Нефертити и фараон. Красавица и чудовище
Шрифт:
Как всегда красивая, как всегда лучше всех, но перед фараоном и царедворцами стояла совсем другая Нефертити. И это было понятно с первого взгляда. Ее красота словно стала жестче.
Никому невдомек, что теперь Нефертити знала тайну своего рождения и многое из того, о чем не подозревала и на что предпочитала закрывать глаза, живя с мужем в чудо-городе. Постоянные беременности тоже не слишком располагали к серьезным занятиям делами, и необходимости в этом не было. Мутноджемет права: в лучшем случае Нефертити показывалась рядом с мужем на торжественных мероприятиях, а последние два года и вовсе почти не покидала свои покои. Царева жена, хотя ее упоминали или изображали едва ли не чаще самого фараона. Неудивительно, создавать изображения красивой царицы куда приятней, чем ее уродливого мужа.
Но сейчас Нефертити мало интересовали собственные изображения и удивление присутствовавших в зале. Ей нужно успеть выполнить задуманное, пока соперница не пришла в себя.
Эхнатон уже начал приподниматься, чтобы самому подойти к жене и обнять ее – прошло время, и он осознал, насколько соскучился по стройному телу Нефертити, ее маленькой, упругой, несмотря на годы и шестерых дочерей, груди, ее рукам, волосам, глазам, ее чарующему голосу… Какая Кийе может сравниться с этим чудом?! Как жаль, что он обидел Неф, столько времени потеряно!.. Быть может, она простит его и родит еще одного ребенка, даже если это будет седьмая дочь!
Но Нефертити не дала фараону ни подняться, ни что-то сказать. Приветствовав его, царица вдруг спросила:
– Будет ли мне позволено говорить о деле государственной важности?
Тон не допускал возражений, попробовал бы не позволить! Эхнатон, настроенный на примирение с любимой супругой, чуть растерялся:
– Государственной?..
– Да! – Нефертити понимала, что не должна дать фараону увильнуть в сторону, иначе эффект неожиданности пропадет. Краем глаза она заметила, что Кийе приподнимается со своего кресла, видно, собираясь уйти, и сделала останавливающий жест, не поворачивая в ее сторону головы: – Это касается прежде всего царицы Кийе, твоего соправителя, поэтому пусть останется.
Эхнатон послушно повторил жест Нефертити, он уже попал под власть этих глаз и этого голоса. Если царица желает сначала что-то сказать в присутствии Кийе, пусть говорит. Чем скорее скажет, тем скорее они останутся наедине. Фараон так истосковался по Неф!..
Кийе с досадой опустилась на сиденье. Сейчас царицы разительно отличались друг от дружки. Нефертити стояла тонкая, стройная, с гордо вскинутой изумительной красоты головкой на длинной лебединой шее. А Кийе сидела расплывшаяся, бесформенная, с толстыми щеками, потная от жары…
Нефертити сделала знак, и к ней приблизился Туту, услужливо вложив в руку какие-то свитки.
– Ваше величество, у меня в руках письма ваших подданных правителей Тунипа и Симиру, в которых они много месяцев просили у вас помощи, предрекая, что, если ее не будет, города окажутся в руках ваших врагов.
Эхнатон нахмурился: какое дело Нефертити до Тунипа и Симиру? Он хотел слышать из уст жены совсем другое. Но Нефертити говорила слишком напористо, чтобы ее можно было остановить простым жестом, и начинать новую ссору тоже не хотелось. Пришлось слушать.
– Так и произошло. Это все потому, что письма не попали к тебе, пер-аа. – Нефертити перешла на «ты» и сделала небольшой шаг, приближаясь к фараону. – Туту вынужден был отдавать их ей! – Указующий перст красивой руки ткнул в сторону Кийе. Та замерла, пытаясь сообразить, в чем дело, а Нефертити продолжила, повышая голос: – Царица Кийе не просто скрывала от тебя истинное положение дел, она связана с твоими врагами! Воспользовавшись тем, что ты сделал ее соправителем, царица поступала в угоду хеттам! В результате, – Нефертити вынуждена была почти кричать, потому что опомнившаяся Кийе завизжала, как поросенок, над которым занесли нож, – в результате пограничные города захвачены хеттами!
Нефертити преувеличивала, города были захвачены не хеттами, а проклятым Азиру, который ловко лавировал между правителем хеттов Суппилулиуме и Эхнатоном, готовый в любой момент предать любого из них. Но сил и намерения прижать Азиру у Эхнатона не было, потому тот уже склонялся к хеттам. Фараону сейчас это было не важно.
Бледное лицо Эхнатона пошло красными пятнами, больших врагов для Кемет, чем хетты, просто не было, они сродни ненавистным гиксосам, под гнетом которых страна страдала столько лет! Фараон приподнялся со своего места, и тут ему на глаза попался Туту.
– Ты… Это правда?!
Перепуганный сановник уткнулся лицом в пол, мысленно прощаясь с жизнью, но его заслонила собой Нефертити. Подавая свитки фараону, она чуть попеняла:
– Стоит ли обвинять Туту, ведь он не прятал писем, а передавал их царице Кийе. Не его вина, что царица действовала в интересах твоих врагов, Единственный.
– Убью! – взревел Эхнатон.
Кийе захлебнулась визгом. Какие письма?! Какие хетты?! Она понятия не имеет, кто такой Симиру! Но ее уже никто не слушал.
Нефертити снова попеняла мужу:
– Пожалей мать своей дочери, пер-аа. Достаточно просто лишить ее власти, чтобы больше не смогла навредить тебе и Кемет.
– Уведите, – устало махнул рукой Эхнатон. У него участилось дыхание, по прежним годам Нефертити поняла, что сейчас последует приступ. Разобраться со свергнутой соперницей она успеет, а пока фараон не повалился в судорогах, нужно сказать еще кое-что.
– Пер-аа, кроме расследования измены я принесла и хорошие новости. Твой брат царевич Семнехкаре желает взять в жены нашу дочь Меритатон. Она вполне достигла возраста невесты. Этот брак одобрила в конце жизни царица Тийе. Я думаю, ты согласен?
Последнее, что успел прохрипеть Эхнатон сквозь стиснутые спазмом зубы: «Да…» Глаза его закатились, а тело начало содрогаться. Приступы падучей уже были привычны для слуг, и те быстро принялись за дело, разжимая Эхнатону зубы, укладывая, чтобы не разбил голову или не покалечился. Помощь Нефертити здесь не была нужна, она сама приучила слуг делать все быстро и правильно, помочь ничем не могла, а потому повернулась к Кийе, которая тоже едва не билась в истерике на полу, пытаясь вымолить снисхождение у беспамятного мужа.