Неизвестная реальность
Шрифт:
— Я же говорила вам про ощущение внутреннего взрыва. Но я не знаю, что это.
— Так вот я тебе об этом и говорю.
— Это непроявленная ненависть? По отношению к людям?
— Да. К миру, к людям, к себе.
— И к себе?
— Да. Прежде всего к себе. Она тебя и уничтожает. Делает глупой. Ты будешь глупеть и глупеть, потому что познание человека идет через чувство либо через интеллект. Но не дай Бог стать очень интеллектуальным, но бесчувственным. Если человек не развивает свою сферу чувств, он становится
Как вы считаете, почему данный диалог возник сегодня в нашей группе? Используйте полностью ситуацию для себя.
— Когда человек раздражается и злится, у него нет сил даже на то, чтобы подумать. И такое угнетенное состояние очень сильно воздействует на физическое состояние: начинаешь себя плохо чувствовать на физическом плане. Просто начинаешь разрушаться. Возникает неосознанное раздражение, хотя тебе кажется, что ты его не испытываешь.
— Именно неосознанное является ядом, который разъедает вас изнутри.
— Вчера я пришла домой после занятия, вспомнила весь этот кошмар, и меня хватило только на то, чтобы войти в квартиру. Мне было очень плохо, и я себе сказала, что я такого больше не хочу — вот такого состояния, которое разрушает.
— Ты знаешь, что происходило вчера? Та ситуация, которая была создана здесь, — страшное разрушение. Ты ничего не хочешь видеть, кроме того, что хочешь. Ты разрушаешь все вокруг, и прежде всего — саму себя. Ты безумна, потому что не видишь своего безумия. Высшая степень безумия — его невидение. Сумасшедший, который понимает, что он сумасшедший, уже не сумасшедший. То, что ты делала, — безумство. А не видишь ты его по той причине, что твои глаза закрыты ненавистью. Для тебя это нормально, и ты произносишь красивые слова: люблю, добро. Но ты разрушаешь, и это для всех очевидно. Ты тащишь себя в ад.
— Я была в таком же состоянии, что и Татьяна. Раздражение, которое вы назвали ядом, для меня было ржавчиной, которая разъела все внутри меня. Я оказалась на грани сумасшествия. Это было моим естественным и единственным состоянием, в котором я жила, — скрытое или явное раздражение. Сейчас мне просто страшно вспоминать себя ту, тот ад, в котором я пребывала и не видела его. Вчера у меня появилась возможность увидеть и вновь пережить эти состояния.
— Два года назад я была в еще худшем положении, у меня вообще не было позитивных чувств к людям.
— Где твои позитивные чувства? Ты любишь кого-нибудь здесь? Ты научилась словам: позитивно и т. д. Ты кого-нибудь любишь?
— Я никого не люблю, но испытываю приятные чувства по отношению ко многим.
— Это и есть заблуждение, сон, из которого не видно выхода. Не видно по той причине, что она не ищет его. Она просто в этом находится. Тьма сгущается.
— А что я тогда здесь делаю?
— Не знаю. Очевидно, для тебя это последний шанс.
— На самом деле. Потому что, когда я искала выход, то понимала: еще немного, и все, мне уже не выбраться. Единственное, что меня удерживало от самоубийства, — вера в Бога. Я понимала, что это недопустимый выход,
— У тебя нет даже зачатков раскаяния. Ты никогда не наблюдала, как человек приходит в храм, падает на колени и раскаивается. Я далек от мысли о том, что всем надо падать на колени, бить себя в грудь… Но я привожу пример того, как человек подходит к последней точке и вдруг начинает видеть и чувствовать все то безумие, в котором находился. Раскаяние. Что это такое? Ты начинаешь видеть, что же делал; как это влияло на тебя и тех людей, с которыми ты поступал подобным образом. И тогда возникают муки совести, раскаяние. Ты все время говоришь о спокойствии, за которым скрывается ненависть. Я же говорю о том, что единственным способом выхода для тебя может стать чувство глубокого раскаяния. Ты думаешь, мне приятно входить в это? Ничего приятного. Но я вхожу по той причине, что рассматриваю это как шанс для тебя. Но тебе надо увидеть, как ты ведешь себя. Все видят. Если и ты увидишь — придет раскаяние. Но для этого тебе надо почувствовать что-нибудь кроме собственного Эго. Скажи честно, что ты испытываешь сейчас к кому-нибудь из здесь присутствующих?
— Я всегда говорю честно.
— Хоть соври, но скажи.
— Благодарность. К Людмиле — теплую симпатию.
— Какую симпатию?
— К ее поведению…
— И к чистым ботинкам?
— И к чистым ботинкам тоже. К стилю, утонченности, доброму расположению. У нее нет агрессии по отношению ко мне. Я чувствую доверие, спокойствие.
— Ты можешь сказать, что принесла тем людям, с которыми общалась?
— Если вы спрашиваете о мужчинах, то для меня важнее всего брат.
— Оставим брата. Другим мужчинам. Что ты им принесла?
— Вы про мужа спрашиваете?
— Ты говоришь, что любила. Кроме мужа, у тебя были еще какие-нибудь мужчины?
— Это их надо спрашивать.
— Я у тебя спрашиваю.
— Мне сложно ответить. Разное было: и раздражение, и…
— Вспомнят ли они тебя добрым словом?
— Конечно. Я сейчас дружески общаюсь с теми, в которых когда-то была влюблена.
— Как ты думаешь, что я сейчас чувствую, разговаривая с тобой уже в течение часа?
— Раздражение, обреченность.
— А почему?
— Потому что нет взаимопонимания.
— А почему его нет? Ведь именно с твоей стороны нет понимания, именно тебе сложно ответить на данный вопрос. Почему с тобой так тяжело разговаривать? Разговор с тобой отличается от моего разговора с другими присутствующими?
— Да.
— Наверное, желанием помочь и понять друг друга.