Негодяи и ангелы
Шрифт:
37
Вот уже несколько дней Максим Игрунов не приближался к Ларисе, и желание мстить в ней потихоньку остывало. Оно опять вспыхнуло после истории с карточкой «Трибунала» в кармане благополучно выжившего бандита Барабанова по прозвищу Акула — но опять стало остывать. Однако как раз накануне звонка в офис Чудновского это желание вернулось вновь. Дело в том, что лейтенант Цыганенко еще пару раз попался на глаза Максу Игрунову, и тот решил, что пора принимать меры. Лейтенант действовал по приказу генерала Игрунова, который хотел убедиться, что Лариса больше не копает под его сына. Однако Макс об этом не знал и решил, что все гораздо хуже. Он подумал, что отец собирает сведения, с помощью которых он сможет заставить сына себе подчиняться. Хотя бы примитивным шантажом: не будешь меня слушаться — передам материалы в милицию, и пусть тебя сажают. Но откуда отец узнал? Неужели Ларка добралась и до него? Чтобы выяснить это и заодно нагнать страху, Макс подкараулил Ларису вечером, когда она возвращалась из магазина и заговорил, обильно перемежая речь отборным матом.
— Ты что, сука, сказала моему отцу?! Откуда он знает про Лешку? Ты ему насвистела, ты меня продала? Думаешь, тебе это поможет?! Хрен! Он тебя в порошок сотрет, он тебя, гниду, раздавит,
Вернее, он предполагал, что от официального преследования отец его защитит хотя бы ради собственного благополучия — но боялся, что отец применит к нему санкции в порядке внутрисемейных разборок. И санкции эти могли быть весьма неприятными. Не такими, конечно, как десять лет на зоне — но вот суворовское, а затем военное училище папа-генерал вполне мог своему непутевому сыну обеспечить. И никуда бы Макс не делся — пошел бы в казарму как миленький, стоит только папе пригрозить передачей компрометирующих материалов в прокуратуру с перспективой скорого и справедливого суда. Конечно, и на это генерал Игрунов, возможно, не пошел бы. Ведь даже если сын его станет офицером — это будет еще тот офицер, и ЧП с его участием пойдут одно за другим, как пить дать. А каждое такое ЧП будет бросать тень на отца-генерала. Но ведь генерал Игрунов может укатать сына не только в суворовское училище. Он вполне способен пресечь в корне все попытки Макса закосить армию и вдобавок устроить ему два года в такой части, где тюрьма ему раем покажется. А Макс так хотел обойти армию стороной, показав тем самым любимому папе большой и красивый кукиш. И зародилась в недоразвитой или, скорее, развитой не в ту сторону башке генеральского сына мысль столь же извращенная, сколь и логичная. Надо просто убить и Ларку, и летеху-адъютанта. Тогда в лучшем случае папочкина затея завянет на корню, а в худшем папочке просто нечем станет шантажировать сына. Потому что если папа сдаст Макса ментам, ему будет грозить смертная казнь с заменой ввиду всеобщей гуманизации на пожизненное заключение. А на это генерал Игрунов никогда не пойдет. Но делать такие дела в одиночку Макс не умел и боялся. А потому вызвонил друга своего Пашку Качуркина, который тоже участвовал в избиении Алексея Черкизова, после которого тот, не приходя в сознание, скончался. Вообще-то никто не собирался его убивать. Просто Макс, Пашка и другие ребята из «путяги» были пьяны, а проходивший мимо Леша повел себя с ними неучтиво. Вот его и решили поучить. А он ни с того ни с сего стукнулся обо что-то твердое головой и откинул копыта. Или его все-таки кто-то стукнул по голове? Пашка утверждал, что это сделал Макс, а Макс не помнил, но не видел ничего плохого, если так и было на самом деле. Он забеспокоился, только когда возникла реальная опасность, что все откроется. И клял теперь себя за то, что распустил язык перед Лариской. Но ведь тогда он был пьян, а что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И вот теперь приходилось рассказывать о возникших проблемах Пашке. А тот на правах старшего товарища сразу стал орать.
— Ты мудак! Ты какого хрена трезвонишь об этом кому попало?! Тебе сказано — наплевать и забыть. Не было ничего. Мы его не били, он ушел живой, а меня там вообще не было. Я вообще с бабой спал в это время, если хочешь знать. И баба подтвердит. Так что ты меня в свои проблемы не впутывай.
— Ага! Ты думаешь, я за вас всех один буду срок тянуть? А вот хрен вам! Если меня возьмут, всех заложу… И так далее и тому подобное, мата больше, чем осмысленных слов, а в финале — компромиссное решение.
— Ларку убивать нельзя, — сказал Качуркин. — Тогда сразу на нас выйдут. Из-за тебя, козла!.. — в сердцах добавил он. — Надо грохнуть одного летеху. Говоришь, он адъютант твоего бати?
