Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
Она вернулась со стаканами.
— С водой или чистое?
— Пожалуй, чистое.
— Все иностранцы пьют чистое. А у нас почему-то пьют с водой. Твое здоровье!
Мы выпили.
— Ты где живешь? Здесь в отеле?
— Нет, в городе. Я живу у вдовы генерал-полковника Туура.
— О, у Вузи? Так зачем тебе девушка? Вузи лакомый кусочек.
— А ты ее знаешь?
— Знаю. Славная девчушка. Немного молода еще, но это пустяки.
— Так ты советуешь держаться Вузи?
Она поставила стакан, села ко мне на подлокотник и обняла меня за плечи.
— Милый мой, — сказала она. — Самое главное — чтобы было весело. Мы берем в городе то, что нам нравится. Вот и ты бери то, что тебе нравится.
— Вузи сказала, чтобы я сегодня проводил ее.
— Ну да… У вас там в пригородных улицах иногда шалят подростки, и Вузи их до смерти боится. А куда она собралась?
— Не знаю.
— В общем, если с Вузи у тебя не выйдет, приходи в «Звездочку». Мы что-нибудь придумаем. Ты парень что надо, с тобой любая пойдет.
— Кроме тебя.
— И я тоже. Только не сразу. Когда мне надоест Римайер.
— А он тебе нравится?
Она почесала в затылке.
— Как тебе сказать… Теперь не очень. Он как-то загрустил. Но нужно же соблюдать приличия.
— А раньше он был веселый?
— Не сразу. Сначала все дулся. Многие иностранцы сначала дуются, боятся, что их околпачат. А потом развеселился. А потом снова надулся.
— Бедняга, — сказал я. — Он вспомнил о семье, и ему стало стыдно.
— Черт с ним. Налить тебе еще?
Из этого разговора Илины с Жилиным и из последующего (с Оскаром) видно, что первоначально Авторы не задумывали всеобщую ненависть местных жителей к интелям… А вот Илине Авторы вначале приписывали проницательность…
— Вы не рыбарь?
— Нет.
— А, вспомнила, — сказала Илина. — Вы из университетских интелей. Вы еще подрались тогда в «Ласочке» с маленьким Питом. И попали бутылкой в зеркало. Вам еще Моди оплеух надавала…
Каменное лицо Оскара слегка порозовело.
— Уверяю вас, — произнес он скрипучим голосом. — Я не интель и никогда в жизни не был в «Ласочке».
Илина задумалась.
— Не может же быть, чтобы вы были из грустецов… И на спортсмена вы тоже не похожи.
— Я приезжий, — сказал Оскар. — Турист. Илина разочарованно вздохнула.
— Надо же так ошибиться…
В опубликованном тексте Илина покидает Жилина во время разговора с Оскаром. В ранней рукописи она остается:
Оскар встал.
— Мне пора, — сказал он. — Не сочтите за труд передать Римайеру, что я заходил.
— Не сочтем, — сказал я. — Если мы скажем, что заходил Оскар, он поймет?
— Да, — холодно сказал Оскар. — Это мое настоящее имя.
Он размеренным шагом подошел к двери и вышел. Илина зевнула.
— Я, пожалуй, тоже пойду, — заявила она. — Мне еще надо выспаться. Пойдем?
— Я подожду еще немного, — сказал я.
— Такты придешь в «Звездочку»? Приходи вместе с Вузи.
— Ладно, — сказал я, — Обязательно.
Она сладко потянулась, изо всех сил зажмурившись, затем вскочила на ноги.
— Пойду, — сказала она. — До вечера.
— До вечера, — сказал я.
— И приведи себя в порядок. Ты что, битник? Оброс, как рекрут у грустецов.
Она подергала меня за волосы и убежала.
Позже, в разговоре Жилина с Вузи, снова сообщается о том, что Вузи знакома с Илиной и Римайером: «Илина позвонила и сказала, что вы свой парень… А вы возитесь с этой ерундой! Вы что, интель?» Одну из дам в салоне Вузи называет коровой, в рукописи: «Старая сука». И далее разговор возвращается снова к Илине:
— Илина сказала, что вы веселый и свойский парень… — По ее лицу было видно, что она в этом еще не уверена. — Вам понравилась Илина?
— Очень, — сказал я. — У нее чудные ноги.
— Слишком полные. Вы ничего не понимаете.
— Это вы ничего не понимаете. Я мужчина, мне лучше знать.
— Мужчина мужчине рознь… Вы видели ее Римайера? Тоже, скажете, мужчина?
— Римайер мой приятель, — предупредил я.
— Он хуже грустеца, а Илина дура.
— Давайте на них плюнем, — предложил я.
— Тогда сделайте, чтобы было весело!
<…>
— А вот здесь живет старый Руэн. Каждый вечер у него новая. Устроился так, что они сами к нему ходят. Во время заварушки ему оторвали ногу. Видите, у него света нет? Это они радиолу слушают. А ведь страшный, как смертный грех!
— Страшней Римайера? — спросил я.
— Римайер вообще не мужчина.
— Римайер отличный парень, — сказал я. — Не понимаю только, что с ним случилось. Он же был веселый славный парень.
— Всякое рассказывают, — сказал Вузи. — Только я не сплетница.
В баре после дрожки Жилин думает: «Надо бы отыскать Вузи. <…> Неудобно. Только где ее искать? Да и не хочется. Я знал, что настоящая Вузи разве только милой своей мордой похожа на ту, что привиделась мне на площади. И настоящий Римайер, конечно, совсем другой. И рыбари, и слеги, и меценаты имеют-таки к нам отношение…»
Еще позже, перед испытанием Жилиным слега, вместо вечернего разговора с Вузи (о развлечениях и трех желаниях) в рукописи кратко описано появление Вузи и Илины вместе: «Я взял томик Минца, лег в гостиной на тахту и читал до сумерек. Пришли Вузи и Илина. У меня сердце защемило, какие они были юные и хорошенькие и свежие, как недозрелые яблоки. Мы распили бутылку бренди, и я рассказал им двадцать пять анекдотов. Но веселиться с ними я не пошел. Я сказал им, что нынче ночью у меня деловое свидание в спальне. Они не поверили. Я вышел на веранду и слышал, как они, проходя через двор, говорили, что интель и есть интель, а все-таки жалко, ну и пусть его, ну его к чертям свинячим».
В черновике были подробнее описаны действия местных жителей в зависимости от времени суток. Начало их дня, до работы:
По мере того, как я приближался к центру, людей и автомобилей на улицах становилось все больше. Можно было подумать, что все девять тысяч автомобилей, нетерпеливо урча и толкаясь, сбились на перекрестках, и все пять сотен вертолетов, расположившись в четыре горизонта, повисли над крышами. Над улицами медленно крутились вертолеты-регулировщики из прозрачного пластика, лица полицейских были красны и напряжены. Из кафе и закусочных выбегали толпы жующих на ходу мужчин и женщин с измазанными кефиром губами. На больших магистралях народ валил валом, и невозможно было ни остановиться, ни повернуть. Я отдался на волю потока и принялся осматриваться. Было очень жарко и светло, и странно выглядели в веселой мешанине зелени, сверкающих стекол и пестрых ярких одежд брюзгливые лица, мутные глаза, всклокоченные волосы. Все были недовольны и молчаливы, рты открывались только для ругани и ядовитых замечаний. Крепкий неприятный запах винного перегара висел в воздухе. Меня обгоняли, пихали — иной раз довольно чувствительно, несколько раз спрашивали сигарету.