Неистовое сердце
Шрифт:
– Похоже, что в виде исключения ты не получишь того, что хочешь. Я остаюсь.
– На самом деле я не удивлена, – сказала Джинджер, за ее холодностью скрывалась буря эмоций. – Ты получил гарантированную работу на всю жизнь, получаешь ежемесячно чек на крупную сумму, и для этого понадобилось лишь одно – вести себя мило со стариком в течение нескольких лет.
Улыбка постепенно исчезла с лица Джадда, а его голос стал угрожающе тихим:
– Будь осторожна, Перчинка. Ты играешь с огнем.
Джинджер продолжала очертя голову:
– Ты, должно быть, ужасно разочарован, что
Джинджер знала, что ей следует замолчать: она заметила, что напряжение сковало его тело, что его глаза потемнели и приобрели оттенок предгрозового неба. Да, она знала, что ей следует замолчать, но не могла. Слишком долго она носила в себе злобу на этого высокого, привлекательного мужчину и теперь выстреливала в него жестокими словами с такой скоростью, с какой боксер-профессионал наносит быстрые и внезапные удары.
– Ты вкрался в доверие к деду и пытался завоевать его любовь, но тем не менее оставалась маленькая проблема – я.
– Джинджер…
Он угрожающе шагнул в ее сторону. Джинджер не сдавалась, не позволяла себя сбить…
– Тебе было кстати, что я как дура взяла и уехала. Тебе стало легче обделать свои делишки и пролезть в дедушкино завещание. Одного не понимаю: неужели тебе не хватило шести лет, чтобы убедить деда все оставить тебе?
Сделав два быстрых шага, Джадд оказался рядом с Джинджер, поднял ее и перебросил через плечо.
– Отпусти меня, – сердито закричала она и стала молотить кулаками по его широкой спине.
Джинджер чувствовала не только ярость и унижение, но и его согретую солнцем спину, возбуждающий запах потного мужского тела.
– Будь ты проклят, Джадд Бишоп, отпусти меня.
– Ты пришла сюда и сама нарвалась на драку, предъявляя различного рода опрометчивые обвинения. Я думаю, тебе необходимо остыть.
И, прежде чем Джинджер поняла его намерение, Джадд бесцеремонно бросил ее в наполненную поилку для скота.
Джинджер появилась на поверхности, отплевываясь: она наглоталась воды.
– Как ты смеешь…
Найдя точку опоры, она встала на ноги, мокрые волосы и вода, попавшая в глаза, мешали ей смотреть. Откинув волосы со лба, она разглядела его довольные глаза и улыбку. Джинджер ударила ладонью по воде, пытаясь обрызгать Джадда. Но он быстро отскочил в сторону.
– Вытащи меня отсюда, – процедила Джинджер сквозь зубы.
– Я вообще не подойду к тебе, – засмеялся Джадд, оценивающе глядя на нее.
Джинджер, проследив за его взглядом, посмотрела на себя и вновь задохнулась от ярости и смущения. Ее футболка прилипла к телу и не скрывала больше очертаний тонкого, отделанного кружевами бюстгальтера. Джинджер попыталась обрызгать его снова.
– Прекрати таращить на меня глаза и вытащи меня отсюда.
– Шесть лет в городе, может быть, пошли на пользу твоей внешности, но, безусловно, не изменили твоего характера. Ты та же озорница, хулиганка, сорвиголова. На тебя не найдешь управы.
Джадд нагнулся и поднял с земли рубашку, потом повернулся и пошел прочь.
– А ты тот же негодяй, мерзавец, бандит, – кричала ему вслед Джинджер. – Ну погоди, Джадд Бишоп! Я объявляю тебе войну!
Джадд не обернулся, не подтвердил, что принимает ее вызов. Зная Джинджер Тейлор, он понимал, что теперь начнется борьба характеров, борьба не на жизнь, а на смерть. Но эту битву он не проиграет. «Островок спокойствия» стал для него таким же домом, как и для нее, и он не собирается уезжать только потому, что она ведет себя как капризный ребенок. Мысль о борьбе с Джинджер не пугала его, скорее возбуждала. Джинджер бросила ему вызов в первый же день, как только он приехал на ферму. Тогда она тоже открыто объявила ему войну. Она наливала в его комод черную патоку, прибивала к полу его ботинки, из ночи в ночь его кровать заправлялась чересчур короткими простынями. Джинджер была четырнадцатилетней партизанкой, ведомой в бой игрой гормонов и ревностью к человеку, отвлекающему от нее внимание деда. Она была словно щенок, кусавший Джадда за ноги – не больно, иногда это было даже забавно, а порой вызывало раздражение.
Джадд вошел в дом через черный ход, вынул из холодильника кувшин с водой. Он налил воду в высокий тонкий стакан и сел за кухонный стол, его рука рассеянно скользила по исцарапанной деревянной крышке стола.
Он замечал едва уловимые изменения, происходившие с Джинджер на его глазах, до того, как она уехала из «Островка спокойствия». Видел признаки приближающегося полового созревания и замечал, как она из девочки со спутанными волосами и синяками на коленках превращается в женщину с волосами цвета страсти и с нежной и мягкой кожей. Да, он заметил это и вздохнул с облегчением, когда она уехала.
Если бы в райском саду не было яблока, не было бы и соблазна. Временами, когда Джадд смотрел на Джинджер и видел в ней будущую женщину, он испытывал искушение. Он хотел бы обучать ее любви и видеть, как ее необычные светло-карие глаза широко открываются от наслаждения. Но к его желанию всегда примешивался стыд. Джадд любил и почитал Тома Тейлора как никого другого. Том дал ему надежду, когда Джадд ни на что не надеялся. Том поверил, что Джадд стоящий человек, когда тот был еще злым волчонком, который хотел причинять страдания всем, потому что страдал сам. Как некрасиво, как неуважительно с его стороны желать внучку Тома! Джадд и теперь еще сгорал со стыда, вспоминая об этом.
Джадд сделал сразу несколько больших глотков. От ледяной воды внезапно заломило над левым глазом, потому что он пил слишком быстро.
Джадд думал, что шесть лет – достаточный срок, чтобы страсть, которую он питал к Джинджер, сменилась безразличием, но этого не произошло. Стояло ему увидеть ее, идущую по полю в коротких шортах, увидеть ее длинные стройные ноги, и в нем поднялась волна желания. А когда Джадд взял Джинджер на руки и перебросил через плечо, и ее твердые груди коснулись его спины, а изгиб бедер оказался в нескольких дюймах от его лица, его словно обожгло изнутри и наконец, когда Джинджер встала на ноги в поилке для скота, за мгновение до того, как он повернулся, чтобы уйти прочь, и Джадд увидел, как ее мокрая одежда повторяет все изгибы тела, его желание стало почти непреодолимым.