Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1942-1962 г.г.
Шрифт:
Итак,
Выписка из рапорта командующего
2-го армейского корпуса генерал-лейтенанта Астерта начальнику интендантского управления фронта
Заморских Стран генералу армии Греспу.
«…Продвигаться приходится в невероятно тяжелых условиях. Непрерывные ливни с грозами превратили и без того слабую дорожную систему местности в необозримое грязевое море, глубина которого достигает местами двух — двух с половиной метров. Автомобильный и мотоциклетный парк пришлось бросить. Легкие и средние бронедивизии безнадежно отстали. Только тяжелым и сверхмощным танкам удается не отставать от пехоты — временами эти машины превращаются в своеобразные грязевые субмарины, ползущие по дну болота, выставив наружу только стволы пушек и командирские башни. Артиллерия, минометы, боеприпасы, кухни и прочее фронтовое имущество передвигаются исключительно силами солдат. Корпус уже неделю лишен подвоза продовольствия —
Остаюсь и т. д. и т. д. генерал-лейтенант [подпись]»
Описание сражения на Берегу Пустыни, заимствованное из газеты «Синие Звезды» столицы Иностранной Державы.
От специального корреспондента.
В 4 часа утра по местному времени артиллерия всех видов — начиная от тяжелых дивизионных и корпусных гаубиц, укрытых в зарослях гигантских хвощей, и тяжелых ракетометателей и кончая батальонными спаренными пушками — открыла ожесточенный огонь по линии укреплений Берега Пустыни. Все на берегу заволоклось тучами песка. Огромные глыбы скал и каменный щебень стеной поднялись и затмили прояснившееся небо. Через час артподготовка была закончена и огонь перенесен в глубину обороны пр<отивни>ка. Тогда из грязи с чваканием и сопением, подобно гигантским разъяренным гиппопотамам, полезли тяжелые и сверхмощные танки. За ними поднялась пехота — маленькие, покрытые сплошной корой засохшего ила солдаты. Их встретил ожесточенный огонь в упор. Очевидно, артиллерия не подавила ДОТ и КОТ пр<отивни>ка. Два раза начиналась и захлебывалась в огне атака. Положение спасли сверхмощные танки «Скорпион». Неуязвимые даже для кумулятивных ракетных снарядов, они давили и в упор расстреливали огневые точки. К девяти часам пехота заняла первую линию окопов. В то же время дивизия спешенных мотоциклистов генерала Мессена прорвала оборону на всю глубину и двинулась вдоль укреплений, быстро парализуя их. К двенадцати часам все было кончено. Тучи рассеялись, и багровое от дыма солнце осветило картину страшного разрушения и смерти. Камни, песок, железо, кровавое месиво человеческих тел — все смешалось. А из болота выходили все новые и новые подразделения, строились в походные колонны и двигались дальше на юг. Генерал Астерт лично поблагодарил, обнял и расцеловал генерала Мессена за подвиг его дивизии.
Из письма ефрейтора 14-й роты 163 полка 2-го корпуса Плиссероса жене.
«…Болото сменила пустыня. После штурма Берега Пустыни, о котором ты уже, вероятно, слыхала, мы двинулись дальше на юг. В страшную страну вступили мы — страну, где владыка — вездесущий, всепроникающий песок. И солнце — чудовищный лохматый клубок огня над головами. Броня танков раскаляется так, что на ней можно жарить яичницу. И ни капли воды вокруг. Воду нам привозят с Великого Болота на транспортерах и самолетах, но этого прискорбно мало. Всего два стакана в день на брата. Но мы идем и идем, днем и ночью. Вчера мы поднимались на плоскогорье, и можно было видеть все, что делается на десяток километров вокруг. Я видел толстую змею наших колонн, хвост ее исчезал где-то далеко в зыбком мареве пустыни. Иногда налетают самолеты, но наши летчики отгоняют их. Раз в два-три дня встречаем сопротивление незначительных отрядов пр<отивни>ка. Да, помнишь, я писал тебе о лейтенанте Корпе? Он погиб, бедняга. Ему прямо в живот угодила магнитно-реактивная мина (он сидел на танке, прислонившись к башне), и кусочки его мы находили в радиусе двадцати метров от места происшествия)…»
Так мы наступаем, Борька. Трудно, жарко, мозги кипят даже, но ничего, думаю, что выдержу.
Крепко тебя целую и жму твою честную руку.
Привет мамочке, поцелуй ее. Да не очень бегай за бабами.
Твой Арк.
Литературные пробы снабжены рисунками и подписями к ним. К примеру: «Штурм Берега Пустыни. Тяжелые самоходные арт-установки поддерживают продвижение сверхмощного танка „Скорпион“».
В архиве сохранилось несколько школьных тетрадей БНа и отдельных листочков того времени. Просмотрев их, можно узнать, например, что в девятом классе кроме обычных и сейчас предметов значилась психология. И на отдельном листке, вероятно, запись с одного из уроков по этому предмету.
