Неизданный Федор Сологуб
Шрифт:
Обязанности Федора Кузьмича в учительской семинарии были довольно многообразны; при семинарии был интернат, и все учителя, в том числе и Ф<едор> К<узьмич>, несли там обязанности воспитателей. Всем им приходилось поэтому дежурить то по вечерам, то по ночам.
— У нас в семинарии был хор, я пел в нем; спевки бывали по вечерам, — сказал Я. Ф. Назаров. — Как узнают певчие, что Федор Кузьмич дежурный в интернате, так и побегут после спевки к нему, ну и я с ними…
— О чем же говорили?
— А так, не ораторствовал он, а на вопросы отвечал, разъяснения давал или рассказывал…
— Свое рассказывал или из книг?
— Этого уж не могу сказать, не понимали мы тогда — свое или чужое, а только много рассказывал… Очень мы его любили [258] …
Однако те же ученики, что ходили на квартиру к Ф<едору> К<узьмичу> или бежали в интернат, когда он там дежурил, на уроках, на слова Ф<едора> К<узьмича>:
258
Педагогический талант Ф. К. Тетерникова отмечали и другие его знакомые. Например, Н. И. Ахутин писал ему 28 января 1896 г.: «… Вы любите учительское дело. Вас любят ученики (а разве это мало значит?) и с удовольствием Вас посещают, как посещали Логина; Вы обладаете такими богатыми способностями, до которых другим далеко…» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. № 41. Л. 16).
— Приведите пример на имя существительное женского рода, — кричали: — Плешь, плешь!
— Ведь это они про мою плешь! — рассказывал Ф<едор> К<узьмич> в учительской. Выглядел Федор Кузьмич в те годы,
По праздникам воспитанники обязаны были бывать у обедни; учителя ходили с ними по очереди; ходил и Федор Кузьмич. В царские дни [259] , независимо от дежурств, все учителя были обязаны являться на молебен. Директор [260] объявлял об этом под молебен и требовал, чтобы учителя не манкировали…
259
То есть день коронования и день именин царя и царицы — праздничные дни в дореволюционной России.
260
Директором Вытегорской учительской семинарии был (с июля 1889 г.) Митрофан Егорович Маккавеев, с которым у Ф. К. Тетерникова нередко происходили столкновения. «Наш Митрофан», — иронически именует его Федор Кузьмич в письме к сестре от 12 декабря 1891 г. (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 36. Л. 21). В июле 1892 г. он подробно объяснил В. А. Латышеву причины, побудившие его отказаться от подписи под некоторыми актами и решениями Учительского Совета, внести возражения в экзаменационный протокол и пр. (неудовлетворенность ремонтных работ, проводимых М. Е. Маккавеевым, его грубость, некомпетентность). Приведем подробные выдержки из этих (сохранившихся лишь в черновом варианте) писем, великолепно характеризующие личность молодого учителя: его порядочность и честность, чувство собственного достоинства, педагогические принципы и т. п.
«Вы могли быть недовольны и тем, — пишет Тетерников в Петербург В. А. Латышеву 16 июля, — что я просил Вашего ходатайства в то время, как мог ожидать, что директ<ор> представит возражения против моего назначения. В этом я, конечно, виноват и прошу Вас простить мне эту неосторожность. <…> Но я не вижу никакой возможности признать себя виноватым в том, что здесь произошло. <…> Никаких дрязг и ссор ни с кем здесь я не заводил, в интригах не участвовал, никого против дир<ектора> не подстрекал, доносов не писал, жаловаться на дир<ектора> не ездил, всем его законным требованиям подчинялся, порученное мне дело исполнял, как умел, со всем усердием и строго сообразуясь с замечаниями и указаниями дир<ектора> (почти всегда дельными). На советах бесполезной оппозиции не делал, прений не затягивал, предъявлял свои возражения только в случаях совершенной необходимости, и тогда поддерживал их без запальчивости, но с достоинством и твердостью искреннего убеждения. Все те мои действия, которые могли быть истолкованы как признаки ссоры, были вынуждены необходимостью, не мелочной сварливостью, а заботою именно о деле, т. е. о том, чтобы всякое дело, в котором я участвую, было сделано, насколько это от меня зависит, с достаточною правильностью. Акта освидетельствования ремонтных работ я не подписал, потому что никакого освидетельствования не было, а было предложено подписать готовый акт, удостоверяющий работы, которые не были мне показаны. Этих работ я не видел не по своей вине: дир<ектор> не допускал член<ов> Совета даже полюбопытствовать о том, что за работы производятся; разводя сад, он на вопрос наставника о том, что это такое, ответил: „Это я делаю… Так… Кое-что“. Пусть работы произведены очень добросовестно, я этого не знаю и не могу этого утверждать. <…>Протоколов я не мог подписать, потому что они были составлены неверно. <…> То, что дир<ектор> оскорбил членов Сов<ета> упреком в нечестности, — разве мелочь? Это сказано по поводу того, что члены Сов<ета> иногда говорят в городе о дир<екторе>, порицая его. Но и сам дир<ектор> в беседах со знакомыми заявлял, что он подтянет учителей и т. д.
