Нефритовый трон
Шрифт:
— Почти восемь! Что вы на это скажете?
— От всей души поздравляю вас! — ответил Лоуренс. — Не думал я, что это возможно; она превосходит все ожидания. — На самом деле он сожалел, что они стали двигаться с большей скоростью — чувство, которого он прежде никогда не испытывал. В бытность свою капитаном корабля он не стремился достичь невозможного, полагая, что с королевской собственностью так обращаться негоже, но, как всякий моряк, любил показать свое судно во всей красе. В то время он искренне разделил бы с Райли его ликование и ни разу не оглянулся бы на тающий позади остров.
В честь новообретенной
После этого шквал тут же умчался прочь, небо окрасилось в голубые и розовые тона, волнение стало для «Верности» почти незаметным. Свет еще позволял почитать, но тут на палубу высыпали китайцы. Слуги под руки вывели из каюты Лю Бао и доставили его через квартердек и бак на прогулочную территорию. Пожилой посол сильно изменился с тех пор, как его видели в последний раз, сбавил добрый стоун [10] веса и заметно позеленел. Лоуренс почувствовал невольную жалость к его страданиям. Лю Бао опустился на принесенный для него стул и подставил лицо прохладному влажному ветру, но лучше ему явно не становилось. Когда ему предложили какое-то блюдо, он только рукой махнул.
10
1 стоун = 6,35 кг. — Примеч. ред.
— Он ведь может умереть с голоду? — спросил Отчаянный, движимый больше любопытством, чем состраданием.
— Надеюсь, что нет, хотя для первого морского путешествия он несколько староват, — ответил Лоуренс и добавил: — Сходите за мистером Поллитом, Дайер, и попросите его подняться сюда.
Вскоре Дайер вернулся с корабельным врачом. Поллит ходил с Лоуренсом на двух его кораблях и потому пренебрег церемониями. Отдуваясь, он плюхнулся на стул.
— Да, сэр, что такое? Нога?
— Нет, мистер Поллит, нога лучше. Меня беспокоит здоровье китайского джентльмена. — Лоуренс показал на Лю Бао, и Поллит немедленно сделал вывод, что если тот будет худеть так стремительно, то вряд ли дотянет и до экватора. — Мореплаватели они неопытные и вряд ли знают средство от морской болезни столь злокачественного вида. Не подберете ли ему какое-нибудь лекарство?
— Он не мой пациент, и я не хотел бы услышать, что лезу не в свое дело. Едва ли их медики отнесутся к подобному вмешательству благосклоннее наших. Тем не менее я бы прописал ему сухари. От них желудку, как правило, никакого вреда, чего я не могу сказать об иноземной кухне. Сухари и, возможно, легкое вино — уверен, что это поставило бы его на ноги.
Лю Бао скорее всего привык к «иноземной кухне», но Лоуренс не стал возражать. В тот же вечер он послал китайцу большой пакет сухарей, из которых Роланд и Дайер с великой неохотой выбрали всех долгоносиков. В придачу он оторвал от сердца три бутылки очень легкого
После этого жеста Лоуренс почувствовал себя не совсем ловко. Он говорил себе, что сделал бы то же самое для любого другого, но в глубине души сознавал, что действует расчетливо, надеясь получить какую-то выгоду. О конфискации кораблей Ост-Индской компании он помнил не хуже любого матроса, провожающего китайцев угрюмым взором.
— В этом ведь нет их вины, — оправдывался он перед Отчаянным, — как не было бы моей, если бы наш король поступил сходным образом с ними. Раз наше правительство это дело замалчивает, вполне понятно, почему китайцы относятся к нему так легко. И они-то по крайней мере честно обо всем рассказали.
Эти рассуждения звучали не совсем убедительно, но что было делать? Он не мог сидеть сложа руки и на Хэммонда тоже положиться не мог. У Лоуренса сложилось впечатление, что дипломат при всех своих талантах не очень-то старается сохранить Отчаянного для Англии — дракон для него служит всего лишь разменной монетой. Переубедить Юнсина нечего и надеяться, но можно попытаться привлечь на свою сторону других послов. И если ради этого нужно поступиться собственной гордостью, то цена не столь высока.
Дальнейшие события подтвердили, что он действовал верно. Назавтра Лю Бао снова вылез из каюты и как будто немного поздоровел. На следующий день он послал за переводчиком и пригласил Лоуренса на свою сторону палубы. При нем находился один из посольских поваров. Его собственный врач, сообщил Лю Бао, посоветовал ему употреблять сухари со свежим имбирем, и они сотворили настоящее чудо. Он хотел бы знать, как можно их изготовить.
— Нужно взять муку, добавить немного воды — боюсь, это все, что я могу вам сказать. Они пекутся не на борту, но уверяю вас, что нашего запаса хватит не на одно кругосветное путешествие, а на два.
— Мне и одного более чем достаточно, — ответил Лю Бао. — Не пристало старику уезжать так далеко от дома и странствовать по волнам. На этом корабле я даже пары лепешек не в силах был съесть, но сухари! Сегодня я поел еще рисового отвара с рыбой, и меня ничуть не тошнит. Очень вам благодарен.
— Рад, что оказался полезен вам, сэр. Вы в самом деле выглядите гораздо лучше.
— Это весьма учтиво с вашей стороны, хотя и не совсем правда. — Лю Бао поднял руку, показывая, как висит на нем его нарядный кафтан. — Мне нужно хорошо потолстеть, чтобы стать прежним.
— Могу ли я в таком случае пригласить вас завтра к обеду? — Лоуренс счел пробудившийся аппетит вполне приличным предлогом для следующего шага. — У нас праздник, и я угощаю своих офицеров. Окажите мне честь и приведите с собой всех ваших соотечественников, которые пожелают прийти.
Этот обед прошел намного удачнее первого. Для Грэнби праздничные блюда оставались пока под запретом, но лейтенант Феррис проявил себя как настоящая душа общества. Молодой и энергичный, он был назначен командиром верховой команды Отчаянного совсем недавно, отличившись при Трафальгаре. В обычных обстоятельствах он мог надеяться стать вторым лейтенантом разве что через пару лет, но сейчас заменил беднягу Эванса, которого отослали домой, и явно стремился сохранить за собой эту должность.