Перечень предметов, справа от каждого — баллы (от 0 до 9). Возможно, это результаты теста, по итогам которого можно судить, что у девятиклассника Бориса Стругацкого не было никакой любви к занятиям черчением и военным делом, а высшего балла удостоился только один предмет — литература. Впрочем, неплохо и с другими гуманитарными науками: история — 8, английский — 7. Есть и еще два листочка, вырванных из школьной тетради, на которых тот же перечень предметов окружен баллами (перечеркнутыми и вновь написанными), стрелочками (перемещающими вверх и вниз по списку отдельные предметы).
БН насчет этих записей сказал: «„Загадка, полная тайн“. Стрелки какие-то… Может быть, действительно, какие-то тесты из психологии? У нас был по этому предмету довольно странный преподаватель. „Я выпиваю стакан водки и смотрю — мир почти не изменился. Тогда я выпиваю второй стакан водки…“ (Восторг десятиклассников.)»
Спрашивает об отдельных предметах и успехах БНа и брат:
Борис, salvete!
Давно я тебе не писал, друг мой. Обо мне тебе, вероятно, известно, а вот мне о тебе известно мало. Чем занимаешься? Как работаешь над астрономией, физикой? Есть ли еще порох в пороховницах? А как у тебя дела с девчонками? Я, брат, понемногу припухаю. Не пришлось бы того, хомут надеть на шею, как мама говорит. Все собираюсь переслать тебе рукопись «Человека, который любил Диккенса», [25] помнишь? Но никак не соберусь; приходится очень много работать. Кстати, что ты сейчас пишешь? Мнится мне, что твоя литературная деятельность ограничивается дневником твоим знаменитым. Надо, брат, писать. Писать — значит развивать литературный вкус. Фундамент у тебя изрядный, читал ты много, теперь пиши.
25
Судя по следующему письму — это перевод АНом рассказа И. Во «The Man Who Liked Dickens».
Теперь дело вот в чем. Записку, которая вложена в письмо, ты должен в самое ближайшее время отнести по адресу: <…>. Тебе откроют, ты спросишь Аню. Передашь эту записку Ане, по возможности лично ей, поэтому постарайся поехать в выходной. Кто ты, откуда записка, кто передал записку — ничего этого говорить ты не должен. В крайнем случае скажешь, что тебя попросил передать ее знакомый, приехавший недавно с Севера. Ясно? Теперь, как найти этот дом? Ничего нет легче. Вот план: [Рисунок]
Войдешь во двор, подъезд налево.
Вот и все. Прошу исполнить, по исполнении немедленно доложить, подробно притом.
Записку распечатывать воспрещаю, впрочем, я думаю, что предупреждение это излишне.
Вот так. Ну, браток, пока до свидания.
Крепко целую тебя, жму твою лапу.
«Фундамент у тебя изрядный, читал ты много, теперь пиши», — советует брат. И брат пробует. Сохранившийся в архиве обрывок листка комментирует БН: «Это первые попытки самостоятельного писания. Конец, естественно, придуман не был. Даже приблизительно. И вообще слизано, кажется, из Уэллса — „Чудотворец“». Сам текст:
Меня будто ударили чем-то сзади, сильно и упруго. Я охнул и полетел, растопырив руки, куда-то вперед. В глазах блеснуло что-то оранжевое, пахнуло дымом. Кругом все ревело и тряслось, а я летел в бездну, широко разинув рот и зажмурив до боли глаза. Руки наткнулись на какое-то препятствие, твердое и теплое, и я заорал от дикой боли в суставах. Что-то завизжало над ухом пронзительно и тонко, по спине забарабанили осколки. Я лег, закрыв голову руками, и с ужасом ждал конца. Визг сменился глухим рокочущим ревом, почва затряслась и рассыпалась: меня подбросило вверх. Я вскрикнул и, махая руками, подхваченный вихрем необычайной силы, понесся в пространство, кувырком, натыкаясь на невидимые препятствия, оглушаемый чудовищным ревом, грохотом, треском. Что-то тяжело ударило в спину, я зацепился ногой, упал и поволокся по земле или там черт знает по чему. Температура стремительно повышалась, вихрь обжигал кожу, я кричал и не слышал своего голоса, перед глазами неслись в беспорядке темные и светлые пятна, мелькали желтые языки пламени. Я лежал спрятавшись за какой-то плотно прикрепленный к почве предмет — на ощупь кусок гранита с очень острыми краями, сверху из серого, дымного хаоса падали булыжники, кирпичи, куски дерева и железной арматуры. Проволоклась по земле балка, удивительно напоминающая фонарный столб, ударило по голове сломанным стулом, жарко было невыносимо, в открытый жадно рот летела пыль и разная дрянь вроде окурков. Потом вдруг все осветилось вокруг ярко-голубым светом и раздался такой звук, что я потерял сознание. Последнее, что я запомнил, было то, что невидимая сила прижимает меня к земле. Мрак окружал меня.