Нефть
Шрифт:
Потом, ближе к ночи, зыбкий лифт, ржаво поскрипывая, доставлял его на крышу, и там, на террасе открытого ресторана, окутанной горячим дыханием окрестных крыш, остывающих в короткой ночной прохладе, он завершал день, отдавая предпочтение Dry Martini… Впрочем, все это, безусловно, предмет для другой, отдельной истории. Эта — началась в «El Floridita», теплым январским полднем января 2007 года.
Яркое солнце в небесах и прохладный свежий ветер Атлантики дарили этой зимней Гаване редкую в здешних местах благодать солнечной свежей прохлады. Яркой и радостной. В «El Floridita», впрочем, обязательный полумрак. И — шумная, зыбкая, осязаемая
Стоило бы, возможно, увековечить в бронзе хрупкий бокал маргариты. Но что сделано — то сделано, как известно. Бронзовый Хэм обосновался навек в углу у стойки, густо облепленной туристами. Напротив — прямо у входа крохотный оркестрик пожилых усталых мачо бесконечно лабает что-то свое, ритмичное и мелодичное одновременно. Внимание туристов разрывается между бронзовым Хэмом, пожилыми музыкантами, грузным седым барменом и обязательным здешним дайкири. Туристы спешат — фото с классиком, фото с барменом. Жизнерадостно дрыгнуться под ритмичные гитарные переборы, проглотить дайкири, едва не задохнуться, потому что в бокале на две трети — сплошной дробленый лед, и разомлевшая в тепле глотка немедленно отзывается испуганным лихорадочным спазмом. Сглотнуть, перетерпеть. Бежать дальше.
Бармен — грузный, неулыбчивый белый старик. Потомок колонизаторов, чудом избежавший сочных индейских, креольских и африканских примесей в своей голубой испанской крови. Короткий седой бобрик, надменные очки в тонкой золотой оправе. Туристам — туристово, чего бы ни требовал бизнес и искрометное карибское гостеприимство. И дайкири — соответственно. Безусловно правильный дайкири, до меньшего он не опустится даже в самом страшном сне. Но не более. Другое дело — те, кто за столиками в крохотном зале в дальнем — от стойки — углу. Там — ценители и знатоки. Возможно — Хемингуэя, но по большей части — дайкири. К ним, временами, когда вдруг схлынет поток торопливых туристов, он уходит, оставляя свой пост у стойки, пропустить стаканчик-другой, переброситься парой фраз о чем-то, неспешном и, вероятно, совсем не важном. А возможно — напротив — чрезвычайно важном, о чем только и можно узнать именно так, походя, невзначай. В полумраке старого бара, затерянного в узких улочках колониальной Гаваны. Мне повезло. Я — там, за маленьким красным столиком. Время течет незаметно. Час, два, три? Вероятно.
Ранним утром такси забрало меня из Варадеро. Пару часов в дороге, и сразу — сюда, в паутину тонких, изломанных улиц, в «El Floridita». Здесь у меня была назначена новая встреча. С ним. «Моим человеком в Гаване». Впрочем, о нем мы — как прежде — ни слова не скажем сегодня. Как и в прошлый раз. О чем другом — сколько угодно. А о Фиделе, к примеру? Понятно же, что у всех здесь на уме. Хотя и не на устах, конечно.
— В Госдепе сейчас лихорадочно перетрясают кадровый резерв. Листают папку.
— «Папку Мадлен»?
Настает мое время задохнуться ледяным дайкири. И вспомнить пресловутую «парность случаев». Гипотезу спорную, теоретически — бездоказательную совершенно. На практике же — доказанную многократно. Суть ее в том, что некое
Встречи с одноклассником, которого не видел много лет, и вслед за ней — очень скоро, неожиданно и тоже случайно свидания с первой учительницей, которая вас — между прочим — с тем самым одноклассником усадила однажды за парту. Первого сентября безумно далекого теперь уже года. До редчайших в мировой практике катаклизмов, которые — в силу все той же загадочной теории — тоже, оказывается, «ходят парой». Теперь она, «парная теория», явилась мне во всей красе. Неожиданно, как, впрочем, ей и полагается. Про «папку Мадлен» рассказали мне совсем недавно в Москве. И про «кадровый резерв Вашингтона». Тема была моя любимая, про «теорию заговора», в которую я — как известно — не верю. Потому — собственно — и зашел разговор. Про заговоры. Происки. И «папку Мадлен». Он слегка морщится. То ли — не жалует Мадлен. То ли — досадует на меня.
— Ну, Мадлен… величина переменная. Было время — была папка Збигнева… И так — по восходящей. До папки — Алана.
— Какого Алана?
— Даллеса.
— А-а-а… — Я изо всех сил старалась скрыть разочарование. — Это из серии «план Даллеса по развалу СССР»? Было еще «секретное приложение к плану Маршалла»? Я знаю автора.
— И я знаю. Но то, что некий известный нам обоим автор написал некий, широко известный документ, вовсе не означает, что некто третий не вынашивал намерений, упомянутых в документе.
— То есть план действительно существовал?
— То есть вы спрашиваете меня, существует ли практика, когда соответствующие структуры одной сверхдержавы пытаются моделировать экономическую, общественно-политическую, социальную и прочие ситуации в другой сверхдержаве сообразно со своими геополитическими интересами? И управлять этими ситуациями, по мере собственных возможностей и в соответствии с практикой, сложившейся в данный момент? — он даже улыбается, настолько идиотским оказался мой вопрос в такой интерпретации.
— Практика, безусловно, существует. Странно было бы другое. Кстати, что значит: «в соответствии со сложившейся практикой»?
— То, что сверхдержавы, как правило, руководствуются не нормами права, а одномоментной практикой решения тех или иных вопросов, сложившейся на основе: а) собственной внутренней ситуации, б) баланса взаимоотношений между ними. Иными словами, что позволяют им внутренние и внешние оппоненты. Была вот когда-то практика — намеревались высадить в почву десяток ракет с ядерными боеголовками, тут, неподалеку, как капусту в собственном огороде. Сегодня сложившаяся практика — это Ирак. Изменится ситуация — сложится другая практика.
— А изменится?
— Всенепременно. Уже меняется. Притом ощутимо. Но я не занимаюсь политическим прогнозированием.
— А политическими воспоминаниями?
— В разумных пределах.
— Тогда — почему именно «план Даллеса» или «план Маршалла»…
— Но разве Даллес и Маршалл не возглавляли в свое время те самые соответствующие структуры?
— Но в той редакции, в которой гуляли эти планы по советским кухням?…
— А эта редакция — не технический ли вопрос из области внутренней контрпропаганды? И пропаганды. Это, кстати, уже ваша епархия. Вам ли не знать?