Шрифт:
Совершив шесть путешествий, Синдбад поклялся никогда более не покидать пределов Багдада. Хватит с него морских бурь, кораблекрушений, джиннов и пустынных островов. Много раз он оставался жив лишь чудом, и снова испытывать судьбу было бы с его стороны жестокой неблагодарностью по отношению к тем таинственным силам, которые хранили его и в конце концов привели к мирной пристани родного дома. И Синдбад неизменно отвечал отказом на заманчивые предложения знакомых купцов отправиться с ними в дальние экспедиции, сулящие, по их словам, большие барыши. С него было довольно тех
Однажды он отправился на городской базар взглянуть на иноходцев, большую партию которых пригнали из знойных Аравийских степей. Сопровождаемый слугой, он неторопливо шел по запруженной народом базарной площади, всякий раз останавливаясь, когда видел диковинные, привезенные издалека вещи, и заговаривая с торговцами. Здесь, среди разноязыкого говора, смеха, шума, ржания лошадей, выкриков водоносов и торговцев пирожками, среди гор сверкающих апельсинов, душистых лимонов, персиков, гранатов, расстеленных тканей и ковров, серебряных и медных блюд, кубков и кувшинов, в непрерывно текущей людской реке Синдбад забывал о своей тяге к странствиям.
Кого только не увидишь в торговых рядах! Индийцы, персы, франки, турки, негры, даже приезжие из далекого Китая — все здесь, все расхваливают свой товар. Недаром Багдад назывался Городом Мира! В толпе сновали носильщики, купцы, женщины в чадрах и странствующие дервиши в запыленных лохмотьях; над головами плыли круглые зонты богатых вельмож важно шествующих в сопровождении рослых рабов; показывались и богатые носилки, в которых, скрытые парчовыми занавесями, возлежали жены приближенных султана.
Походив по рядам, где были выставлены горячие аравийские кони в драгоценных уздечках, Синдбад направился к лавкам, в которых торговали узорчатыми шелками, доставлявшимися в Багдад по Великому Шелковому Пути, а также румийскою, затканной золотом парчою и дамасскими саблями, чьи лезвия были тонки, как волос, и крепки, как зубы ифрита.
Близился полдень. Изрядно вспотев и чувствуя усталость, Синдбад свернул в одну из узких улочек, прилегающих к базару. Стиснутая высокими стенами, она была в постоянной тени, и вдоль нее располагались маленькие уютные кофейни и лавки, в которых торговали изделиями золотых дел мастеров. Торговцы сидели у дверей, грызли фисташки и сухой миндаль и приветливо заговаривали с прохожими. Тут на углу находилась баня, куда Синдбад неизменно наведывался во время своих походов по базару. Зашел сюда он и на этот раз. В бане его вымыли, распарили тело и размяли суставы, причем каждый сустав громко щелкнул, подстригли и подравняли его черную шелковистую бороду, обрили голову, надушили и напоили розовой водой, подслащенной сахаром и охлажденной снегом.
В новом, сверкающем белизной тюрбане, шелковом полосатом халате и в высоких сафьяновых сапогах, подбитых серебряными подковами, Синдбад продолжал путь.
Возле кофейни он встретил знакомых купцов, с которыми ему некогда доводилось плавать, и дружески разговорился с ними. Купцы повели Синдбада смотреть товары, привезенные ими из Индии. По дороге они рассказывали о диковинах и чудесах этой далекой страны, и Синдбад снова, в который раз, пожалел о своей клятве. Слушая своих спутников, он тяжело вздыхал и завидовал им.
Расставшись с мореходами, проголодавшийся Синдбад свернул в духан. Омыв руки и вознеся благодарственную молитву Аллаху, от отведал чудесных жареных цыплят и рисового пилаву, которого нигде во всем Багдаде не готовили так хорошо, как здесь. А когда он выходил из духана, его окликнула старая цыганка, сидевшая у стены перед большим круглым блюдом, наполненным водой.
— О Синдбад, не торопись проходить мимо своей судьбы, — сказала она, протягивая к нему руки. — Я умею предсказывать будущее. Задержись возле моего блюда, и тебе откроется то, что произойдет с тобой в самое ближайшее время.
Синдбад подал ей серебряный дирхем и присел рядом.
— Ты и в самом деле умеешь предсказывать? — спросил он. — В таком случае, скажи мне, когда прибудут мои корабли, которые я отправил с богатыми товарами в страну Офир. Уже два года, как я не имею от них известий.
Цыганка опустила в воду палочку и начала размешивать ею разноцветные шарики, устилавшие дно блюда. Прошла минута, и Синдбад, следивший за ее действиями, вскрикнул от изумления: узор из шариков неожиданно составился в картинку изображавшую корабль. Синдбад его тотчас узнал. Это был один из кораблей, отправленных им в Офир!
Цыганка простерла руки над блюдом и пробормотала заклинание. Вода забурлила, над ней стал подниматься пар. Цыганка ловила его ладонями, впитывала его в кожу рук и говорила негромко, полузакрыв глаза:
— О Синдбад, твои корабли сегодня на рассвете прибыли в Басру. Завтра ты получишь известие об их возвращении. Торговля в заморских странах была удачной, и трюмы твоих кораблей наполнены товарами, которые ты с выгодой продашь в Багдаде.
— Благодарю тебя, о цыганка! — воскликнул обрадованный Синдбад и протянул ей золотой динар. — Ты получишь еще десять монет, если твое предсказание исполнится!
Цыганка снова перемешала узор цветных шариков, и Синдбад изумился пуще прежнего: из воды на него глядело его собственное лицо! Невозможно было понять, шарики ли это по воле колдовства сложились в подобный узор, или дно блюда сделалось зеркальным. Вода продолжала бурлить и пар поднимался, улавливаемый чуткими руками старой гадалки.
— О пророчица, что еще открылось тебе? — охваченный любопытством, спросил Синдбад.
— На этот раз предсказание будет касаться тебя самого, — сказала старуха. — Волшебная сила этого блюда говорит мне, что скоро тебе предстоит отправиться в путешествие.
— Это невозможно, о досточтимая гадалка. Я поклялся именем Всемогущего Аллаха не пускаться в новое странствие, хватит с меня тех невзгод и лишений, которых я натерпелся за долгие двадцать пять лет моих скитаний. Я твердо намерен сдержать обет и никакая сила не вынудит меня по доброй воле покинуть Багдад.
Цыганка некоторое время молчала, почти касаясь ладонями поверхности воды.
— О Синдбад, это странно и непостижимо, — сказала наконец она, — но провидческий дух, заключенный в блюде, говорит мне, что тебе суждено отправиться в такие отдаленные страны, которых ты не достигал за шесть прежних своих путешествий, и что страшные и удивительные события произойдут с тобой. И никто в Багдаде не заметит твоего отсутствия… Прорицатель говорит мне, что ты останешься в городе…