Нефть в обмен на девушку
Шрифт:
Противники катались по полу, круша мебель, наверху оказывался то один, то другой, но все попытки Аббаса избавиться от железной хватки были бесполезны. Барри как вцепился в горло врага, так и не отпускал, только крепче сжимая пальцы. Постепенно Аббас стал слабеть и, когда Барри удалось придавить его к полу, уже не смог отбиваться, а только судорожно скреб ногтями по рукам, несущим смерть. Филатов видел его перекошенное лицо, слышал тяжелое дыхание, переходящее в хрип, и какая-то часть сознания протестовала – нельзя убивать человека! Но остальной Филатов не желал этого слышать и знать. Кровь за кровь, смерть за смерть!
Наконец Аббас затих, его руки с тяжелым стуком упали на пол. Барри как-то странно выдохнул и завалился на бок, точно сломанная кукла. В первый момент Филатову показалось, что он сейчас встанет и скажет что-нибудь вроде: «Ну и повозиться мне пришлось!», но потом Филатов понял – Барри ничего не скажет и никогда не встанет. Слишком серьезное ранение, слишком большая потеря крови. Непонятно, как он вообще в таком состоянии смог справиться с Аббасом…
Глава 28
Борьба закончилась, Барри и Аббас лежали неподвижно, вокруг растекалась кровь. Филатов смотрел на мертвых. Ему доводилось видеть смерть, но насильственную – никогда. Только сейчас он осознал, как зыбка и тонка преграда, отделяющая человека от небытия. Вот он вроде бы есть – дышит, говорит, двигается, а вот его уже нет. Совсем нет. На Филатова вдруг навалилась страшная слабость. Он почувствовал, как комната покачнулась и пол стал уходить из-под ног. Чудовищным усилием воли Филатов сделал несколько неверных шагов и, едва успев привалиться к стене, сполз вниз. Он не был ранен, но…
Филатову было очень жалко Тинни, такую молодую, красивую, любимую. Женщину, которая среди бед и войны просто хотела найти немного счастья. Но она умерла. Умерла случайно и как-то глупо. Про смерть дочери вообще не хотелось думать. Филатов вспомнил не доеденное Зоюшкой мороженое, вспомнил, как она украдкой проглотила последний кусочек, как послушно пошла за Тинни.
Филатов обхватил голову руками и застонал. Он понимал, что переживет все это, свыкнется, человек вообще живучее существо, но сейчас ему хотелось только одного – отключиться, впасть в спасительное забытье. А еще он понимал, что цэрэушник Барри погиб, спасая его. Вот так бывает – всю жизнь ругал американцев, а сегодня они его спасли.
И забытье пришло. Это было похоже на сон – он вроде бы осознавал себя, видел комнату, видел лежащих Барри и Аббаса, но все это казалось таким далеким, туманным, что почти не беспокоило. В голове зазвучали тысячи голосов, они что-то говорили Филатову, но все сразу, и он ничего не понимал. Разрозненные отрывки воспоминаний, похожие на кадры порванной пленки, возвращали его то в Москву, то в Багдад, точно вся прожитая жизнь пробегала перед глазами.
«Наверное, я умер…» – подумал Филатов, и эта мысль показалась ему облегчением.
А потом в комнату кто-то вошел, но Филатов не придал этому значения – теперь ему было все равно. Вошедший склонился над Барри, перешел к Аббасу, а вслед за ним появилась Зоюшка, испуганная, растерянная.
«Вот мы и встретились! – обрадовался Филатов. – А я еще думал, что после смерти ничего нет!»
Зоюшка увидела его, вскрикнула и, стараясь держаться подальше от лежащих тел, подбежала к нему. Филатов потянулся к ней и почувствовал в руках живое, осязаемое тепло.
– Папа, папочка! – Дочка упала рядом с ним на колени, обняла, и ее горячие слезы точно обожгли лицо Филатова.
Нет, он не умер, ведь мертвые ничего не чувствуют! А значит, и Зоюшка жива!
– Как ты? – спросил знакомый голос.
Это был Нидаль. Он склонился к Филатову и делал что-то с его рукой, кажется, проверял пульс.
– Зоюшка, девочка моя! – вырвалось у Филатова.
Он вцепился в дрожащее тельце, прижал к себе и заплакал. Нидаль тронул его за плечо:
– Нам надо уходить отсюда!
Филатов замотал головой – куда уходить, зачем? Зоюшка здесь, рядом, и ему больше ничего не надо. Но Нидаль продолжал настаивать:
– Да посмотри ты вокруг! Здесь нельзя оставаться!
Сознание окончательно вернулось к Филатову, а вместе с ним пришло понимание – Нидаль прав. Если их застанут здесь, среди мертвых тел, то первым делом арестуют. Это в Москве он депутат, лицо неприкосновенное, а здесь – подозреваемый в двух убийствах. А это означает арест, тюрьму и долгое разбирательство, на время которого Зоюшка останется совершенно одна в чужой стране. Не выпуская дочку из рук, Филатов встал. Непонятно откуда взявшаяся сила наполняла тело.
– Идти сможешь? – спросил Нидаль.
– Смогу! – ответил Филатов.
Он в последний раз обвел взглядом комнату – смятые цветы, поломанная мебель, разбросанные игрушки, два неподвижных тела – и мысленно простился со славным парнем Барри. Веселый толстяк оказался настоящим героем!
Все, можно было уходить. Они быстро спустились по лестнице, вышли на улицу и сели в машину – Филатов с Зоюшкой назад, Нидаль за руль. Никто не встал у них на пути, даже не задал лишнего вопроса.
«Я же сказал хозяину, что у нас будет шумный праздник! – догадался Филатов. – И мешать не велел. Вот он и затаился!»
Он усмехнулся – его необдуманная шутка сейчас работала на них, давая время скрыться. А Нидаль уже завел мотор и, стараясь не привлекать к машине внимания, спокойно доехал до причала и свернул в город. Зоюшка висела у папы на шее, точно маленькая обезьянка, и тихонько хлюпала носом. Филатов гладил ее по волосам, шептал какие-то нежные слова и, честно говоря, все еще не верил до конца, что они вместе. Это было необъяснимое, невероятное чудо, и он боялся его спугнуть неосторожным движением или словом.