка. Только подобравшись ближе, они разглядели, что за ней прячется еще одна.
– О, матерь божья! – протестующе воскликнула Элен. – Неужели там кто-то живет внутри – как цыгане?
В месте, предназначенном для парковки, машин было немного. Эд опустил машину рядом с остальными и погасил фары.
– Похоже, они уже начали, – сказал он.
– Когда у тебя будет настоящая машина, Крошка Эд? – сказала Элен. – Я себя чувствую тараканом, когда выкарабкиваюсь из этой штуки или забираюсь в нее.
Протискиваясь к дверце из-под руля, Эд беззвучно пробормотал:
– Когда я разбогатею, милая. Когда разбогатею.
Он взял ее под руку и направился туда, где, похоже, был вход в больший из полотняных шатров.
Элен сказала:
– Не забывай, что мы собрались зайти туда и выйти обратно так быстро, что они увидят вместо нас туманное пятно.
На входе был приемный комитет, две особы среднего возраста и девушка. Нельзя сказать, что они преграждали путь в буквальном смысле слова, но все же проще было задержаться.
Одна из особ скорчила гримасу, которая, вероятно, означала улыбку и спросила:
– Кто вы, добрые души? Пилигримы на пути в Элизиум?
Эд мгновение подумал, прежде чем ответить:
– Вряд ли.
– Могу точно сказать, что я – нет, – ответила Элен.
Избавление пришло с неожиданной стороны. Девушка из приемного комитета мягко рассмеялась и сказала:
– Да, боюсь, что вы не пилигримы – пока, по крайней мере. – Она протянула руку. – Я Нефертити Таббер. Сегодняшний оратор, Говорящий Слово,
– мой отец.
– Не только сегодняшний, – вмешалась одна из особ. – Иезекиль Джошуа Таббер – единственный Говорящий Слово. Наставник пути в Элизиум.
– Любой может нести учение людям, Марта, – мягко сказала Нефертити.
– Я перестала понимать, о чем речь, – сказала Элен. – Давай войдем и посмотрим представление.
Эд Уандер пожал протянутую девушкой руку. Она оказалась одновременно твердой и мягкой, и это его смутило. Девушка улыбнулась им вслед. Эд последовал за Элен в палатку. Она направилась к переднему ряду стульев. Уандер подумал, что Элен собралась хулиганить. Он сам сел бы сзади.
Митинг уже начался. Некоторое время вновь прибывшие не слушали оратора. Помогая Элен снять пальто и устроиться на шатком складном стуле, Уандер всей душой желал, чтобы ничего не случилось. Два десятка человек, которые составляли аудиторию, не производили впечатления фанатиков, готовых сжечь живьем каждого, кто не разделяет их убеждений. И все же митинг возрождения религии был последним местом, где Эду хотелось затевать беспорядки.
Элен сказала громким театральным шепотом:
– С этим бобровым мехом он похож больше на Авраама Линкольна, чем на проповедника.
– Шшш, – сказал Эд. – Давай послушаем, что он говорит.
Кто-то позади тоже шикнул, и Элен повернулась посмотреть, кто это. Собственно говоря, решил Эд, Элен права насчет его внешности. В старике, стоящем на возвышении, действительно было нечто линкольновское – высшая красота, проступающая сквозь некрасивость черт. И безграничная печаль.
Он говорил:
– …неважно, каким образом организована система представления или делегирования правительственной функции, в любом случае происходит отчуждение части свобод и средств граждан…
Элен сказала Эду, не поворачивая головы:
– Что это на нем надето? Костюм из джутового мешка?
Эд сделал вид, что не слышит.
– …все партии без исключения, поскольку они стремятся к власти, представляют собой разновидности абсолютизма.
Элен выхватила эту фразу и громко спросила:
– Даже коммунистическая партия?