Нефтяной принц
Шрифт:
— Я отдал бы собственную жизнь, только бы освободить их.
— Пожалуй, этого не потребуется. Теперь я рад, что ты меня разбудил. Если бы мы не пошли искать кантора, то лежали бы сейчас связанными вместе со всеми, а теперь мы свободны, и, насколько я знаю Сэма Хокенса, он не успокоится, прежде чем не вызволит друзей, если не ошибаюсь, хи-хи-хи!
Но Хромого Фрэнка убедить было не так просто. Тот, крайне возбужденный, стоял, прислушиваясь к происходящему в лагере, наклонившись вперед, готовый немедленно помчаться на шум борьбы. Сэм продолжал крепко держать его и уговаривал до тех пор,
— Эй, идите сюда!
— Стой, — прошептал Хокенс — Люди, которых зовет вождь, пройдут вдоль склона, и мы можем с ними столкнуться, если пойдем дальше. Прислушайся!
Мокаши говорил в сторону долины. Вскоре послышался шум срывающихся камней, хруст веток и топот множества ног. Чтобы свести столько внезапно захваченных пленников в долину, требовалось гораздо больше индейцев, чем было сейчас наверху. А ведь надо было еще отвести коней и снести отнятые вещи. Смешалось все: голоса, стук копыт и шум людских шагов. Затем мимо двоих вестменов прошествовала длинная вереница людей и лошадей. В лунном свете Сэм и Фрэнк даже смогли хорошо разглядеть лица. Все их друзья были связаны по рукам и ногам, а поэтому шли только маленькими шажками. Кроме кантора, все были здесь. Виннету и Шеттерхэнд шли между четырьмя коренастыми индейцами.
Когда шествие миновало, Хромой Фрэнк погрозил вслед кулаком и сказал:
— Если бы я только мог, я бы разорвал этих краснокожих мерзавцев на куски и выбросил как опилки на ветер! Но я уж сумею им разъяснить, каков Хромой Фрэнк в гневе и ярости! Они ушли, а мы стоим здесь, словно два рваных зонтика или словно у нас ноги обросли фетровыми валенками. Неужели не пойдем за ними?
— Нет, это был бы ложный путь. Для перехода с пленниками они выберут самую удобную дорожку, а поэтому будут долго спускаться. Мы же слезем здесь.
— А потом?
— Потом увидим.
— Хорошо, тогда вперед, Сэм! А то у меня уже руки чешутся!
Они осторожно спустились в долину, где им стало легче ориентироваться по свету пылающих костров. Дальше они шли чуть выше индейского лагеря, пока не подошли к тому месту, где одна против другой стояли две высокие и плоские скалы, образующие как бы каменную хижину, в которой как раз хватало места на двоих. Перед этим укрытием стояло несколько низеньких сосенок, нижние ветки которых прикрывали вход. Вестмены проползли под ветвями и легли так, что их головы могли смотреть меж стволов. Они устроились как можно удобнее, и тогда Фрэнк толкнул своего спутника, шепча:
— Смотри-ка, мой великий компримированный дар не ошибся! Вон этот растяпа сидит у огня. Это он нас и предал, этот двенадцатифактный эмеритус!
— Ты прав, это действительно он.
— Похоже, его не считают пленником. Почему они его не связали?
— И мне это непонятно.
— А посмотри, кто там лежит!
— Нефтяной принц! И два других мерзавца, Батлер и Поллер, тоже при нем.
Вестмены насчитали с полторы сотни индейцев; значит, еще столько же пошли на белых. У реки паслись или спали расседланные лошади. Оставшиеся в лагере воины рассматривали долину. Откуда-то с другой стороны донесся радостный вой,
Сначала появился маленький авангард, затем прошли Олд Шеттерхэнд и Виннету в окружении восьми воинов. Оба шли с высоко поднятыми головами, внимательно разглядывая место лагеря и располагавшихся возле костров людей. Да и у других вестменов не замечалось признаков подавленности, а вот немецкие переселенцы выглядели очень жалкими, особенно их жены, изо всех сил старавшиеся унять плач детей. Исключение составляла только фрау Розали Эберсбах, хотя и связанная, но ступавшая очень гордо и с вызывающим выражением на лице.
Только теперь кантору стало ясно, какую ошибку он совершил. Оценив ситуацию, он с подавленным видом подошел к Олд Шеттерхэнду и промямлил:
— Герр Франке жаловался на жажду, и я тайком спустился сюда, чтобы доставить ему радость…
— Тихо! — прервал его охотник.
Несколько индейцев тотчас оттащили отставника от приведенных пленников. Теперь нихора образовали широкий круг, в середину которого вышел вождь с самыми выдающимися воинами.
— Вождь апачей пришел убить нас, — обратился он к Виннету, — за это он сам умрет у пыточного столба.
В ответ Мокаши услышал лишь презрительное восклицание. Виннету спокойно уселся на землю. Он был слишком горд, чтобы защищаться. Вождь нихора нахмурил брови и теперь обратился к Шеттерхэнду:
— Белые люди умрут вместе с апачем, они хотели нас убить.
— Кто вам это сказал? — спросил белый охотник.
— Вот этот человек, — и вождь указал на кантора.
— Он вообще не говорит на языке, который ты понимаешь.
— Мне донес его слова вот этот белый! — вождь показал на Поллера.
— Врет он. Ты же знаешь меня, вождь. Разве кто-нибудь может назвать Олд Шеттерхэнда врагом краснокожих?
— Нет, но сейчас война, и все бледнолицые стали нашими врагами.
— Теперь мы знаем, в чем дело. Посмотри вон на тех бледнолицых, обманщиков, воров и убийц. Только для того, чтобы поймать их, мы прибыли сюда. Отдай их нам, и мы уйдем, не вмешиваясь в ваши дела!
— Уфф! Олд Шеттерхэнд, видно, стал ребенком, раз говорит такое. Эти бледнолицые принадлежат нам, они умрут у столбов пыток. То же самое произойдет и со всеми вами. Какой вождь отдаст просто так своих пленников! И добычу нашу мы вам не возвратим. Ваша смерть прославит наше племя, а после смерти, в Стране Вечной Охоты, наши души станут одними из самых главных, а ваши будут служить нам.
Шеттерхэнд, несмотря на связанные руки, неподражаемо гордо повел кистью и спросил:
— Это твое твердое решение? Но мы не были вашими врагами.
— Теперь мы считаем вас врагами.
— Хорошо, а теперь мое последнее слово. Вы не вправе удерживать нас, и должны вернуть добычу. Наши души никогда не будут прислуживать вашим. Мы, если того пожелаем, в любой момент сможем отправить вас всех в Страну Вечной Охоты, где вы станете нашими слугами. Я все сказал.
— И ты осмеливаешься так говорить со мной? — вождь подошел ближе к охотнику. — Посчитай своих людей. Даже если бы они не были связанными, их всего горстка, а у нас во много раз больше храбрых воинов.