Вообще хозяйственная часть оставляет желать многих улучшений. Воспитанники, страдая в спальнях от холода, имели рваные одеяла, и дир<ектор> не хотел найти денег на покупку их, хотя члены Сов<ета> не раз указывали на необходимость этого. А на устройство сада (только для себя), на балкон при своей квартире и на ежегодную перемену обоев в своей кв<артире> у дир<ектора> находились казенные деньги. Библиотека не обновилась ни одной книгой (кроме некоторых журналов) за все 3 года директорства Мак<кавеева>, хотя библиотека очень бедна. <…> Артельное хозяйство воспит<анников> ведется небрежно и расточительно» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 30. Л. 46 об., 47, 47 об., 49, 49 об., 50).
Еще более резко отзывается Тетерников о деятельности М. Е. Маккавеева в письме от 25 июля. «Если я заморю в себе чувство чести, — пишет Федор Кузьмич В. А. Латышеву, — и позволю обращаться со мной недостойным образом, то такое же обращение я перенесу и на своих учеников. И на самом деле дурные привычки дир<ектора> не остаются без вредного влияния. Воспитав в себе азиатскую заносчивость, он и среди воспитанников сумел развить дух высокомерия по отношению к младшим. Воспитанникам 3-го кл<асса> он предоставил очень обширные права <…>. Деж<урные> восп<итанники> 3-го класса пользовались своим влиянием и позволяли себе грубо обращаться с мл<адшими> товарищами, особенно с теми из них, кто посмирнее или не освоился еще с семин<арскими> порядками, не успел или не сумел подделаться к старшим: кричали на них, толкали, били, драли за уши. <…> Бросавшаяся всем в глаза грубость дир<ектора> служила для них прекрасным примером. Я не думаю, что мелочно поступает тот, кто всеми средствами борется против этих явлений. Если расходившихся воспит<анников> не трудно было унять, то унять дир<ектора> оказывается труднее, но все же необходимо…» (Там же. Л. 38–40).
Фигура директора Маккавеева становилась подчас и мишенью сатирических стихов Федора Тетерникова, сохранившихся также лишь в форме черновых набросков. Таковы, например, четыре строки из стихотворения с датой «24 января 1891 г.»:
Неусыпный наш директор Ввел отличный строй: Бдит над школой как алектор Над ночною тьмой.В Вытегре составлял Федор Кузьмич учебник геометрии [261] . Переписывал ему эту работу ученик с красивым почерком, Алексей Морозов. О. Н. Черносвитова [262] любезно сообщила мне, что книга эта осталась ненапечатанной. Она же рассказала, что Ф<едор> К<узьмич> участвовал, в компании с другими учителями, в составлении какого-то другого учебника, но и этот учебник света не увидел [263] .
261
Над учебником геометрии Тетерников начал трудиться еще до приезда в Вытегру. «С большой благодарностью прочел я Ваши замечания на мою программу учебника геометрии», — писал он 7 июля 1888 г. В. А. Латышеву (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 30. Л. 10). К середине 1890 г. работа была в основном закончена, однако в печати она так и не появилась.
262
Ольга Николаевна Черносвитова (урожд. Чеботаревская; 1872–1943) — свояченица Федора Сологуба.
