Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
Госпожа Симонэ не отвечает. Она заканчивает перевязку, прячет оставшиеся бинты в санитарную сумочку.
— Конечно, наврал, — говорит Глебски. — Надо же мне бы расколоть этого мерзавца… Ждать сюда мы можем только Чемпиона…
— Но ведь дорога завалена… — неуверенно возражает Симонэ.
— А вы думаете, вертолеты есть только у полиции? — усмехается Глебски. — Нет, Симонэ, надо готовиться к драке… Кайса, — обращается он к госпоже Сневар. — Помнится, ты говорила, что есть у тебя на случай надобности что-то посерьезнее револьверов…
— Есть, Петер, —
— Принеси…
— Брюн, дитя мое… — произносит госпожа Сневар. — Идем, помоги мне, пожалуйста…
Брюн, не говоря ни слова, присоединяется к тетке, и они уходят за портьеру. Симонэ, кусая ноготь, смотрит на Глебски.
— Что ж, драться так драться, — произносит он. — Чем не чувственное удовольствие! Хотя, если говорить откровенно, я…
— А к вам у меня просьба, Симонэ, — прерывает его Глебски. — Я останусь здесь — что-то неважно себя чувствую… а вы ступайте к Мозесу и сообщите ему, что он арестован по подозрению в ограблении Второго Национального… ну, вы сами слышали, что говорил тот подонок…
— Но Кайса… госпожа Сневар говорила, что Мозес болен… — нерешительно произносит Симонэ.
— Меня интересует, что он скажет на это. И не мнитесь, Симонэ, все мы сейчас в одной галоше и в случае чего пойдем ко дну все вместе…
Симонэ кивает и угодит за портьеру к Мозесу. Глебски откидывается на спинку кресла и закрывает глаза.
Слышатся приближающиеся шаги… металлическое побрякивание… Глебски, не раскрывая глаз, морщит нос и принюхивается. Ладонь госпожи Сневар мягко касается его щеки.
— Ты заснул, Петер? — тихонько спрашивает ее голос. Глебски раскрывает глаза, секунду сидит в прежней расслабленной позе, затем резко выпрямляется.
— Ого! — произносит он.
На столике перед ним, блестя и лоснясь от смазки, стоит, упираясь в полированную столешницу концом приклада и двумя сошками, черный ручной пулемет немецкого образца.
— Хорош… — с уважением говорит Глебски.
Госпожа Сневар гордо улыбается. Брюн, ухмыляясь во весь рот, снимает с плеча длинную пулеметную ленту и с лязгом складывает ее на ковер рядом со столиком.
— Откуда это здесь? — спрашивает Глебски.
— Покойный Алек хранил со старых времен, — объясняет госпожа Сневар. — Так это и осталось в подвале…
— Надо бы тебя за незаконное хранение… — говорит Глебски.
— Фараон, как есть фараон! — восклицает Брюн. — Что ты в нем нашла, тетка?
Глебски неловко, едва двигая поврежденной рукой, оттягивает рукоять затвора, щелкает курком, откидывает крышку магазина.
— Да, в полном порядке… — бормочет он.
И тут к столику подходит и останавливается над ним Симонэ. Он странно строг и решителен, и что-то торжественное видно в его осанке, в выражении лица, в руках даже, плотно прижатых к бокам.
— Глебски, — говорит он. — Послушайте, Глебски… Глебски поднимает голову.
— В чем дело?
— Глебски, вы должны меня выслушать… — говорит Симонэ и поворачивается к госпоже Сневар и к Брюн. — И вы тоже должны выслушать, что я
Глебски поднимается.
— Что такое? Мозес умер? Симонэ отчаянно мотает головой.
— Нет. Нет, Глебски! Все гораздо… Только я прошу верить мне!
— Да говорите же! — рявкает Глебски. — Какая муха вас укусила?
— Дело в том, господа, — неожиданно спокойно произносит Симонэ, — что Мозес… и Олаф тоже — это не люди.
Воцаряется молчание.
— Так, — говорит тупо Глебски. — Не люди. А кто же? Оборотни?
— Они нелюди, господа. Это пришельцы с другой планет!
— Во дает! — вполголоса произносит Брюн. — Аж глаза белые…
— Собственно, пришелец — это Мозес. Он попал в ужасное положение, и мы должны… обязаны помочь ему! Вы слышит Глебски? Мы обязаны! Ему очень плохо!
— Симонэ, вы сошли с ума, — холодно говорит Глебски.
— Я знал, что вы мне не поверите… — Симонэ проводит полицу дрожащей ладонью. — Единственное, о чем я прошу вас, оставьте на минуту это ваше огнестрельное железо и поговорите с ним сами…
Глебски сжимает губы.
— Ладно, — говорит он. — Я поговорю с ним сам. Брюн! Отправляйтесь на крышу и глядите в оба…
— Да не желаю я… — Ма-арш! — ревет Глебски, и Брюн, поперхнувшись, бежит к лестнице — Кайса, бери винтовку, ступай за мной…
Он отталкивает Симонэ и быстро идет за портьеру в апартаменты Мозеса.
Здесь опущены занавеси на окнах, сумеречно и голо. Стол сдвинут к кровати, посередине комнаты возвышается продолговатый металлический сундук, на его крышку брошен меховой комбинезон, а на диване, застыв в странной нелепой позе, лежит Мозес. Лицо его, обвисшее, складчатое, имеет противоестественный оранжевый оттенок, голова свернута вперед и вбок, мутные глава смотрят исподлобья.
Глебски подходит и останавливается в двух шагах от него. Симонэ и госпожа Сневар с винтовкой становятся за его спиной и по сторонам.
— Господин Мозес, — холодно произносит Глебски. — Вы арестованы по обвинению в участии в гангстерской шайке Джона О'Хара, известного под кличкой Чемпион. Оружие у вас есть?
— Черт бы вас подрал, Глебски! — кричит Симонэ. — Нет у него никакого оружия! Это пришелец с другой планеты, понимаете? Он попал в беду, ему помочь надо!
— Предупреждаю, — как бы не слыша Симонэ, продолжает Глебски, — что все, что вы с этого момента скажете, может быть использовано против вас на суде…
— Я же говорю вам, полицейская вы балда!.. — кричит Симонэ и делает шаг к инспектору, но в грудь ему упирается ствол винтовки.
— Назад! — тихо произносит госпожа Сневар.
Мозес медленно поднимает голову. Видно, что каждое движение дается ему через силу.
— Оружия у меня нет, — говорит он сиплым шепотом. — И я не совершил никаких преступлений. Вы заблуждаетесь. Я не участвовал в гангстерской шайке. Я считал, что помогаю людям бороться за справедливость. Ваша жизнь оказалась слишком сложной для меня. Когда я увидел, как вы здесь живете, я понял, что не могу быть просто наблюдателем. Я хотел помочь, я задыхался от жалости…