Неинтересное время
Шрифт:
Сергею припомнился один из рассказов училки о Сталине, зачитанный из книги «Портрет тирана». Там ребята нашли какого-то старика на квартире которого Сталин с женой жил в 1908 году — история рассказывала в 98-ом, училка несколько раз повторила, что дело было ровно девяносто лет назад — так тот старик рассказывал, что большевик Коба, который снимал квартиру, был жесток и беременную жену бил сапогами. Все-таки этому миру повезло. Здешний Сталин — не такой…
— Проходите, товарищ, — секретарь пронесся мимо Сергея и скрылся
Сергей медленно поднялся. Вот так, запросто, в кабинет… по современному счету, губернатора? Понятно, что расстрелять не прикажет, и в тюрьму не посадит, но если просто разозлиться? Наорет? Сергей почувствовал, что еще несколько секунд промедления, и он просто сбежит…
«А ну собраться! — рявкнул он мысленно на себя самого, — Подумаешь, губернатор! Ничего он тебе не сделает! А вот если войдешь к нему бледный и трясущийся, то он над твоими прожектами просто посмеется. Собраться!»
В кабинет секретаря губкома вошел твердой походкой уверенный в себе молодой человек в джинсовом костюме.
— Доброе утро, товарищ, — секретарь губкома взмахнул ладонью, как будто собирался пожать Сергею руку, вздохнул, кивнул на плакатик «Рукопожатия отменяются» и плюхнулся на свой стул.
— Слушаю вас.
Сергей протянул товарищу Шраму бумаги, и собрался было произнести заготовленную речь, но замолчал. Товарищ Шрам молниеносно пролистал бумаги:
— Так… что тут у нас? Производство чернил? Анилиновых?!
Секретарь покосился на чернильницу.
— Ежемесячная прибыль… Ого! Требуемые вложения… Ого! Так… Товарищ Вышинский, вы ведь планируете открывать частное производство?
— Да, — Сергей сидел напротив Шрама.
— Тогда зачем вы ко мне пришли?
Сергей понял, что промахнулся. Вообще-то, он считал, что секретарь губкома — нечто вроде нынешнего губернатора. Придешь к нему, распишешь перспективы и он даст команду подчиненным — всяким там отделам народного образования и прочим. Только сейчас он сообразил, что губком — это «губернский комитет ПАРТИИ». То есть, если брать современные аналоги — приемная «Единой России». А практическим воплощением занимаются иные органы. Это в нашей реальности большевики взяли власть и рулили всем, здесь же есть партийные органы, а есть хозяйственные, исполнительные и прочие. Погодите…
Даже здешние большевики — все-таки большевики. А значит, они должны контролировать работу всех учреждений, с тем, чтобы те не отклонялись от партийной линии. Раз так, партийные органы и секретарь губкома в частности должны, во-первых, держать руку на пульсе и знать, каких производств в городе недостаток, во-вторых, должны давать рекомендации госорганам в их действиях. В любом случае, у партийных органов должна быть такая возможность. Контроль без возможности воздействия — просто глупость.
Сергей просчитал свои действия буквально за секунду:
— Я понимаю, что частными лавочками вы не занимаетесь. Однако, к своему стыду, должен сказать, что я плохо ориентируюсь в советских органах власти…
Карие глаза Шрама почернели, вызвав неприятные ассоциации с глазками тюремных камер. И тут же посветлели и заискрились смешинками:
— Товарищ Вышинский, значит? А вы не тот самый сектант?
Удачную легенду себе подобрал Сергей: любой промах сразу объясняется просто: «Да он же сектант, что с него возьмешь!» Правда, репутация страдает.
— Тот самый, — спокойно кивнул Сергей, мол, да, сектант, не скрываю, — Правда, с религиозным прошлым я порвал и хочу быть полезным своей стране.
— В какое интересное время мы живем… Сектанты организуют химическое производство… — Шрам заглянул в бумаги и с выражением прочитал — Диметиланилин… Что ж нас дальше ждет-то? Значит, говорите, хотите быть полезным?
— Да.
— И при этом просите деньги. А почему именно чернила? Считаете, нашим бюрократам нечем писать свои справки? Может, если будет поменьше чернил, будет меньше глупых бумажек? Вы не думали?
— Не думал. Когда я решил организовать производство, я думал о школах. Школьникам чернила нужны гораздо больше, чем бюрократам. Я навел справки в губоно, и ориентировался на потребности образования города.
Шрам помолчал:
— Да. Дети — наше будущее. Не научим их — нас, необразованных, сомнут враги. А все-таки, товарищ Вышинский, почему вы решили открыть свое производство. Нет, не чернил, производство вообще? Вы — человек образованный, смелый…
«Я? Смелый?»
— …могли бы устроиться на службу в учреждение, пойти в армию… На заводе я вас не вижу, руки у вас все-таки не рабочие. Почему? Вы же должны знать, как относятся к нэпманам?
Сергей задумался. Можно произнести длинную, пафосную речь о необходимости поднятия промышленности, о престиже государства на мировом рынке… Можно.
Но лучше сказать правду.
— Я вообще не собирался ничего создавать. Сначала я рассчитывал просто обмануть вас, выманить деньги на открытие производства, и сбежать.
Секретарь поднялся. Глаза товарища Шрама напомнили о Паше Поводне. В кабинете было тихо, только тихо скрипела медленно сжимаемая пальцами бумага на столе.
— Продолжай… — сквозь зубы произнес товарищ Шрам.
В животе Сергея лежал огромный ледяной ком страха, но этот разговор был нужен. Ему было нужно освободиться от собственного вранья.
— Рассчитывал. Но потом я общался с людьми: с профессором Крещенским, с секретарем комсомольской ячейки, со школьниками…
Сергей посмотрел в глаза секретарю:
— Я не смогу их обмануть. Я на самом деле хочу открыть эту чернильную фабрику. Даже не ради денег, деньги для меня — не главное…
Сергей с ужасом понял, что говорит правду.