Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
Пек Зенай в первом черновике имел имя Петер Зенер. Жилин, пытаясь всколыхнуть воспоминания в душе Петера, говорит ему: «Курсант Петер Зенер, уберите с колен Петрония Арбитра и вернитесь с Земли на небо. <…> И сто шестой рейс не помнишь? И абордаж на Титане не помнишь?» — и думает о нем: «Настоящая развалина. Совершенно невозможно было поверить, что этот человек испытывал самые рискованные модели космических кораблей».
Разговор Жилина с Бубой в черновике тоже отличался от опубликованного:
— Почему ты не хочешь дать мне слег, Петер? — сказал я. — Всем даешь, а мне нет.
— Да никому я не даю! — сказал Буба. — Что ты ко мне пристал? Откуда ты взял, что у меня есть слег? Неужели тебе не совестно? Пристал к незнакомому человеку, как гомосексуалист какой-то, ей-богу…
Если бы он не сказал о незнакомом человеке, мне было бы очень совестно. Но тут я озлился.
— Откуда я взял? Пэт мне сказал. Знаешь, с таким губчатым носом. И «Девон» ты ему дал. И Эль-рыбарь сказал мне обратиться к тебе…
На вялом лице Бубы изобразилось отчаяние.
— Не знаю я их, — сказал он. — Эль сволочь, он на меня клепает. Зато, что я у него жену увел. Не верь ты им. Говорят сами не знают что. Что я им, фабрика, что ли?
— Слушай, Петер, — сказал я. — Ты меня знаешь, я человек упрямый. Я тебя не выпущу, пока не получу слег и твой адрес.
Буба вдруг решился.
— Ну и черт с тобой, — сказал он. — Подыхай. Какое мне до тебя дело? Все уже было. И никогда ничего больше не будет. Только ты дурак, Иван. Все так начинают. Любопытно, интересно, шепоток, слухи… А вообще-то, это стоит всего прочего. Но только мне кажется, это не для тебя. Или тебя тоже жизнь стукнула?
— Нет, — сказал я. — Мне просто любопытно и интересно. Я ведь из космоса ушел. Вот приехал отдохнуть, развлечься…
Он начал тихо смеяться.
— Ай да слег, — бормотал он, — ну что за молодец!.. И правильно… Кто докажет, эта жизнь настоящая или та? Верно, Иван?
— Я еще не знаю. Я узнаю и скажу тебе. Дай мне слег, Петер. И дай мне твой адрес, потому что я хочу встретиться с тобой не в кабаке, а дома, испытатель Петер Зенер.
На его вялом лице появилась странная улыбка. Он запустил пальцы в нагрудный карман и вытащил плоский пластмассовый футлярчик.
— Пользуйся, — сказал он. — Нашего полку прибыло. — Он раскрыл футлярчик. Внутри было несколько блестящих металлических трубочек, похожих на кристаллические модуляторы для карманных радиоприемников. Он взял одну трубочку и протянул мне. Она была маленькая — длиной не больше дюйма и толщиной в два миллиметра. — Пользуйся, — повторил Петер. — Пользуйся, борт-инженер Иван Жилин. Начинай новую жизнь. Не пожалеешь.
— А что с ней надо делать? — спросил я спокойно.
— Это кому как нравится, — ответил он. — Приемник есть? Вставь туда вместо модулятора, повесь где-нибудь в ванной и валяй.
— В ванной?
— Да.
— Обязательно в ванной?
— Да. Нужно, чтобы тело было в воде.
— Так. А «Девон»?
— А «Девон» высыпают в воду. Брось таблеток пять в воду и одну проглоти. Это самое неприятное. И еще обязательно добавь в воду ароматических солей. С ними очень здорово. А перед началом хорошо выпить пару стаканчиков чего-нибудь покрепче. Это чтобы развязаться.
— Так, — сказал я. — Понятно. Теперь все понятно. — Я спрятал слег в карман. — Сколько я тебе должен?
— Пустяки. — Он опять тихо засмеялся. — Дарю тебе по старой дружбе. Сладкая смерть, лучший подарок старому другу. — Он вдруг перестал смеяться и сказал просительно: — Ну пойдем, может быть? Чего зря время тратить?
— Сейчас, — сказал я. — Только дай мне твой адрес. Я зайду к тебе завтра вечером.
— Солнечная, одиннадцать, — сказал он. Ему не терпелось уйти, но он все же добавил: — Только ты не придешь.
— Почему?
— Сам увидишь. Ну пойдем, что ли?
И сразу после отъезда Бубы в черновике:
Я проводил взглядом его машину и вдруг увидел Оскара. Мокрый, со слипшимися волосами, он стоял на углу и пристально смотрел на меня. Я и мигнуть не успел, как он исчез. Сначала я решил взять такси и проводить Бубу хотя бы до дома. Оскар становился опасен. Если он связан с «Девоном», значит, он связан и со слегами, значит, он не зря следит за мной… или за Бубой, или сразу за мной и за Бубой, и если он догадывается, кто я такой и кто такой Римайер, а он, кажется, догадывается, то Бубе будет плохо, и Римайеру будет плохо, и вообще, если Мария не пришлет сюда завтра кого-нибудь, то все полетит к чертям, потому что мне просто не поспеть за всеми. Потом я сообразил, что на активные действия Оскар или те, кто за ним стоит, сейчас не решится. Он отлично знает, что я его заметил, и вряд ли знает, сколько нас здесь. Я успокоился, взял такси и поехал домой. Я мог быть доволен: то, что мы искали, найдено. У меня было такое ощущение, что дело движется к концу.
В черновике, когда Жилин появился в квартире у Бубы, было дополнение: «Почему-то мне было страшно идти прямо в ванную, и я осмотрел спавших. Человек в брюках был мне незнаком. Бородатый без брюк тоже был мне незнаком. Оба они были пьяны до последней степени, и когда я давал им нюхать „потомак“, они только рычали и чихали, слабо отмахиваясь».
Мысли Жилина после смерти Бубы в черновике были более поясняющими: «Только-только я нашел концы, и они сразу оказались обрублены. Впрочем, оставалась еще Вузи. И конечно, оставался Римайер. И еще бродил где-то Оскар, которого, пожалуй, все-таки следовало тогда нокаутировать. На Вузи надежда мала. Значит, Римайер».
В первом варианте черновика у Жилина не описывалось состояние, когда он был близок к тому, чтобы принять слег и такую жизнь. Не было и мысленного разговора с Римайером, вместо него Жилин размышляет о дальнейших действиях:
Торопиться теперь было некуда. Я просидел в номере до девяти часов и решил пойти позавтракать, затем выспаться, а вечером заняться Вузи. Вузи была единственной и очень ненадежной ниточкой, оставшейся в наших руках. Она может просто не помнить, от кого получила слег. Оскара же я больше не надеялся увидеть. Я был уверен, что его придется искать.