Неизвестные рассказы сыщиков Ивана Путилина, Михаила Чулицкого и Аркадия Кошко
Шрифт:
Немного больше света пролила на дело постоянно бывавшая у Варвары Семёновой её подруга Мария Петрова. По её словам, недели за две до убийства Семёнова, которую она застала в слезах, призналась ей, что она полюбила одного господина и была счастлива в течение нескольких месяцев. Теперь же предстоят ей тяжёлые дни, потому что приезжает из провинции в Петербург жена любимого ею человека. Как зовут этого господина и где он живёт, сказать не захотела.
На столе в комнате Варвары Семёновой было найдено адресованное на её имя нераспечатанное письмо, полученное на третий день после её исчезновения. «Милая Варя! Почему ты вчера не пришла? – писал кто-то. – Ведь ты хотела ещё раз у меня побывать. Жду тебя сегодня. Получил телеграмму,
Неизвестного господина Н. никто из окружавших Варвару Семёнову вместе с ней не видел, и разыскать его представлялось очень трудным.
Во время похорон Семёновой подошёл к шедшей за гробом Неонилле Филимоновой какой-то прилично одетый господин и спросил, кого хоронят и на каком кладбище.
– А вы разве знали Вареньку? – спросила Филимонова, ответив на заданные ей вопросы.
– Да… Нет… – пробормотал неизвестный, сел на извозчика и уехал.
Когда агент сыскной полиции узнал об этом, он сейчас же сообразил, что если неизвестный господин являлся на похороны, он непременно посетит и могилу. Поэтому он отправился на дежурство к кладбищенскому сторожу. Действительно, на следующий день приехал какой-то господин с венком и попросил сторожа указать могилу Варвары Семёновой. Выследить и открыть звание этого господина, уже не было трудно. Это был землевладелец Николай Михайлович Стукин. Было выяснено, что после отъезда жены в имение Стукин проживал в квартире вдвоём с лакеем Иваном Хохликовым и что Варвара Семёнова часто приходила к Стукину.
Хохликов словоохотливо и откровенно описал жизнь своего барина. Он рассказал, что Варвара Семёнова постоянно шила бельё для Стукиной и у них на квартире, и у себя на дому. Весной барыня уехала в имение на юг, и с тех пор Семёнова стала приходить к барину сначала редко, а потом почти каждый день. Оставалась она с ним вдвоём по несколько часов… По их разговору и обращению между собой он не сомневался, что Семёнова находится с барином в любовной связи. В последнее время, когда было получено известие о скором возвращении барыни, Семёнова заскучала. За три дня до находки трупа Семёновой она была у барина и ушла куда-то вместе с ним. Уходя, барин сказал, что домой возвратится не скоро. Ушли они часов около 9 вечера, а пришёл домой он около 3 часов ночи.
Стукин сначала попробовал было отрицать своё знакомство с Семёновой, но когда узнал о показаниях своего лакея, объяснил, что он желал скрыть свои отношения с Семёновой потому, чтобы не дошли эти слухи до его жены. С Варварой Семёновой он действительно был в близких отношениях, но в последнее время решил прекратить эту связь навсегда. Объявив об этом Семёновой, он дал ей двести рублей и попросил её больше к нему не приходить. Проводив её вечером до Невского проспекта, он отправился в клуб. Прощаясь, Семёнова, по-видимому, искренно его полюбившая, сказала, что она хочет побывать у него ещё раз и обещала прийти на следующий день. Не дождавшись её в условленный час, он написал ей письмо, на которое ответа не получил. Убита Семёнова, по его мнению, с целью ограбления, так как при ней не было найдено данных им ей двухсот рублей.
При осмотре квартиры Стукина было обращено внимание на висевший на стене вместе с разным оружием большой финский нож. Клинок ножа был совершенно чист, но на чехле были заметны свежие следы крови.
Стукин выразил по этому поводу своё крайнее удивление и заявил, что происхождение пятен он объяснить не может, тем более что в течение нескольких лет он не брал этого ножа в руки. Складывалось полное убеждение в виновности Стукина. И, действительно, улики против него были неотразимы. Последний, кого видели вместе с Семёновой перед её убийством, был он. Хотя объяснение Стукина о том, что он был в клубе до 3 часов ночи и подтвердилось, но он мог явиться в клуб и после совершения убийства, тем более что установить час, в котором
Так посмотрели на дело судебные власти. Стукин был привлечён к ответственности по обвинению в убийстве Семёновой и заключён под стражу.
Агент сыскной полиции, однако, смотрел на дело другими глазами. Он предполагал, что убийство совершено не Стукиным, а кем-либо другим. Он сильно подозревал Хохликова, хотя данных к изобличению его у него пока никаких не было. Пока агент раздумывал, что бы ему предпринять для раскрытия истины, утром неожиданно явилась к нему какая-то молодая девушка.
– Я Софья Семёнова, сестра убитой Вареньки, – пояснила она, – только что приехала из провинции за вещами, оставшимися после смерти сестры.
– Вы удивительно похожи на вашу сестру! Это превосходно! Вы мне поможете открыть настоящего убийцу вашей сестры, – быстро сказал агент.
В тот же вечер во время обычных расспросов агентом Хохликова отворилась дверь, и в комнату вошла сестра убитой. На пороге стояла Софья Семёнова, как две капли воды похожая на покойную сестру.
– Варенька! – дико вращая глазами, задыхаясь, еле проговорил Хохликов. Он упал на колени и зашептал. – Прости меня, окаянного, за то, что я убил тебя… Прости!..
– Значит, это ты убил? – спросил агент.
– Я.
Хотя Хохликов сейчас же узнал, что пришла не покойница, а её сестра, но он уже не стал больше отрицать своей виновности и рассказал подробно об убийстве, совершённом им с целью грабежа.
Подсмотрев из-за дверей, как Стукин передал Семёновой двести рублей в конверте, который она положила себе в карман, Хохликов выследил её и, ударив ножом в горло, вытащил конверт с деньгами.
Хохликов был присуждён Окружным судом в каторжные работы на 8 лет.
Дом Вяземского (Из судебной хроники) {3}
После смерти В.М. Крестовского между некоторыми газетами возникла полемика о том, кем именно были написаны «Петербургские трущобы». В конце концов, было доказано, что написаны они были Крестовским, который для изучения описанных им типов и нравов ходил по разным вертепам, бывал в доме Вяземского и читал дела сыскного отделения. Перед глазами встают как живые описанные яркими красками романиста лица отпетого люда, которые от голода и разврата готовы совершить любое преступление.
3
Печатается по: Дом Вяземского (Из судебной хроники) // Неделя. 1895. № 21. С. 668–670. Подпись: М.
Мрачным и страшным представляется нашему воображению дом Вяземского. Если читатель отнесёт описанное Крестовским к давно прошедшим временам, он несколько ошибётся. Знаменитый дом Вяземского стоит на месте и представляет собой во многих отношениях неподдающуюся изменениям такую же трущобу, какой она была и тридцать лет тому назад. Несмотря на то что он стоит в центре города, несмотря на то что благодаря превосходной организации нашей Сыскной полиции по редкому преступлению, совершённому в этом доме, виновные не бывают открыты, несмотря на все усилия властей, он остаётся трущобой, потому что нравы гнездящихся там подонков общества те же, что были и прежде.