— Ага.
— Ну вот. Значит, батя твой не хочет дело раздувать. Если летеху грохнуть, он ничего ментам не скажет. Батя, я имею в виду. Так что никто на нас не подумает.
— Отец подумает.
— И что? Он тебя ментам сдаст?
— Нет. Не должен.
— Ну и все. А летеха может сдать. Запросто. Ты ему не друг и не родственник. На самом деле, вникнув в ситуацию, Пашка сообразил, что неприятности грозят в первую очередь ему, а не Максу. Если адъютант генерала Игрунова продолжает что-то вынюхивать — значит, он скорее всего ищет кандидата на роль козла отпущения. Чтобы Макса отмазать, а на другого пальцем показать: вот убийца! Недаром он выспрашивал у девчонок в «путяге», с кем дружит Макс. Так что Пашка быстро изменил свою точку зрения на положение дел и под конец разговора проявил даже бОльшую заинтересованность в убийстве, чем сам Макс. И в итоге уже не Макс Пашку, а Пашка Макса убеждал в том, что убить лейтенанта Цыганенко надо обязательно и как можно скорее, иначе всем им полный звездец и дальняя дорога в казенный дом. На том и порешили. Макс вспомнил, то домашний телефон адъютанта записан от руки в телефонном справочнике, который лежит дома — записан прямо на форзаце. А по номеру можно легко выяснить адрес. И тогда можно запросто подкараулить лейтенанта у его дома или даже ворваться в квартиру и под видом ограбления перебить всех, кто там окажется. Какая разница, сколько будет трупов. Если больше одного — то это вторая часть «убойной» статьи, наказание на полную катушку. А два трупа или дюжина — определяющей роли не играет. Да и вообще об этом лучше не думать. Каждый преступник, идя на дело, верит, что ему удастся избежать наказания. Иначе на свете не было бы преступлений.
38
Пятой тройке «гвардии Трибунала» было поручено прежде всего выяснить привычки Михаила Сухарева, определить круг его знакомств, подготовить план его ликвидации и просчитать ее последствия. Что до рассмотрения дела об убийстве Сухаревым четырех человек, то этим занялись другие. В задачу этих других, а равно и пятой тройки, входило также следующее: выяснить, кто написал анонимное письмо в «Трибунал». Пятой тройке предстояло узнать, кто из знакомых Сухарева имеет доступ к компьютеру и часто подключается к Интернету, а также кто из них мог видеть визитку «Трибунала». А агенты «Трибунала» в юридической и милицейской среде должны были раздобыть сведения не только о самом уголовном деле, где обвиняемым значился Сухарев, но и о тех, кто вел это дело, кто был недоволен его прекращением и кто интересовался этим делом впоследствии. Именно интерес к этому уголовному делу привлек внимание Ростовцева и Сажина к некоему Владимиру Баландину из РУОП. В самом деле — с чего бы это руоповцу интересоваться давно закрытым делом по бытовому убийству? И Ростовцев с Сажиным, узнав об этом, тотчас же встали в охотничью стойку и занялись Баландиным вплотную. А вскоре поступили и новые сведения. Наружное наблюдение за Сухаревым показало, что за ним следит кто-то еще. Стали выяснять, кто — и в ходе одной прогулки милицейских топтунов вслед за чужим наблюдателем, обнаружили, что он умеет профессионально отрываться от «хвоста». Настолько профессионально, что в конце концов он-таки оторвался и ни увидеть его без грима, ни тем более установить его личность не удалось. Сразу же после этого Баландин из РУОП резко перестал интересоваться этим делом, а чужаки, наблюдавшие за Сухаревым, исчезли из поля зрения. Ростовцев и Сажин, конечно же, не знали, что после сообщения Пятого Главного: «Это ловушка! Нас ведут», — Главный судья «Трибунала» отдал категорический приказ прекратить разработку Сухарева. Однако опера догадывались, что нечто подобное должно было произойти, раз чужой наблюдатель засек «хвост». Стало ясно, что попытка выйти на «трибунальщиков» путем ловли на живца провалилась. Ростовцев предложил свернуть операцию, однако начальник ГУВД был против.
— А что, если они просто решили усыпить нашу бдительность? — предположил он. — Мы снимем наблюдение, а они через некоторое время возобновят слежку, убедятся, что мы отступили, и убьют Сухарева. «Туда ему и дорога», — подумал Ростовцев, но ничего не сказал. Сухарева оставили под контролем. Более того, Ростовцеву и Сажину приходилось лично участвовать в наблюдении, и они уже проклинали себя за то, что сами все это придумали. Гораздо более перспективным объектом казался Баландин, но против него не было никаких улик. Мало ли почему он заинтересовался делом Сухарева. Может, проверял связи какого-нибудь мафиози — а Сухарев наверняка с ними связан, если не напрямую, то через насквозь коррумпированную Администрацию области. А потом случилось нечто, что заставило Ростовцева изменить мнение о своей собственной затее и признать, что генерал Шубин оказался прав на все сто. В поле зрения милицейских наблюдателей снова появился один из типов, судя по всему, имеющих отношение к «Трибуналу». Правда, на этот раз он был без бороды, но Сажин, который не только лично сидел в наружном наблюдении, но и внимательно просматривал видеозаписи, узнал милого по походке.
