Неистовый Лимонов. Большой поход на Кремль
Шрифт:
— Ваши действия в случае, если в России политическая оппозиция (тот же Жириновский) придет к власти?
— Но мы и хотим прийти к власти. Придем и будем работать, я во всяком случае. Найду себе здание, привлеку людей, которые умеют работать, и будем обеспечивать безопасность страны и ее граждан. Я — мне это все говорили — отличный работник, я ничего не забываю, я не истерик, я неплохо знаю психологию разных групп населения, из меня получится, я уверен, отличный глава Всероссийского бюро. Плюс я неподкупен, деньга для меня ничего не значат. Если нам навяжут войны, мы будем воевать. Быстро, безжалостно, исходя из четко поставленных принципов.
— Вы будете жестоко расправляться со своими врагами?
— Не задавайте мне, Ярослав, провокационных вопросов! Что значит «жестоко»?! В зависимости от отношения к нам врагов!
— Вы будете исходить из той тактики, той политики, которую вам навяжут враги?!
— Ну, я отказываюсь обсуждать эту проблему, потому что она
Для того чтобы поставить страну на ноги, очевидно, придется преодолеть противодействие определенных сил, физическое противодействие. Насилие какое-то неизбежно. Насилие сейчас в этой стране, вы видите, приняло формы войн. Прекратить его можно только такими же насильственными мерами, вооруженным путем. А говорить об этом абстрактно, интеллигентски, сидя в Москве, на кухне, — неуместно.
— Но ведь любой разговор можно счесть «интеллигентским»!
— Я ответил на ваш вопрос. Мы будем принимать адекватные политические меры. Насколько это будет необходимо, настолько это будет насильственно.
— Насколько применимы к вам слова Черчилля: «Плох тот консерватор, который в молодости не был радикалом»?
— Долго жившие великие люди часто успевали высказаться на все случаи жизни. Цитатные мудрости меня никогда не убеждали, a сукин сын Черчилль, предлагавший в 1947 году Соединенным Штатам использовать их ядерное оружие против СССР, не мой обожаемый государственный деятель. Мои эстетические взгляды и пристрастия не изменились за последние четверть века, лишь углубились и уточнились. Скажем, Хлебников остается для меня идеальным поэтом и единственным нашим поэтическим гением. В XX веке у французов, у немцев подобного могучего гения нет. Если же говорить о моих политических взглядах, то и они мало изменились, скажем, со времен написания «Эдички». То есть консерватором (реакционером!) или традиционалистом я всегда и был. Это общество московское (не хочу называть его российским) болеет, исповедуя на сегодняшний день радикализм, каковой во всем мире считается правым консерватизмом, не нужно с больной головы на здоровую, а? Цитирую из «Эдички», стр. 120: «Еще я сказал, что считаю диссидентское движение очень правым, и если единственная цель их борьбы — заменить нынешних руководителей Советского государства другими — Сахаровыми и Солженицыными, то лучше не нужно, ибо взгляды у названных личностей пуганые и малореальные, а фантазии и энергии сколько угодно, эти люди представляли бы опасность, находись они у власти. Их возможные политические и социальные эксперименты были бы опасны для населения Советского Союза, и опасны тем более, чем больше у них фантазии и энергии. Нынешние руководители СССР, слава богу, довольно посредственны для того, чтобы проводить радикальные опыты, но в то же время они обладают бюрократическим опытом руководства, неплохо знают свое дело, а это в настоящее время куда более необходимо России, чем все нереальные прожекты возврата к Февральской революции, к капитализму и тому подобная чепуха.»
Это писалось в 1976 году, и тогда такие взгляды были чудовищно радикальными. Сегодня (интервью, напоминаю, 1992 года. — Е.Д.) на фоне всеобщей демократической революционности, когда каждый экс-преподаватель марксизма стал фанатиком демократии, подобные взгляды консервативны. Но это они мечутся меж полюсами, я стою тверд как скала. Я написал в 1971 году стихотворение «Ода Армии». И сегодня я дружу с полковниками и генералами. Я последователен.
Извращения национализма
Стоя на трибуне (на крыше грузовика), замерзший, ожидая своей очереди к микрофону, я услышал, помню, свистящий злой шепот Анпилова, обращенный к парню с повязкой: «Уберите этого больного, немедленно. Его снимают, завтра он будет во всех газетах.» Дальше Анпилов выругался, и правильно сделал, ибо такой себе лопух-мужичонка в треухе держал за ручку один конец лозунга (другой бациллоноситель был невидим мне в толпе). На белом полотне синими буквами похабно зиял лозунг «Жидов в Израиль!
Спасем Россию!». Парень спрыгнул с грузовика и, заслоняя больного деда, оттиснул его вместе со вторым бациллоносителем к грузовику. Закачавшись, легло на головы людей и исчезло смятое, стыдное полотнище. Однако его уже успели снять и японское, и российское, и черт знает какие еще телевидения, людей со штативами кинокамер и без штативов и с фотоаппаратами вокруг было довольно. Завтра газеты обвинят митинг в антисемитизме. Хотя такой вот дедушка (то ли подосланный провокатор, то ли «честный» антисемит, французы называют стихийный антисемитизм популярным, в отличие от антисемитизма интеллектуального) приносит вред именно патриотам, и патриоты, сознавая это, стараются глядеть в оба и таких типов отгонять хотя бы от трибун. Но кто может помешать подобным «больным» или провокаторам прийти и развернуть полотнище перед телекамерой?
