Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
— Еще одна папка, белая. Еще один флаг капитуляции.
Малянов молчал и ждал, что он еще скажет.
— Понимаете, — проговорил наконец Глухов, слабо похлопывая шляпой по колену. — Капитулировать всегда неприятно… В прошлом веке, даже, говорят, стрелялись, чтобы не капитулировать.
— В нашем — тоже случалось.
— Да, конечно, конечно. Но в нашем веке стреляются, потому что стыдятся других, а в прошлом стыдились себя. Теперь мы почему-то считаем, что человек всегда может договориться сам с собой.
— Не знаю. Может быть.
— Я тоже не знаю, —
— Я понимаю, — сказал Малянов. — Просто иногда чужие раны больнее.
— Ради бога! — прошептал Глухов, вытирая тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот. Он попытался улыбнуться. — Я бы никогда не осмелился. Как я могу вас отговаривать или советовать? Но вы знаете, что я все думаю? Почему мы так мучаемся? Я не могу разобраться.
Малянов молчал. За стенами отчаянно завывал ветер, гремели громовые раскаты. Глухов зашевелился, вялым расслабленным движением нахлобучил свою смешную шляпу и сказал:
— Ну что ж, прощайте, Дмитрий Алексеевич. Мы, наверное, никогда больше с вами не увидимся, но все равно очень приятно было с вами познакомиться. И чай вы отлично умеете заваривать.
Глухов опустил глаза и начал медленно спускаться. Малянов постоял немного и, твердо ступая, пошел дальше… Когда Малянов подошел к двери, далеко внизу, перекрывая шум этой странной вновь обрушившейся бури, заскрипела и глухо бухнула дверь… Малянов надавил кнопку звонка, но за дверью было тихо. Малянов подождал и не отпускал кнопку, пока не послышались шаги и голос Вечеровского не спросил:
— Кто там?
— Это я. Открой.
Замок щелкнул, и дверь распахнулась. На пороге появился Вечеровский. Его трудно было узнать: чудесный клетчатый костюм был продран, на левой стороне пиджака зияла большая жженая дыра. Вечеровский был неимоверно грязен.
— Заходи, — сказал он хрипло, ворочая на закопченном лице белками глаз.
Некогда шикарная комната была полностью разгромлена… Посредине ковра красовалась обугленная дыра, из которой торчали горелые планки паркета… Пятна черной копоти на стенах. Тонкие черные нитки сажи, плавающие в воздухе… Сплющенные, раздавленные, разбитые детали звукоаппаратуры, осколки аквариума… Изъеденные кислотой занавески… Горы растрепанных книг… В одном из углов валялась куча опаленного каким-то адским огнем тряпья — это были костюмы Вечеровского…
Вечеровский молча взял у Малянова папку и прошел в соседнюю комнату. Малянов как сомнамбула последовал за ним. Комната была абсолютно пуста и лишь по центру стоял старинный несгораемый шкаф с двумя отделениями.
— Здесь всё? — спросил Вечеровский.
— Всё, — сдавленным голосом подтвердил Малянов.
Вечеровский вытащил из кармана связку ключей и загромыхал запорами. Весь сейф был забит разноцветными толстыми папками. На корешках пламенели написанные красным фломастером фамилии: 3.3. Губарь, В. С. Глухов, А. П. Снеговой, В. А. Вайнгартен и какие-то еще.
Малянов обалдел. Потом потрогал кончиками пальцев корешки.
— Едрысь тя в койку… — сказал он тоскливо — Нафинкен-дулили…
— Не думаю, — сказал Вечеровский. — Промахнутся. Пошли.
Они пришли на кухню. Она не пострадала. Все в ней было в порядке. Даже кофейная аппаратура, с которой возился Вечеровский. Он поставил на стол кузнецовскую чашку и граненый стакан, в которых дымился черный кофе. Вечеровский вытер руки о полотенце, сел за стол, пододвинул к себе стакан и отхлебнул горячий напиток… Руки у Вечеровского были в копоти и машинном масле.
— Ну и глупо, — сказал Малянов.
— Что именно?
— Ты же уникальный специалист. Ты же первый в Европе, задница!
Вечеровский промолчал.
— У тебя же есть твоя работа! Работай! Работай, черт тебя подери! Зачем тебе понадобилось связываться со мной?.. С нами…
— Значит, ты ничего не понял? Моя работа. За мою работу оно лупит меня уже полгода… Раньше, правда, как выяснилось, покупало…
Вечеровский помолчал и выразительно обвел глазами свою шикарную кухню…
— Пижон, — сказал Малянов. — Есть в тебе что-то от этого, как его…
— Есть, — согласился Вечеровский. — От всех. Больше всего от Глухова. Жажда спокойной жизни, жажда безответственности. Станем травой и кустами, станем землей и цветами… Я тебя раздражаю?
— Да пошел ты…
— Я хочу все-таки объяснить тебе, что происходит. Мы ведь имеем дело с законом природы. Так?
— Так.
— Так вот, воевать против законов природы — глупо. Капитулировать — стыдно. Законы природы надо изучать, а изучив, использовать. Это банально. Но в этом тысячелетний опыт всего человечества… Мы не привыкли к тому, что природа проявляет себя так, как она проявила себя в отношении нас…
За окном сверкнула молния, громыхнул железными перекатами гром.
— Мальчик! — вдруг опомнился Малянов. — Слушай, старик, надо что-то этого… как его… надо что-то делать!
— Сядь! Ничего не надо делать. Ты последний из тех, кого я знал.
— А Глухов?
— Он перечитывал рукопись. Он ведь давно решил. Просто не мог расстаться. Не в этом дело. Природа умеет бить током, сжигать огнем, заваливать камнями, морить чумой. Мы не привыкли к рыжим горбунам и одурманенным девицам. То, что происходит с нами, — это не только трагедия — это открытие. Это возможность взглянуть на Мироздание с совершенно новой точки зрения.
— На кой ляд ты мне это излагаешь?
— Не знаю. Просто это не на один день и не на один год. Я думаю, даже не на одно столетие. Торопиться некуда. Впереди еще миллиард лет…
— Угробят они тебя… Здесь… — Сказал Малянов безнадежно.
— Не обязательно, — ответил Вечеровский. — И потом, ведь я здесь буду не один… И не только здесь… И не только я…
Вечеровский улыбнулся и отхлебнул кофе.
Пыльная буря и гроза ушли. Над морем и городом еще висела серая липкая мгла. Воздух дрожал. Вдали гремели громы. Но небо стало проясняться… Бесцветное море было спокойно, и его вялые волны нежно ласкали песок. Их ленивые языки лизали руки, тело и лицо лежащего на берегу мальчика, шутя перекатывали его по песку…