Неизвестные солдаты, кн.1, 2
Шрифт:
Работали, то и дело посматривая на Василису. Девушка прыгала на вершине бугра, согревалась, размахивая руками. Ей оттуда далеко был виден большак, и поэтому Григорий Дмитриевич чувствовал себя спокойно. Сначала действовали на нервы визг и шарканье пилы, звучавшие в морозном воздухе очень громко. Но постепенно ухо привыкло к этому. Пилить приходилось согнувшись, дело продвигалось медленно. У Григория Дмитриевича заныла поясница. Боль усиливалась.
– Отдохнем, – предложил он.
У Демидки блестели глаза. Шапка съехала на затылок. Он всю дорогу молчал, а тут осмелел. Глядя, как Григорий Дмитриевич
– А я вас знаю, вы наш, стояловский. Вы в культпросветшколе работаете. У вас мой браг учился – Туркин Федор. А еще я вас в Осоавиахиме видел, когда на стрелковые соревнования приезжал.
– Ну? – улыбнулся Григорий Дмитриевич. Ему приятны были эти воспоминания. – За колхоз за свой выступал?
– Нет, в школьной команде. Мне ведь только-только пятнадцать годов стукнуло…
– И как же ты отстрелялся?
– Плохо, – огорченно сказал Демид. – Почти все пули за молоком… Некого было направить, вот меня и направили. А ведь я немножко косой, – признался он. – Это ведь так не видно, а приглядишься – сразу заметишь.
Они подпилили еще два бревна. Григорий Дмитриевич, запрокинув голову, посмотрел снизу на мост.
– Ну, хватит, пожалуй.
– Давайте еще, – расхрабрился парнишка. – Чтобы и подводу не выдержал. А то, может, машины не пойдут вовсе.
– Ладно, – пощупал поясницу Григорий Дмитриевич. – Подожди, перекурю вот. Трудно мне.
– А я пока опилки снегом присыплю.
– Разумно. Только побыстрее. А то дозорный у нас закоченеет совсем.
Он посмотрел на Василису. Девушка отплясывала на бугре какой-то дикий танец: приседала, подпрыгивала, припускалась бегом. «Ну, все в порядке», – подумал Григорий Дмитриевич, с трудом выуживая непослушными, будто набрякшими от работы пальцами, спичку из коробка. Он ждал немцев с востока, откуда приехал днем их обоз, не предполагая, что опасность грозит совсем с другой стороны.
Обер-лейтенант Фридрих Крумбах считал, что непосредственной угрозы Одуеву не существует. Через город отступали обозы и тыловые подразделения. Но боевые части, по всей вероятности, сдерживали противника где-то в большом отдалении, так как приказа об эвакуации Крумбах не получил. И вдруг совершенно неожиданно поступило распоряжение: прибыть в район деревни Дубки, занять и удерживать господствующую над местностью высоту.
Комендантский взвод был поднят но тревоге. Разместив солдат на пяти санях, обер-лейтенант тронулся в путь. Сам Крумбах вместе с унтер-офицером Леманом ехал в легких санках, закутавшись в русский тулуп и укрыв ноги ковром.
Если судить по карте, до Дубков километров двадцать. Решили двигаться кратчайшим путем. Начальник полиции Кислицын, восседавший вместо кучера, знал дорогу до деревни Стоялово. Там можно было взять проводником местного старосту.
Даже под тулупом пробирал Крумбаха мороз. Стыли кончики пальцев, хотя, собираясь в путь, Фридрих надел, кроме рукавиц, последнюю оставшуюся у него пару перчаток, которую долго хранил для торжественного вступления в Москву. Об этом теперь не стоило думать. А руки он берег больше всего. Он верил, что придет такой день, когда в его доме соберутся, как и прежде, друзья, и он с удовольствием будет играть на скрипке.
Холод, однообразный
Крумбаха удивлял Кислицын, ехавший налегке, в обычном своем черном пальто. Только кепку он заменил на этот раз шапкой, но уши ее болтались неподвязанными. Правда, от начальника полиции сильно попахивало водкой. Но и Леман тоже изрядно выпил перед дорогой, однако сейчас чувствовал себя не лучше обер-лейтенанта. Дрожал в санях и клацал зубами.
Присутствие Кислицына, которому привычен был и этот холод и этот пейзаж, ободряло Крумбаха. Стоило взглянуть на лицо начальника полиции, как все сразу становилось на свое место. Обычное дело: немецкий отряд едет по зимней дороге выполнять боевой приказ. И только…
В Стоялове отряд задержался недолго. Кислицын разыскал старосту Сидора Антипина. Старик, поднятый с постели, был изрядно напуган и окончательно пришел в себя только в санях.
Солдатам Крумбах разрешил выпить по сто пятьдесят граммов водки. Люди согрелись и приободрились.
Однообразно скрипел под полозьями снег. Негромко разговаривали Кислицын и Антипин. Сани скользили плавно, без толчков. Обер-лейтенант начал подремывать.
Вдруг лошадь остановилась. Вскрикнул унтер-офицер Леман. Крумбах вскочил, выпрыгнул из саней. Дорога шла под уклон, впереди виден был мост, а от него бежали в сторону двое: их черные фигуры резко выделялись на белом фоле. Еще один человек бежал за мостом по бугру, но он был далеко и сразу исчез среди кустов.
– Партизаны! – кричал Кислицын.
Крумбах выхватил у него кнут и хлестнул лошадь. Боком повалился в сани, прямо на Лемана. Поднявшись, сбросил тулуп, вытащил из-под сена свой автомат.
Лошадь быстро, вскачь, неслась по укатанной дороге, а партизаны убегали медленно, увязая в снегу. Один из них, повыше ростом, хромал и все больше отставал. Когда сани остановились возле моста, он махнул рукой товарищу, указывая на кусты, а сам упал в сугроб.
– Возьмите его живым! – приказал Крумбах и дал длинную очередь по удалявшемуся партизану.
Но тот бежал пригнувшись, зигзагами, попасть в него было трудно. Пока Крумбах целился, раздался негромкий сухой щелчок выстрела. За спиной Фридриха всхрапнула, вскинулась на дыбы лошадь и тяжело рухнула на дорогу, оборвав постромки. Выругался ушибленный оглоблей Кислицын. Дед Сидор, закрыв руками лицо, скатился по крутому откосу.
Вторая пуля свистнула возле Крумбаха. Он лег на дорогу. Но теперь ему не виден был убегавший партизан.
– Леман! Стреляйте в них, черт возьми!
Сразу затрещало несколько автоматов и торопливо забухали винтовки. Крумбах, подождав с минуту, приподнялся. Солдаты лезли по снегу, растянувшись цепочкой. Маленький партизан, почти добежавший до кустов, теперь валялся, не двигаясь. А другой еще отстреливался. Солдаты залегли метрах в ста от него. Оттуда со стоном полз к дороге раненый. И только после того как Карл Леман бросил гранату, партизан прекратил огонь.