Неизвестная Зыкина. Русский бриллиант
Шрифт:
— Этого будет достаточно, — сказал он, — чтобы Париж узнал ее имя.
И в ближайшем концерте песня в исполнении этой девушки с ансамблем успешно прозвучала. Так Париж узнал новое имя, а затем его узнал весь мир. И мы рады, что способствовали ее успеху на начальном, самом трудном отрезке ее блистательного творческого пути. (Матье ни разу не пропустила ни одного концерта ансамбля во Франции, пела, бывала на репетициях. Зыкина встречалась с Матье в 1978 году в Париже, а ее бывшая сотрудница Н. Кущенкова организовывала выступления певицы в Москве в 2009 году).
— Мне кажется, — продолжила разговор Зыкина, — что сюжеты произведений песенного жанра недостаточно
— К сожалению, в общем их потоке чаще получается крен в сторону любовной лирики. Народ всегда воспевал героев, богатырей, солдат. На песнях, рассказывающих о воинском долге, отваге, защите Отечества, воспитывается молодое поколение, но, увы, сегодня таких песен мало.
Зыкина впоследствии не уставала повторять в разных интервью то же, что говорил ей когда-то Александров, и в частности о том, что мало хороших армейских песен. Где-то даже уточнила лет пять назад: «Всего-то одна приличная песня „Граница“, что поет Леонид Агутин, да 6–8 хороших песен у Расторгуева с Газмановым, но этого слишком мало для нашей эстрады».
— Борис Александрович, — спросил я, — а что произошло в Италии, когда с артистов ансамбля пуговицы зрители поотрывали?
— В 1963 году в Риме нас попросили дать концерт для итальянских военнослужащих. Во Дворце спорта собралось 15 тысяч солдат и офицеров всех родов войск. Мы включили в программу две песни итальянского Сопротивления — «Белла, чао» и «Катюшу» (нашего Блантера, но на слова итальянских партизан). Едва зазвучала ее мелодия, как все 15 тысяч подхватили ее, и мне оставалось лишь повернуться к залу и дирижировать. После концерта итальянцы бросились на сцену, обнимали нас, качали, жали руки, просили на память красные звездочки, кокарды или хотя бы пуговицы от наших парадных мундиров… Пуговиц много им досталось.
Зыкина посмотрела на часы и на меня: пора заканчивать, понял ее взгляд.
— Последний вопрос, Борис Александрович. Вам, чтобы руководить таким ансамблем, приходится предъявлять к себе очень высокие требования?
— Чтобы уверенно стоять за пультом, нужно быть и хормейстером, и композитором, и знатоком народного творчества, и обладать широкой музыкальной эрудицией, и уметь угадывать ритм эпохи, запросы времени. Не превращаться в метроном, а быть искренним, эмоциональным, страстным… Надо выкладываться на концерте полностью. Иначе нельзя. (Спустя какое-то время в разговоре с Гридиным на предмет совершенствования дирижерского искусства Зыкина полностью повторила мужу эти слова прославленного музыканта.)
Прощаясь, Александров спросил Зыкину:
— Как Виктор себя чувствует в новой роли?
(Гридин был в ансамбле Александрова баянистом.)
— Вроде справляется. По-моему, неплохо.
— Жаль, что ушел от нас. Хороший был баянист. А как любил баян.
— Да он и сейчас чуть ли не спит с ним, — сказала Зыкина. — Любит играть. Увлеченный, может, слишком.
— Лучше слишком, чем наоборот, — отвечал дирижер.
Александров проводил нас до выхода. На улице ждала толпа с цветами для певицы, которые ей и были вручены. Оказалось, когда мы приехали с Зыкиной и скрылись в подъезде концертного зала, несколько увидевших Зыкину дам стали интересоваться у зыкинского водителя Валентина Ивановича, как долго Зыкина пробудет в этих краях. Тот ответил, что певица приехала на репетицию, которая продлится не меньше часа. Дамы исчезли, а потом явились с внушительным букетом цветов и ждали Зыкину
— Откуда столько цветов? — недоумевала Зыкина.
— Откуда, откуда… Да всю клумбу посередине сквера очистили, — сказал водитель.
— Юраш, — обратилась ко мне певица, — выкини их в мусорный бак, как увидишь по дороге. Ворованные цветы мне не нужны.
— Людмила Георгиевна, — говорю, — цветы-то одно загляденье, жаль выбрасывать. Где эти женщины их могли взять, если не с клумбы? За цветами им идти до метро «Новослободская» далековато, да и не очень-то на каблуках со шпилькой комфортно. Удовольствие не выше среднего.
Зыкина промолчала. Цветы остались в машине, из которой я вышел у ближайшей станции метро, предварительно оговорив с певицей план встреч на предстоящую неделю.
До этого был еще один случай, когда Зыкина отказалась от букета.
В октябре 1963 года Зыкиной присваивается почетное звание «Заслуженная артистка РСФСР», и в новом качестве она приезжает с шефским концертом в НИИ Люберецкого района Московской области. Перед концертом она попросила заведующего клубом, если можно, нарвать из институтского сада популярной в народе невежинской рябины, чтобы приготовить домашнюю настойку для лечебных целей. Заведующему клубом было некогда, и он перепоручает просьбу певицы киномеханику. Тот, не зная сути происходящего, взял в помощники охранника, и они вдвоем наломали немерено веток с гроздьями спелой рябины. На клумбе возле клуба еще «дозревали» жухлые гладиолусы и астры. На всякий случай нарвали и их, собрав в букет вместе с ветвями рябины. Во время концерта, после исполнения очередной песни на «бис», киномеханик решил обрадовать гостью, вышел на сцену и преподнес ей новый вид икебаны. Зыкина как ни в чем не бывало «букет» приняла, поклонилась и положила его на рояль. Зал грохотал от аплодисментов стоя. После завершения концертной программы Зыкиной все же собрали нужное количество плодов рябины, и она на своей белой «Волге» вместе с аккомпаниаторами А. Шалаевым и Н. Крыловым укатила в Москву, оставив преподнесенный киномехаником «образец» икебаны на рояле.
В январе 1981 года на сцене Концертного зала имени П. И. Чайковского отмечалось 75-летие И. А. Моисеева, нашего знаменитого хореографа и балетмейстера.
За несколько дней до юбилея Зыкина спрашивает:
— Ты с Моисеевым давно знаком?
— Лет пятнадцать. А в чем дело?
— Юбилей у него скоро. Что ему подарить? Что он любит?
— Любит играть в шахматы, редкие марки коллекционировать…
— Шахматы у него определенно есть, раз любит играть. Слышала, что его друг, гроссмейстер Котов, подарил на прошлый день рождения красивые, ручной работы шахматы. Марки, я знаю, он давно коллекционирует. Но я в них не разбираюсь. Куплю, да не те…
— И правильно. Зачем не то покупать?
— Ладно, что-нибудь придумаю.
Однажды при встрече Моисеев протянул Зыкиной письмо выпускника университета из Бруклина, полученное им во время гастролей в США: «За два билета на концерт я готов по вашему выбору: отдать мою коллекцию марок, которую я собирал пятнадцать лет, пройти на руках от Бруклина до „Метрополитен-опера“ и лизнуть раскаленный утюг». «И что же вы выбрали, Игорь Александрович?» — спросила Зыкина. «Ничего», — отвечал он. «Возможно, стоящая коллекция была…» — продолжала Зыкина. «Но я же не меняла и не могу лишить человека 15-летнего увлечения, чего бы его марки ни стоили».