Это присказка была, сказка же вот какова. Извращения западных демократий известны: безжалостное уничтожение сотен тысяч иракцев, установка «нового мирового порядка», превращение ООН в солдатско-садистский орден — орудие расчленения непокорных «мировому порядку» инакомыслящих стран на части. (Югославия тому пример.) Извращения демократии в России: жестокая «шоковая терапия», от которой население корчится в агонии; тоталитарные, недемократические методы, которыми страну насильственно изменяют, не спрашивая массы, согласны ли они на изменения. «Правые» извращения тоже существуют. И мне привелось спуститься в правое подполье.
Пытаясь создать националистическую партию на четких и ясных принципах: Национальное государство/Естественные границы/Иерархия (я изложил их все в
«Манифесте российского национализма», напечатанном в «Сов. России» еще летом 1993 года, так что нет нужды повторяться), я вовсе не ожидал притока людей, понимающих «национализм» извращенно.
Подполье
Так я столкнулся, образовывая партию, с молодыми и не очень молодыми людьми, называющими себя язычниками. «Христианство, — говорят они, — это не наша религия, это секта иудаизма, давайте строить национализм вокруг язычества». Часами они бесплодно спорили о символах, знаках, о цветовых символах. Новые язычники эти толкуют свое язычество каждый по-своему, одни пользуются славянской мифологией, клянутся Перуном и Даждьбогом, но основная масса склоняется все же к употреблению германской мифологии. Сведения о язычестве черпают они из старых, пожелтевших книг, написанных людьми с немецкими фамилиями, а может быть, представляют себе язычество по декорациям к балету Стравинского «Весна Священная». Серьезный, взрослый дядя, сидя среди этих юных и не очень юных существ, я понимал весь маразм происходящего. После тяжелой войны в Боснии, после абхазских обстрелов сидеть среди рисующих друг другу символы и знаки молодых антикваров — занятие раздражающее.
Мой идеал, может быть, казарма, но никак не секта и не кухня.
Часть новых язычников приближается к символике гитлеризма, причем ненаучное понятие ариев (арийских племен) автоматически распространяется на славян и на русских (хотя Гитлер, как известно, был другого мнения). Я нашел в правом подполье поклонников старого знакомого господина Григория Климова. Я был знаком с ним в Америке и даже написал рассказ «Первое интервью», в котором дал, по-моему, удачный портрет этого господина.
Климов — одна из тех жалких восковых фигур, каковые водятся в закопченных и затянутых паутиной углах страны Зарубежья/Таракании. Бывший советский офицер Климов, нарушив присягу советского воина, перебежал к врагу в западный сектор Берлина тотчас после войны (первое предательство), затем в качестве военного инженера участвовал в строительстве американских военных баз (второе предательство). Климов выпустил на свои средства на русском языке десяток нездоровых книг. Во всех творениях Климова одно и то же неумное, душное, патологическое видение мира, где ЕВРЕЙ есть и Бог, и Сатана, и творец всех мультинациональных компаний, а «Сионские мудрецы» стоят за всеми заговорами, убийствами и переворотами в мире. Господин Климов обнаружил замаскировавшегося еврея даже в Солженицыне. После пребывания книг господина Климова в комнате хочется сутки проветривать комнату. Приписывая ЕВРЕЮ сверхчеловеческую мудрость и столь же сверхчеловеческое могущество, Климов пересекает границу ненависти и приближается к обожанию ненавидимого объекта.
И вот, председатель националистической партии, я обнаруживаю среди членов партии поклонников произведений этого паучка, забытого всеми в отставном штате Нью-Джерси или где он там живет, приближаясь уже к восьмидесяти годам. Сознаюсь, мне стыдно за русских людей, и за молодых людей прежде всего, за то, что их может интересовать эта кухонная ерунда, мстительные испарения больной души неудачника.
Еще один идеолог подполья — Валентин Пруссаков, автор книги «Оккультный рейх». Если Климов всего лишь мой знакомый, то Пруссаков был в 1975–1980 гг. моим другом и соавтором нескольких написанных вместе политических документов (например, «Открытого письма Сахарову», пересказ его напечатан был в 1975 году лондонской «Таймс»). Пруссаков сидел против меня за корректорским столом нью-йоркской газеты «Новое русское слово», у нас были общие идеи в ту пору. (Кстати говоря, это Пруссаков выведен у меня в романе «Это я — Эдичка» под именем Альки, Александра. И его же можно найти в нескольких рассказах под именем Львовского.) Здравые идеи были в ту пору у Пруссакова. Наше «Открытое письмо Сахарову» и сегодня не потеряло своей актуальности, ибо указывало на наивность понимания Сахаровым Запада, на его неуместный в международных отношениях альтруизм, граничащий с мазохизмом. Впоследствии дороги наши разошлись, Пруссакова изрядно помяло жизнью за эти годы, и, может быть, закономерно он ударился во все тяжкие. Я с остолбенением обнаружил его уже в качестве чуть ли не идеолога гитлеризма в России. Я не знаю, что говорит профессионал Климов о Пруссакове, для меня важна не национальность человека, но его духовная раса, однако не могу удержаться от возгласа изумления: «Валентин, вы же полуеврей, как вы увязываете свои новые убеждения со своей совестью! И что говорит ваша старая мама, насколько я понимаю, она еще жива?»