263
Видимо, имеется в виду учебник математики для промышленных училищ, который Ф. К. Тетерников готовил совместно с Н. В. Подвысоцким. В письме к сестре от 10 октября 1891 г. Федор Кузьмич сообщал: «Дела мои идут по-прежнему; теперь работаем вместе с Подвысоцким: я ему предложил писать вместе учебник для промышленных училищ, он согласился, и мы принялись за работу. Для вновь учреждаемых промышленных училищ нужны учебники, и министерство будет в течение нескольких лет выдавать ежегодно по 8 премий за лучшие учебники, представленные в ученый комитет <…>. Ближайший срок представления — 25 декабря. В такое короткое время одному трудно что-нибудь сделать — всего три месяца, а вдвоем, может быть, и успеем. <…> Подвысоцкий же человек трудолюбивый и, кажется, искусный преподаватель: ученики его очень довольны его уроками, находят, что он очень понятно все излагает; к тому же ему приходилось уже писать и печатать книги, так что он привык к такого рода работе. Одним словом, это такой товарищ, с которым не страшно работать: можно на него надеяться. Мы выбрали математику для средних технических училищ, разделили ее пополам, и каждый должен написать свою часть, а потом сообща все рассмотрим и исправим, что понадобится» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 36. Л. 14–15 об.). Ср. отзыв о Подвысоцком в письме И. И. Кикина к Сологубу в предисловии к нашей публикации (с. 264 наст. изд. [в файле — раздел «Федор Сологуб в Вытегре» /предисловие/ со слов /начало абзаца/ «Вероятно, более пристальный взгляд на некоторых сологубовских персонажей…» и далее — прим. верст.]).
IV
Пришла и еще гостья, Софья Ефимовна Преполовенская…
И цветов, и созвучий звенящая вязь,
С яркоцветной мечтой прихотливо сплетясь,
С ним играла всегда и вела разговоры.
В доме Игнатьева Тетерниковы прожили только год; он оказался сырым и холодным. Осенью 1890 года они переехали на главную улицу города, Воскресенскую [266] , в дом Киселева. Теперь эта улица переименована в улицу Троцкого, потому что здесь, в доме Мигуновой, жил в ссылке, после первой революции, Л. Троцкий [267] .
264
Из второй главы романа: «Пришла и еще гостья, Софья Ефимовна Преполовенская, жена лесничего, полная, с добродушно-хитрым лицом и плавными движениями» (Сологуб Ф.Мелкий бес. М.; Л., 1933. С. 61).
265
Из стихотворения «Он поэтом рожден. В колыбельку ему…» ( Жемчужные светила.С. 21–22).
266
Ныне — ул. Ленина.
267
Л. Д. Троцкий был арестован в декабре 1905 г., а в октябре 1906 г. приговорен к ссылке и отправлен на поселение в г. Обдорск Тобольской губернии; не доехав до места, он бежал из г. Березова. Сведений о пребывании Троцкого в Вытегре не обнаружено.
Дом Киселева стоит у пяти углов; тут пересекаются ул. Троцкого с ул. Володарского, а в один из прямых углов вклинивается Архангельский тракт.
— А как раньше называлась улица Володарского?
— Преполовенской.
За домом, со стороны улицы Володарского, — садик со старой березой посредине. Справа, по улице Троцкого, — большой двор; на другом конце двора — двухэтажный дом того же хозяина [268] . Теперь эти дома принадлежат Петрову.
268
О соседях Федора Кузьмича «по двору» можно узнать из его письма к сестре от 21 декабря 1891 г.:
«На нашем дворе большие перемены. Квартиру, где прежде жили Подкопаевы, снял хозяин здешнего пивоваренного завода вместе с нижним этажом, так что Корженевским приходится переезжать. Из их квартиры сделают что-то вроде трактира или гостиницы для приезжающих. Корженевские переедут в дом Николаевской, а Николаевская переберется в тот флигель, где живут Воскресенские, а Воскресенские хотели переехать в квартиру инженера Могучего для того, чтобы сторожить ее, да домохозяин их не пускает: квартира только что отделана, а они, мол, ее испачкают» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 36. Л. 17 об. — 18 об.). В письме от 11 января 1892 г. уточняется: «Корженевские переехали на квартиру к Николаевским, и теперь у нас на дворе пока пусто. Хотим и мы переехать; кажется, есть квартира на Пудожском тракте, не доходя до город<ского> училища» (Там же. Л. 27–27 об.).
