Неизвестные Стругацкие. От «Отеля...» до «За миллиард лет...»:черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
— Умеем. Мы всегда об этом думаем. Нам совсем не хочется, чтобы кому-нибудь было дурно.
— Вам очень не хочется?
— Очень не хочется.
— Тогда уходите сейчас же. А я как-нибудь потерплю.
— Значит, ты не очень хочешь, чтобы мы уходили?
— Сейчас не очень хочу. Но я знаю, что когда вернусь домой и стану думать о том, что будет, тогда очень захочу.
— А как ты думаешь, почему ты похож на нас?
— Мы образовались в одном месте. В одной точке. Все образуется в одной точке, похоже. Есть разные точки. Ест такие точки — они наверху — из них все падает сюда. Есть
— А где же все эти точки? — спросил Тендер.
— Не знаю. Горячие камни, я думаю, падают из солнца. А может быть, это звезды, но я сомневаюсь: звезд больше, чем камней. Многие точки просто не интересны. Точка, в которой образовались я и вы, конечно, интересна. Я не знаю, где она. А ты знаешь?
— Знаю, — сказал Тендер.
— Расскажи, — потребовал Малыш.
Тендер принялся рассказывать. Малыш слушал со своим обычным мертвенным лицом, но глаза его широко раскрылись, и он, по-моему, даже дышать перестал. Сначала он сидел неподвижно — на левой пятке, уперев правую ногу в левое колено. Потом резко откинулся на спину и лег совсем по-человечески, заложив руки под голову. Потом снова скрутился в узел и принялся раскачиваться, быстро-быстро дрожа пальцами рук. Все движения его были неуловимо стремительны и в то же время плавны. Он словно переливался из одной позы в другую. К тому моменту, как Тендер закончил объяснения, он висел под потолком, как будто прилипнув к нему спиной каким-то непостижимым способом.
— Феноменально! — отчетливо произнес он и, оторвавшись от потолка, упал на ковер, приземлившись точно на левую пятку. — Это открытие, — объявил он. — Ты все это сам открыл?
— Нет, — сказал Тендер. — Это открывали очень многие в течение очень долгого времени.
— А теперь открытие сделаю я, — произнес Малыш. — Один и сейчас. Точек, где образуются живые, очень много в мире. Звезд много. Значит, и таких точек много. Эта земля — раз. Земля, откуда ты и я, — два. Земля, откуда… — Он замолчал и принялся было закидывать ногу за голову, но тут же нашел слово: — Откуда живые с длинным языком, — три. А значит, и его очень много. Только мы все очень редко встречаемся, потому что точки очень далеко друг от друга.
— Ты молодец, — сказал Тендер.
— Молодец?
— Умный, — объяснил Тендер. — Быстро думаешь. И правильно.
— Ты знал? — спросил Малыш. — Про мое открытие знал?
— Конечно, — сказал Тендер. — Но я знал, потому что мне рассказали, а ты открыл сам.
Малыш вскочил и заскользил вдоль стен кают-компании, время от времени оставляя за собой разноцветные фантом Потом он присел посередине каюты и горделиво оглядел Двенадцать черных, зеленых, оранжевых фигур по стенам, и посередине Малыш.
— Это я тоже придумал сам, — заявил он. — Феноменально! Фигуры медленно таяли, распространяя острый запах нашатыря.
— Очень красиво, — похвалил Тендер, смаргивая слезы. Откуда ты знаешь слово «феноменально»?
— Я его помню, — сказал Малыш — Я не знаю точно, что оно значит. Но я его правильно употребляю?
— Правильно.
— Большой и очень хороший человек с громким голос часто выкрикивал это слово. Красивое слово. Звучное. Я помню еще звучные слова. «Поместамкаррамба». «Побимбомбрамселям». «Марри»…
Честно говоря, у меня мороз пошел по коже. А Дик сделался просто белый, как стена. Малыш выкрикивал слова сочным мужским басом. Закрыть глаза — так и видишь перед собой огромного, полного крови и радости жизни человека, бесстрашного, сильного, доброго… И вдруг в интонации Малыша что-то изменилось, и он тихонько пророкотал с неизъясним нежностью:
— «Кошенька моя, ласонька»… Что это такое? — спросил он. — Чувствую, что какие-то хорошие слова, но ни разу не нашел, когда их сказать.
Тендер молчал. Видно, и его проняло. Потом он кашлянул и сказал:
— Да. Это все наши слова. Удивительно, что ты все это помнишь.
— Я много помню! — сказал Малыш. — Я помню такое же место, — он повел головой, и я не сразу понял, что он имеет в виду кают-компанию. — Только оно было гораздо просторнее. И я помню лица, такие же, как у вас. Только большие. Лица говорили, но я не могу пересказать. Я не знаю слов, которые изображались на этих лицах. Ваши лица тоже говорят, шепотом, тихо, очень трудно понять. Вы понимаете, когда я говорю лицом?
— Нет, — сказал Тендер.
— Я так и думал. У вас лица слабые. У вас лицами не говорят. А мы говорим только лицами. Звуки — это чтобы показывать других.
— А если вы далеко друг от друга? — Кто?
— Ты и… твои… друзья.
— Мы не бываем далеко.
— Но вот сейчас вы же далеко…
— Сейчас другое дело. Сейчас я у вас. Я говорю с вами. Мое лицо все равно молчит. Но если мне надо сказать им, я выйду и скажу.
— Значит, они близко?
— Они всегда близко. Как они могут быть далеко?
Мы с Диком переглянулись, а Тендер продолжал как ни в чем не бывало:
— А что они думают о нас?
— О вас? — Малыш, кажется, очень удивился. — Как это — о вас? Зачем им о вас думать?
— Но они знают про нас?
— Знают. Знают, что вы здесь. Если бы не знали, было бы хорошо. Мы бы много еще говорили, ты бы много мне рассказал. Ты интересно рассказываешь. Они тоже могут интересно рассказывать? Или они — чтобы ты думал?
Тендер покосился на нас с Диком.
Они такие же, как я, — сказал он. — Они тоже могут рассказывать. Еще лучше они умеют играть.
— Играть…
— Да, играть. Много двигаться без особой цели, чтобы было хорошо и весело. Бегать, прыгать, кричать…
— Понимаю, — сказал Малыш, — Но сейчас я не хочу… играть. А где еще один — с волосами на щеках?
— Его зовут Яков, — сказал Тендер. — Он работает.
— Работает… Поработаю… Надо работать… Поработаю-ка я немножко… Нет, не помню. Просто делалось тихо. Не помню. Это неважно. А как он ходит через кусты? Цепляется? Я всегда цепляюсь волосами. Но у меня они наверху.