Нефть!
Шрифт:
Как это случилось? Может быть, их видел кто-нибудь случайно на террасе? Или Ви проговорилась Аннабели? А может быть, слишком уже ярки были те лучи счастья, которые лились из глаз юной четы? Как бы то ни было, но на следующий день, их тайна перестала, очевидно, быть тайной, и в "Монастыре" царила праздничная атмосфера. Никто, конечно, не заходил так далеко, чтобы осыпать молодую чету рисом или бросать ей вслед старый башмак, или привязывать белые ленты к экипажу, в котором они ехали. Но лица присутствующих сияли дружескими улыбками, и в веселых, добродушных подтруниваниях и шутках не было недостатка.
Аннабель была в полном восторге. Это был ее план. В тот самый день, когда она услышала от Верна о молодом нефтяном принце, она решила немедленно познакомить его со своей подругой и сделать со своей стороны все
Как это ни странно, Бэнни, вернувшись домой, нашел и своего отца в таком же праздничном настроении духа. Точно атмосфера "Монастыря" проникла и к нему. Неужели Верн, этот старый плут, успел уже телефонировать новость своему приятелю? Как бы то ни было, м-р Росс сиял от удовольствия, и Бэнни ясно читал его мысли.
М-р Росс видел как-то Ви Трэсси на сцене, и она ему очень понравилась. И это ведь была не заурядная актриса, но звезда кино! Было чем похвастаться. Это как раз самая подходящая карьера для молодого нефтяного принца, вполне соответствующая всем аристократическим традициям. По крайней мере, у него будет теперь в голове не одно только его глупое увлечение большевизмом.
Бэнни был уверен, что именно так думал его отец.
Потом м-р Росс принялся делать "тонкие" намеки на случившееся, и его ловкость можно было сравнить в этом отношении с ловкостью взрослого носорога. Встречался ли Бэнни это последнее время в "Монастыре" с Ви Трэсси? Не правда ли, это была совсем редкая девушка по живости, энергии и необычайной трудоспособности? Верн говорил ему, что она получает до четырех тысяч долларов в неделю. И при этом ее голова работала лучше, чем головы многих деловых мужчин. Когда начала свою деятельность фирма "Консолидированного Росса", она пришла к Верну и спросила его совета и, услыхав от него, что это дело верное, принесла ему не более и не менее как чек на целых пятьдесят тысяч долларов, прося купить на все эти деньги акций по их номинальной цене. И теперь они увеличились втрое, и Ви говорит, что Верн спас ее от участия в целых шести новых картинах… Да, удивительная девушка!
Так тонко намекал на это событие старый носорог.
Не замедлила узнать об этом и Берти. Ей сказал Чарли Норман (один из ее приятелей, который был в близких отношениях с сестрой Аннабели). В Берти тотчас же заговорило желание познакомиться с Ви Трэсси, и она потребовала, чтобы Бэнни пригласил их обеих завтракать. Ви попробовала протестовать, говоря, что сестры всегда относятся дурно к предметам любви своих братьев и что она отравит им все настроение. Но Бэнни смеялся, говоря, что у него всегда найдется сколько угодно противоядия. И знакомство состоялось, и все обошлось очень хорошо. Ви была полна скромности и желания понравиться, а Берти изображала светскую даму, полную снисходительности и любезности. И это так и полагалось, так как Ви была только актрисой, тогда как Берти вращалась в "настоящем обществе" и ее имя красовалось на тех заповедных газетных столбцах, на которые никогда не удостаивались попадать имена артисток кино. После завтрака Берти сказала брату, что Ви была "очень славной" и что она надеется, что Ви научит его немного своему здравому смыслу. Это была высшая похвала, которую только можно было надеяться получить от сестры.
Все складывалось для них как нельзя лучше. Сон Бэнни больше уже не тревожили волнующие, несбыточные мечты, — его мечты сбылись, грезы сделались действительностью, и эта действительность принадлежала ему. Когда Ви и он бывали в "Монастыре", им отводились смежные комнаты; а когда Бэнни приезжал к Ви в ее бунгало, пожилая особа, заведовавшая хозяйством, незаметно исчезала. Что касается персонала кино, то им нечего было уже говорить, так как они все уже давно сказали.
Бэнни часто звонил Ви по телефону, и в тех случаях, когда это была суббота или какой-нибудь праздник, они сговаривались и отправлялись куда-нибудь вместе; когда же это был один из дней среди недели, то Ви обыкновению говорила:
— Нет, Бэнни, сегодня не могу. Тебе надо сидеть дома и заниматься.