Упоминаются: семья Николая Федоровича Подкопаева — акцизного надзирателя Вытегорского участка, секретаря вытегорского благотворительного общества; семья Валентина Аполлинариевича Корженевского, помощника секретаря съезда мировых судей (ср. в письме к сестре от 3 октября 1891 г.: «Раза 2 приходила Корженевская-старуха и натирала нашего родителя» // ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 36. Л. 10); семья инженера Александра Станиславовича Могучего, впоследствии — помощника начальника Вытегорского округа путей сообщения (его жена, Мария Борисовна, была избрана председательницей Вытегорского благотворительного общества и совета); Александра Филипповна Николаевская — учительница в Палтожском женском училище (под Вытегрой), позднее преподавала в вытегорской женской прогимназии.
О семье Воскресенских достоверных сведений не получено. Возможно, имеется в виду священник Михаил Иванович Воскресенский, законоучитель в одном из сельских земских училищ Вытегорского уезда. В письме Федора Кузьмича к сестре от 21 декабря 1891 г. говорится: «Юлия Викторовна Воскресенская просит передать тебе привет» (ИРЛИ. Ф.289. Оп. 21. № 36. Л. 18 об).
Крыльцо, ведущее в дом, разгорожено надвое плотной перегородкой; ближе, в первой половине, — парадная дверь и звонок, подальше — ход на кухню. Дом этот в один этаж, но по площади больше караваевского; по пяти окон в длину и в ширину. На доме прибита старая бляха: «Первое российское страховое общество 1827 года». Вероятно, была она еще при Федоре Кузьмиче.
— Возвращаясь из семинарии по домам, — сказал И. И. Кикин, — мы подолгу гуляли с Ф<едором> К<узьмичом> по Воскресенской улице. Беседовали. Ф<едор> К<узьмич> говорил много, вдохновлялся, мечтал. Мечты туманные были, сложные, ну вроде того: как претворять звуки в цвета [269] …
269
Вопрос о соотношении звука и цвета — один из основных в символистской эстетике. Ср. знаменитый сонет А. Рембо «Гласные» (1871), трактат К. Бальмонта «Поэзия как волшебство» (1915) и др.
В «Тяжелых снах» В. М. Логин ведет с Клавдией такой разговор:
— Скажите… вам жизнь какого цвета кажется? Какого вкуса?
— Вкуса и цвета? У жизни?
— Ну да. Ведь это же в моде — слияние ощущений.
— А это… Пожалуй, вкус приторный.
— Я думал, вы скажете: горький.
И ниже:
— А цвет жизни? — спросил опять Логин.
— Зеленый и желтый…
— Надежды и презрения?
— Нет, просто незрелости и увядания… [270]
270
Приводится (неточно) разговор Логина с Клавдией Кульчицкой (первая глава, раздел 1).
Не о подобном ли слиянии ощущений рассказывал Федор Кузьмич И. И. Кикину?
V
…Он, брат, всякого догадался облаять. Ты думаешь, тебя он не облаял никак? Шалишь, брат, ошибаешься.
— А как он меня назвал?
— Сказать? Не рассердишься?
— Чего же сердиться?
— Ну, смотри. Слепой черт, вот как.
Логин засмеялся.
— Ну, это не замысловато.
271
Неточно цитируемый фрагмент диалога между Логиным и Баглаевым (третья глава, раздел 4).
— Федор Кузьмич, — сказал И. И. Кикин, — всегда был строг к себе и к другим и зол бывал на язык. Ну, и ему доставалось… Был он белокурый и бороду носил большую, очень светлую, почти белую. А лысина была во всю голову. Вот учителя и острили. Бывало, учитель рисования, Иван Александрович Копытов, рассердится на какое-нибудь ехидное замечание Федора Кузьмича и закричит:
— Ах ты, босоголовый черт!
— А другие прибавят: вот от бороды отнять бы, да на голову и прибавить.