Нефертити и фараон. Красавица и чудовище
Шрифт:
Вот так же он смотрел тогда, когда пер-аа разозлился. Но после этого скульптор создал ее портрет, который царице очень понравился и который Эхнатон не любил. Нефертити поняла, что скульптор смотрит не на царицу, а на модель своего будущего произведения. Ее губы чуть тронула улыбка, такой взгляд позволителен даже без особого разрешения.
Царица еще раз обвела взглядом собравшихся и вдруг поманила к себе Тутмеса. В зале мгновенно стало тихо. Отдать распоряжения главному скульптору фараона можно и без свидетелей, если Нефертити делает это так демонстративно, значит, желает, чтобы все слышали. Царедворцы обратились в слух, боясь пропустить малейшую интонацию правительницы.
– Тутмес, теперь, когда царица Кийе вернулась в гарем (лучше бы в реку к крокодилам! – добавили глаза), Северный дворец больше ей не принадлежит. Следует сбить все картуши с ее именем и высечь новые. – Нефертити сделала паузу, явно призывая к вниманию, хотя уши царедворцев и без того вытянулись, а в зале стих даже шепот. – Новым именем будет имя Меритатон! Дворец теперь принадлежит царевне!
По залу пронесся вздох:
– Ох!
Никто не ждал, что царица отдаст такое чудо дочери, ведь сам дворец строился для нее и по ее пожеланиям. А Тутмес вдруг понял: она просто не сможет жить в покоях, оскверненных соперницей!
Скульптор склонился перед правительницей:
– Твое повеление будет исполнено немедленно…
Она даже договорить положенные слова поклонения не дала, повысила голос:
– Это не мое повеление, Тутмес, это воля Единственного, будут дни его вечны.
– Конечно, конечно… – зашелестело по залу. Единственный мудр, как всегда… его воля – это воля самого Атона…
Нефертити стало противно, несколько дней назад эти же люди возвеличивали ее соперницу, а теперь готовы выполнять любое ее пожелание. Царица поднялась.
– Я вас больше не задерживаю. Когда пер-аа изъявит желание кого-либо видеть, вас позовут.
Маленькая фигурка, прямая спина, синяя корона… Тутмес почему-то подумал, что эту корону тяжело носить, должна сильно уставать шея. Ему стало жаль лебединую шею царицы, а еще очень сильно захотелось запечатлеть нынешнюю Нефертити и поставить рядом с той, первой, еще юной и трогательной.
Вернувшись домой и коротко пересказав новости обомлевшим помощникам и домочадцам, скульптор отправился в мастерскую, руки сами потянулись к глине – передать впечатление от новой царицы. Тутмес забыл о времени, он закрывал глаза, вспоминая облик Нефертити, и снова брался за материал.
Когда вечером супруга зашла поинтересоваться, собирается ли Тутмес отправляться спать, она даже замерла от изумления:
– Кто это?
Скульптор усмехнулся:
– Царица.
– Нефертити?
– Конечно, сейчас у нас другой нет.
– Неужели она так изменилась? – почему-то шепотом спросила женщина.
– Да, Ийи… И я не знаю, хорошо это или плохо.
Жена долго разглядывала творение рук скульптора, потом чуть сокрушенно покачала головой:
– Сейчас другой быть нельзя.
Тутмес подумал, что она совершенно права. Останься Нефертити мягкой и терпимой, какой была раньше, на троне сейчас сидела бы Кийе, а сама Главная царица уже, пожалуй, и не была бы Главной.
Похожие разговоры и обсуждения велись во всех домах Ахетатона. Вернувшиеся с приема сановники шепотом пересказывали тем, кому доверяли, свои впечатления от новой Нефертити и пытались решить, как теперь себя вести. Хотя что решать? Царица не внесла особых изменений, а уж жизнь Ахетатона и вовсе осталась прежней.
Тутмес был не совсем прав, Нефертити еще не стала такой, какой изобразил ее скульптор. Такой – властной и даже надменной – она будет позже, когда совсем возьмет власть в свои руки. Но гениальный скульптор предвосхитил начавшиеся в царице изменения и создал бюст будущей Нефертити так, как когда-то создал очаровательную скульптурку юной царицы, ни разу не видев таковую. Прозрение художника, не иначе.
Тутанхатон охотился. Затаившись за кустом, он выслеживал львов. В руках мальчика игрушечный лук со стрелами, наконечники которых затуплены во избежание неприятностей. Но такая мелочь не смущала царевича, он увидел львов, целый прайд! Впереди шествовала львица, а за ней, заискивая, спешили самцы.
Мальчик натянул тетиву, не обращая внимания на свистящий шепот своего наставника, покрывшегося потом не столько из-за жары, сколько от ужаса:
– Ваше высочество, что вы делаете?! Ваше высо…
Договорить не успел, тенькнула тетива, и завопил придворный, держась рукой за зад, в который попала стрела.
Все обернулись в сторону бедолаги Джедхора, оказавшегося объектом охоты Тутанхатона, а сам царевич выскочил из кустов с воплем восторга:
– Я попал! Я пронзил этого свирепого льва первой стрелой!
Толстый Джедхор, с вымученной гримасой державшийся за пострадавший зад, не был похож на свирепого льва ни в малейшей степени. Нефертити с трудом удалось сдержать улыбку, но поощрять такое поведение племянника она тоже не собиралась.
– Тутанхатон, отправляйся в свои покои и не смей выходить, пока я не позволю!
Сняв с пальца массивный перстень, Нефертити протянула его бедолаге Джедхору, мысленно отметив, что тот так и не стал тоньше с самых детских лет.
– Надеюсь, Джедхор извинит царевича за его недостойный поступок?
Царедворец пал ниц, принимая подарок. Покосившись на остальных, Нефертити поняла, что ради такого знака ее внимания большинство окружающих были готовы подставить и свои зады.
Тутанхатон, с досадой оглянувшись на взрослую процессию, продолжившую свое движение, со вздохом поплелся в свои покои. С нынешней тетушкой не поспоришь…
А Нефертити вдруг серьезно задумалась о будущем самого Тутанхатона. Пока Кийе ходила беременной, ничего загадывать не стоило, было ясно, что одной из дочерей Нефертити предстоит стать женой будущего сына толстухи. Это тоже немало расстраивало царицу, вдруг сын будет похож на мать или отца? А на кого же ему быть похожим? Тогда будущий супруг одной из ее дочерей грозил быть толстозадым и больным! Но Кийе родила дочь, и это многое решило.