Он отвечал:
— Пустяки, Ви, я сейчас значительно впереди своего класса.
— Но, Бэнни, если из-за меня ты будешь менее серьезно заниматься, то твой отец мне этого никогда не простит.
— Папа влюблен в тебя, кажется,
— Тем более не надо портить такого отношения, Бэнни. Если твоя совесть будет тебя в чем-нибудь упрекать, то ты невольно поставишь мне это в вину.
— Тише, тише, Ви! Ты, кажется, собираешься муштровать меня еще хуже, чем Аннабель своего Роскэ!
— На это я могу только сказать, что я сочла бы себя счастливой, если бы смогла сохранить любовь моего нефтяного принца столько лет, сколько продолжается любовь Роскэ к Аннабели.
Рашель Менциес переживала тяжелое время: рабочие мастерских готового платья устроили забастовку. Без каких бы то ни было приготовлений, движимые острой необходимостью действовать, сотни рабочих, доведенных до пределов терпения всякими притеснениями, бросили неоконченную работу, покинули мастерские, и это движение распространилось на весь Энджел-Сити. Рабочие собирались толпами в конторах союзов, расписывались там и обсуждали сообща те меры, которые необходимо было принять. Шли приготовления к правильной открытой борьбе. Но папа Менциес, — один из наиболее культурных среди забастовщиков, человек сильной воли и безусловно дальновидный, — папа Менциес сидел дома со своей фанатичкой-женой, которая ни на шаг от него не отходила и плакала и рыдала, говоря, что если только он выйдет из дома и примет участие в забастовке, то его схватит полиция, посадит на пароход и отошлет в Польшу, где его обязательно расстреляют.
Для Рашели эта забастовка имела очень грустные последствия, так как лишила ее возможности продолжать посещать университет. Бэнни — этот элегантный праздный молодой джентльмен, никогда не знавший, что значит нуждаться в деньгах, — не мог этого понять, и ему пришлось объяснять все с самого начала: как семья Менциес делала сбережения для того, чтобы дать дочери образование, и как теперь, вследствие этой забастовки, которая лишала папу Менциес заработка, все эти планы должны были рухнуть. Когда Бэнни все это узнал, он, естественно, захотел немедленно сказать об этом отцу. Для чего же было иметь богатого отца, если вам нельзя было выручать из беды своих друзей? Но Рашель ответила категорическим отказом: они всегда были вполне независимыми людьми, и она думать не хотела ни о какой помощи. Просто она пропустит один год в университете. Только и всего.
— Но в таком случае мы будем в разных классах и не будем видеться! — воскликнул Бэнни, в эту минуту отдавая себе ясный отчет в том, как остро он нуждался в каком-нибудь "анти-токсине", который помог бы ему переносить скуку Тихоокеанского университета.
— Очень мило с вашей стороны так говорить, м-р Росс, — сказала она спокойным голосом. — Но вы, может быть, будете бывать на наших социалистических митингах?
— Но поймите же, Рашель, я ведь могу достать эти деньги без малейших хлопот, и вы можете не смотреть на это, как на подарок, можете вернуть их, когда вам захочется. Ведь вам все-таки будет легче получить заработок, если вы окончите университет.
С этим Рашель была совершенно согласна. Она имела в виду достигнуть известного положения в качестве работницы социалистической партии и поступила в университет, потому что там были специальные курсы, которые могли помочь ей этого положения достигнуть. Бэнни продолжал настаивать, убеждая Рашель взять деньги и выплачивать м-ру Россу по десять-двенадцать долларов в месяц, когда уже будет свой собственный заработок. Но она была непреклонна, и убедить ее ему так и не удалось.
Но для Бэнни так была очевидна необходимость помочь, что, простившись с ней, он, не говоря ей об этом ни слова, сел в автомобиль и поехал на квартиру ее родителей. Адрес был записан у него в книжке, и ему и в голову не приходило, что ей или ее семье, может быть, будет неприятно, что он увидит, как они живут, — в отдаленном грязном закоулке, в крошечном домике, состоявшем из трех жалких конурок. Лучшего помещения папа Менциес не мог себе позволить, так как все его сбережения уходили на поддержку социалистов. Бэнни застал его в первой комнате, заставленной мебелью и заваленной книгами и портновскими инструментами, с неубранными на столе остатками обеда, состоявшего из хлеба и селедки. Перед ним лежали первые оттиски той статьи, которую он готовил для газеты забастовавших рабочих, а его жена, толстая старая еврейка, металась по комнате, стараясь навести в комнате хоть какой-нибудь порядок и скрыть все это убожество от глаз такого элегантного посетителя.