Неизбежность. Повесть о Мирзе Фатали Ахундове
Шрифт:
— А может, — думая о своих фарисеях, говорит Фатали, — показать на сцене лужайку, ну… вроде бы майдан жизни или шайтан-базар, и понатыкать шесты, множество, множество эф?
— Что за эф?! — недоумевает Соллогуб.
— Ну, Фа или Фи!..
— Ах вот вы о чем! — аж глаза на лоб полезли. И вспомнил вдруг (с чего бы?), тоже эФ, эФ, да, да, Фон-Фок! один из основателей Третьего отделения!.. — О чем вы, Фатали?! Да как можно?!
А Фатали о том и не помышляет, хотя, может быть, именно в этот миг, когда изумился Соллогуб, и родилось имя его героя, хозяина зверинца, он искал, чтоб было Фэ Фэ!.. Но не Фон-Фок,
И по взгляду Соллогуб понял: другие эф на уме у Фатали.
«Ах эти растущие на ниве фурии!..»
— Да! И еще! — пока Соллогуб умолк, чуть успокоившись. — Аксакалы-вожди, которым верил, очернили фаброй седые бороды! И пришло понимание, что фанфары фараонов, феерические эффекты фраз, фейерверки пиротехники разве что способны произвести фурор средь мумий фараонов!
И где-то гнездятся угнанные картечью фазаны с вырубленных карателями кавказских лесов!
А фетва, эта восточная анафема, источаемая устами законников, вызовет разве что хохот у отовсюду выглядывающих филеров и фискалов, флиртующих с флюгерами и поющих фальцетом фуги и фугетты или играющих — им наскучило фортепиано! — на недавно изобретенной фисгармонии, а потом в тире под канцелярией наместника стреляющих на потеху из кремневых фузей, подшучивая над отставным фузилером, ведающим этими снятыми недавно с вооружения кремневыми ружьями…
Снятыми? Как бы не так!.. Ну что за ружья у нас?! — негодуют все, кто с Крымской живым вернулся. — Заряжать с дула! А пушки?! Нет чтоб, как у всех нормальных войск — стальные. Бронзовые пушки. Вот и повоюй…
— И чего вы норовите лезть в эти самые, как их? фурфуристы?! Не надо, не надо, Фатали! Тоже мне, фузилер! — обрадовался Соллогуб. — Ваше дело не стрелять, а облагораживать, да-с, не стрелять!..
Соллогуб недавно прибыл из Шемахи и накануне прихода к нему Фатали посетил князя-наместника, доложил о результатах секретного дознания, а перед тем как уйти, позволил себе — с чего бы вдруг? — вольность подмигнуть светлейшему: «Помните, князь-наместник? Для ознакомления туземцев с удовольствиями сценического искусства, а также для распространения угодного нам образа мыслей мы открыли театр — вот вам и результаты, пример со времен Ноя небывалый: князь Георгий Эристов начал писать комедии на грузинском, а Мирза Фет-Али Ахундов — на татарском…»
Да, да, это было: приезд наследника — цесаревича Александра в Тифлис! И на Дидубийском поле — высочайший смотр войскам, в большой свите Воронцова — князь Эристов, назначенный наместником (он любит рисковать: ведь Эристов — из сосланных за участие в заговоре. Недавно только вернулся из вильно-варшавской ссылки) младшим чиновником по особым поручениям, и опекаемый наместником образованный туземец Ахундов, чья пьеса «Медведь — победитель разбойника» (о нападении разбойника на зверинец Франца Фока) готовилась к постановке («в коей роль бразильской обезьяны исполнена будет г. Прево»).
— Рекомендую, ваше высочество, — представил наместник Эристова и Ахундова наследнику-цесаревичу, — грузинского и татарского Мольера.
— Сразу двух?! — Наследник
— А все, ваша светлость, — продолжает Соллогуб, — штык!.. — Разговор о штыке ласкает ухо наместника. — Да-с! Штык! Он прочищает дорогу просвещению!..
лицемеры и ханжи! вы, для которых нет разницы между искусством слова и ремеслом пиротехника, изготовляющего фейерверки для пиров, приемов, парадов!..
водевиль или пьеса-экспромт в честь главнокомандующего или нидерландской королевы — сестры Николая и дочери Павла, дельный совет по части меню, декорации залов, стихи a propos — вам все равно.
и — убив вознести! это ваша привычка: убить, а потом вознести! и Пушкин, и Лермонтов, и еще, и еще!..
А Колдун с обидой: «Всех вы с Соллогубом вспомнили — и шарлатана-алхимика, и купца-контрабандиста, и интриги ленкоранцев, и армянских крестьян, и немца Франца Фока с его бразильской обезьяной, и даже почти тезку его Фон-Фока! Но не упомянуть меня?! А Париж-то кто разрушил — забыл?»
— Как не вспомнили? Разве не слышал? Колдун — это хорошо! — сказал Соллогуб, добавив, правда, — но не скажу, что я в восторге от интриги, связанной с парижским бунтом!..
«Вот-вот! — И Колдун прячет в хурджин из ковровой ткани, а какие на ней узоры, какая вязь! домики-кубики «нотр-дам», «версаль», «тюильри», а на одном даже по-французски «de l`Horloge».
«А это что? — спрашивает Фатали Колдуна. — И когда ты успел французский изучить?»
«Это ж павильон де л`Орлож, а на нем часы!»
«А это? «Ка-ру-сель».
«Сочинил, а не знаешь?! Это ж карусельная площадка, куда въехал король на смирной лошади в надежде наэлектризовать войска!»
«И они кричали «Vive le roi»?
«Не виват, а долой! И король бежал в грязнейшем наемном экипаже!»
«В мизерном фиакре!.. В июльскую пыль прибыл, в февральскую грязь уехал!»
«Какова пыль, испанская, кажется, поговорка, такова и грязь!..»
«А чем кончилось?»
«Но ведь ликованье какое!.. А ты бы посмел о тех, кто разрушил Париж и выгнал короля!..»
Мундир Фатали на вешалке зашевелился.
«О дивах и шайтанах?»
«Да, о чертях и дьяволах!»
Мундир застыл, но оба видели, как оттопырились его плечи, а потом он снялся с вешалки, с одного плечика, с другого, и двинулся к Фатали, чтоб влезть ему на плечи.
«Наше прошлое удивительно, настоящее великолепно, что же касается будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение». Фатали выписал эту фразу, а рядом переводы ее на фарси, на азербайджанский. Бился и над переводом на арабский, но всех призвали к наместнику.
— Каков Паскевич, а?! — и тычет в только что полученную депешу. — Ай да Иван Федорович! Не зря, нет, не зря пожалованы ему государем титулы графа Эриванского и князя Варшавского. Задушил венгерскую гидру! Разом отсек ей голову и бросил под ноги его императорского величества… Что? Жестокость?! Это проявление энергии, а не жестокость! И не упрямство, чтоб всюду было, как у тебя дома, не прихоть, а выражение силы — наказать и подчинить!..
«И с такими мыслями, — голова Колдуна на миг, той щекой, где муха, — чтоб тебе еще ордена?!»