Негодяй из Сефлё
Шрифт:
— Кто такой был Нюман?
У Рённа сделался растерянный вид, Мартин Бек молчал.
— Именно. Кто такой был Нюман или, точнее говоря, кем он был?
— Полицейским, — откликнулся наконец Мартин Бек.
— Ответ неполный, — сказал Колльберг. — Вы оба его знали. Итак, кем он был?
— Ну, комиссаром полиции, — пробормотал Рённ.
Потом он устало моргнул и сказал неопределенным тоном:
— Мне еще позвонить надо кой-куда.
— Ну-с, — сказал Колльберг, когда за Рённом закрылась дверь. — Так кем же был Нюман?
Мартин Бек поглядел ему в глаза и с видимой неохотой произнес:
— Он был плохим полицейским.
— Неверно. — сказал Колльберг. — А теперь послушай меня. Нюман был самым плохим полицейским, какого только можно себе представить. Он был подлец и негодяй, последний из негодяев.
— Это твое личное мнение. — сказал Мартин Бек.
— Да, мое личное, но ты должен признать, что я прав.
— Я не очень близко его знал.
— Ну, ну, не увиливай. Ты знал его достаточно, чтобы согласиться со мной. Я понимаю, что из-за ложно толкуемой лояльности Эйнар со мной не согласится. Но уж ты, будь добр, не увиливай.
— Ладно, — произнес Мартин Бек. — То, что я слышал о нем, звучало не слишком лестно. Но сам я никогда с ним вместе не работал.
— Неточная формулировка, — сказал Колльберг. — С Нюманом и нельзя было работать вместе. От него можно было только получать приказы и делать, что приказано. Те, кому положение разрешало, могли, разумеется, приказывать и ему. А спустя некоторое время убедиться, что приказ выполнен неправильно или вообще не выполнен.
— Ты выступаешь как эксперт по делу Стига Нюмана, — сказал Мартин Бек кислым тоном.
— Да, потому что я знаю о нем много такого, чего не знают другие. Но об этом мы поговорим позднее. А сейчас надо твердо установить, что он был подлец. И негодный работник. Даже в наши дни он позорил свою корпорацию. Поверишь, мне стыдно, что я служил полицейским в одном городе с ним. И в одно время.
— Ну, если так рассуждать, стыдиться надо многим.
— Вот именно. Но только у очень немногих на это хватает ума.
— А любой лондонский полицейский должен бы стыдиться из-за Чэлленора.
— Опять не то говоришь, — сказал Колльберг. — Чэлленор и его подручные, прежде чем предстали перед судом, успели натворить много бед. А это свидетельствует о том, что существующая система намерена и впредь попустительствовать полиции.
Мартин Бек рассеянно потирал лоб.
— Зато имя Нюмана ничем не запятнано. А почему?
Колльберг сам ответил на свой вопрос:
— Потому что все знают: жаловаться на полицейского бессмысленно. Простые смертные беззащитны перед полицией. А раз нельзя добиться правды, даже когда имеешь дело с рядовым полицейским, что уж говорить о полицейском комиссаре?
— Ты преувеличиваешь.
— Очень немного, Мартин, очень немного, и ты это знаешь не хуже, чем я. Беда в том, что наша проклятая спайка стала для нас своего рода второй натурой. Мы все помешаны на чести мундира, выражаясь более изысканно.
— Без спайки в нашем деле нельзя, — заявил Мартин Бек. — Так было всегда.
— А скоро у нас, кроме нее, ничего и не останется, — сказал Колльберг и, вздохнув, продолжал:
— О'кэй! Полицейские горой стоят друг за дружку. Это факт, но возникает вопрос: против кого они стоят?
— До того дня, когда кто-нибудь сумеет ответить на этот вопрос…
Мартин Бек не договорил, и Колльберг сам завершил его мысль:
— …до того дня не доживешь ни ты, ни я.
— А при чем тут Нюман?
— При всем.
— Так уж и при всем?
— Нюман мертв и не нуждается больше в снисхождении. Тот, кто убил его, судя по всему, душевнобольной человек, опасный для самого себя и для окружающих.
— И ты убежден, что этого человека можно отыскать в прошлом Нюмана?
— Убежден. Он должен там фигурировать. Ты давеча сделал не такое уж глупое сравнение.
— Какое сравнение?
— Насчет Чэлленора.
— Но ведь я не знаю всей правды про Чэлленора, — холодно отвечал Мартин Бек. — Может быть, ты ее знаешь?
— Нет. Ее не знает никто. Зато я знаю, что многие люди были избиты, и даже больше того — приговорены к длительным срокам заключения лишь потому, что полицейские в суде лжесвидетельствовали против них. И ни выше-, ни нижестоящие инстанции никак на это не реагировали.
— Вышестоящие — во имя чести мундира, — сказал Мартин Бек. — А нижестоящие — из страха потерять работу.
— Причина еще страшней. Многие из нижестоящих просто-напросто полагали, что так и должно быть. Другого они никогда не видели.
Мартин Бек встал и подошел к окну.
— А теперь расскажи о Нюмане то, что знаешь ты и чего не знаем мы.
— Нюман тоже занимал такой пост, который давали ему возможность командовать множеством молодых коллег в общем-то по своему усмотрению.
— Это было давно.
— Не так уж давно, в полиции до сих пор служат люди, которые прошли у Нюмана полную выучку. Ты понимаешь, что это значит? За эти годы ему удалось разложить десятки молодых ребят, которые с первых дней усвоили ложное представление о работе полицейского. При этом многие вполне искренне преклонялись перед Нюманом, надеясь рано или поздно стать его копией. Стать таким же непреклонным и неограниченным самодержцем. Понимаешь?
— Да, — устало сказал Мартин Бек. — Я понимаю, о чем ты. И хватит долбить одно и то же.