39
Нет, неправы были те, кто настаивал на оставлении Пятого Правого в рядах «гвардии Трибунала». В корне неправы. То, что он прирожденный убийца — не такое уж большое достоинство, особенно на фоне тех недостатков Пятого Правого, которые отчетливо проявились в предыдущих операциях. И на этот раз именно он все испортил: работая в прикрытии, не заметил вовремя милицейских наблюдателей и позволил им выйти на Пятого Главного. И когда на Пятого Правого посыпались упреки в том, что он чуть не загнал всю тройку в милицейскую ловушку, он задался целью во что бы то ни стало доказать, что ловушка была не милицейской, а мафиозной, и расставлена она не на «трибунальщиков», а на самого Сухарева. А может, в нем просто проснулись склонности прирожденного убийцы. Может, он уже начал превращаться в маньяка. Тот факт, что ему не удалось убить Акулу, подорвал его извращенную психику, и то, что теперь ему не позволили убить Сухарева, еще больше усугубило этот процесс. Так или иначе, он решил убить Сухарева. И не просто убить, а сделать это так, чтобы все подумали на мафию и никто — даже сами «трибунальщики» — не заподозрил «Трибунал». Пятый Правый решил подождать Сухарева у подъезда, зайти вслед за ним и пристрелить его из пистолета в голову. Появившись с этой целью возле сухаревского дома, Пятый Правый выглядел не как боевик «Трибунала», а как всякий порядочный киллер мафии, стремящийся привлекать поменьше внимания. Ни бороды, ни длинных волос — только усы и темные очки. И специальные подкладки за щеками — чтобы изменить форму лица. Парик с короткими волосами — но цвет иной, чем у настоящих волос Пятого Правого. Ничего необычного .
— а поди его узнай. Вот только походка… Но ведь он не рассчитывал на постоянных наблюдателей и гримировался, чтобы ввести в заблуждение случайных свидетелей. А постоянные наблюдатели из угрозыска все еще надеялись, что он приведет их в штаб-квартиру «Трибунала» и не спешили его брать. Спохватились они, только когда Сухарев, прикатив на своей тачке к дому, вошел в подъезд, и Пятый Правый направился за ним. Он двигался быстрым шагом, а опера рванулись за ним бегом, с криком.
— Стоять, ни с места, руки за голову! И тут у нацеленного на убийство Пятого Правого окончательно съехала крыша. Он выхватил пистолет и начал стрелять — причем, несмотря на панику, стрелял метко.
Первым выстрелом он свалил опера Ковалева из местного РОВД, вторым ранил Сажина в ногу, и тот упал, сильно ударившись рукой и выронив пистолет, а третий и последующие выстрелы заставили третьего опера залечь и отказаться от мысли о преследовании. Впрочем, он просто струсил — зачем ему погибать во цвете лет, когда у него жена и дети, и пайковые за три месяца не получены. Пусть другие дураки гоняются за этим психом. Были поблизости еще опера — но слишком далеко, чтобы успеть перехватить Пятого Правого. Он уже затерялся где-то между домами, и на вопрос: «Куда он побежал?» — местные обитатели давали крайне противоречивые ответы. Осторожный и предусмотрительный Пятый Правый всегда заранее тщательно продумывал пути отхода. Он вообще всегда беспокоился о последствиях своих действий и старался свести негативную сторону этих последствий к минимуму. Но на этот раз у него не получалось. Вляпался он по крупному. Это же надо додуматься — пристрелить мента. Милиция ладно — она уже привыкла к таким плевкам в лицо, но ведь этого свои не простят. До сегодняшнего дня «Трибунал» в глазах общественности был организацией благородной, очищающей город от всяких подонков.
А теперь все перевернулось в одночасье, и менты наверняка не станут приписывать это дело мафии, а обвинят во всем «Трибунал».
40
— Если человека долго бить по голове, он делается умным, — сказал Юра Гарин журналисту Зимину, когда тот при содействии милиции нашел его в новом убежище. Ларисы не было дома — она как раз пошла к Николаеву-Чудновскому в офис, то ли пробоваться на роль фотомодели, то ли устраиваться завхозом. Гарину было сказано никому не открывать, но он, выглянув в глазок, узнал Зимина и впустил его. Однако беседовать с журналистом о жуликах, отнявших у него квартиру, Гарин отказался наотрез. И в качестве объяснения произнес упомянутые выше слова.