Неизвестный Бондарчук. Планета гения
Шрифт:
– Серёга! Я тебя от души поздравляю с этим волшебным (чисто гаринский эпитет – кому ж, как не ему, бесподобному Королю из «Золушки», говорить нараспев «волшебный»)… волшебным званием. Я-то Народного не получу никогда – меня начальство не любит. Но главное в нашем деле, Серёга – кишками шевелить!
Кажется, фраза грубоватая, но ведь какая образная! На языке таких непревзойденных мастеров, как Эраст Гарин, «кишками шевелить» означало отдавать роли всю душу. По-моему, это великие слова. Тамадой в том торжественном застолье назначили Жору Юматова, в помощники ему определили меня. Был я тогда артист начинающий и, хотя зрители меня уже знали, думал, что пока ничего значительного собой не представляю.
Однако на съёмочной площадке я никакой скованности не чувствовал. Благодаря Михаилу
В отличие от времени, на которое пришлись мои преклонные актёрские лета, время моей актёрской молодости и зрелости – золотое время. Ведь артистов буквально на руках носили. В газетах писали не о том, кто сколько раз женился-разводился, не про любовниц и любовников, а как любимые артист или актриса сыграли роль на экране, на сцене. И мы понимали, что зрительским почитанием, восхищением дорожить надо, поддерживать эти прекрасные чувства по отношению к артистам. Вот, например, приехали мы в город Белгород-Днестровский снимать эпизод «Взятие Корфу», а там хороший дом культуры, значит, вечером выходим на сцену. И не с рецептами, как лучше щуку фаршировать, и не с рассказами о своих семейных отношениях, нет, мы – артисты, мы даём концерт. И зал – битком набит. Я и Ромма уговорил поучаствовать, он же великолепный рассказчик. Правда, классик Советского кино побаивался:
– Пуговкин, я, конечно, выступлю, но это же настоящая афера.
– Михаил Ильич, никакая не афера. Вы расскажете что-нибудь интересное из вашей богатой творческой жизни и заработаете. Деньги наличными.
Руководство клуба или Дома офицеров ему вручит конверт, а Ромм отведёт меня в сторонку:
– Чувствую, что участвую в афере, но деньги возьму.
Сергей Фёдорович на этих концертах обычно читал стихи Шевченко на украинском языке. Прекрасное было исполнение! Зал ревел от восторга. (Эх, Украина, «ридна маты» Серёжи Бондарчука, другая ты нынче страна…) А я читал отрывки из поэмы «Василий Тёркин». Вечером же, когда расслабимся немного (надо же гонорар отметить), он начинал читать Твардовского и при этом меня пародировать. Все вокруг хохотали…
Меж тем в Одессе заладили дожди, съёмки остановились. В это время из рейса возвратилась знаменитая китобойная флотилия «Слава». Я таких праздничных встреч мало в жизни видел. На Приморский бульвар вышел весь город! Играли оркестры. Китобои сходили по трапу, поражая народ своими шёлковыми костюмами, купленными не иначе как в невиданном, но знакомом по лихой песенке Кейптаунском порту. А потом «день и ночь гуляла вся Одесса», по меньшей мере, неделю; все кафе и рестораны были заполнены. Зайдём вечером поужинать, а там… Как увидят океанские волки известных артистов, достают толстые пачки денег – и наперебой нас угощают. И вот как-то утром призывает нас к себе Михаил Ильич. Жил он в гостинице, которая тогда называлась «Лондонская», в самом большом «люксе». Выстроились мы в этих апартаментах в ряд. Бондарчук стоял первым. Ромм подошел к нему:
– Здравствуйте, Серёжа.
Дальше стоит Переверзев, и Ромм так мягко:
– Иван Фёдорович, вам нельзя увлекаться. Вы же играете национального героя, адмирала Ушакова. Вы – лицо картины, не надо злоупотреблять.
Подошёл к Дружникову, подошел к Юматову, и в том же духе, но деликатно, мол, товарищи, не перебирайте. Я стоял последним, упитанный, кругленький. Ромм глянул на меня:
– Пуговкин, а вы можете продолжать, на вашем лице небольшие изменения не заметны.
Все грохнули. Умница Михаил Ильич, немножко распёк своих
…Несколько раз мы в одно и то же время отдыхали в Железноводске в санатории «Дубовая роща». Часами гуляли вдвоём. Парк там был замечательный, с ухоженными тихими прудами. Слушать умел Сергей Фёдорович потрясающе. Поглядывает на меня своими огромными, красивыми, умными глазищами – и молчит. Вообще при общении с ним всегда создавалось впечатление, что в мыслях он далеко-далеко, что он постоянно решает какие-то свои творческие вопросы. По натуре он был человек неразговорчивый, а я наоборот, что называется, текстовик: всякие весёлые истории, занятные случаи сыпались из меня, как из рога изобилия, и без передышки. Он порой до слёз смеялся, а потом опять задумывался. Ну, решил я однажды, заметив его сосредоточенность, он, наверное, не слушает меня, и замолк. Вдруг слышу:
– Мишель! Не понимаю, почему затянулась пауза?
– Серёжа, ты же не слушаешь меня.
– Как?! Могу повторить слово в слово всё, что ты только что рассказал.
А у меня в то время был период, что я спиртного вообще в рот не брал. Он же изо дня в день всё об одном:
– Мишель, я знаю, ты «в завязке», но тут такое дело: у меня в номере стоит бутылка виски – лучшего в мире. Может, отведаешь стопочку?
Он тогда вернулся из Италии, где снимался у Роберто Росселлини [13] (!) в фильме «В Риме была ночь», и вот прихватил с «растленного» Запада виски, как он сказал – друзей удивлять. Я же тогда эту виски не то что попробовать, отродясь не видывал. А тут такое искушение. Денька три я держался, но всё ж не стерпел, любопытно же, что за диковинка такая – виски. Плеснул он мне четверть стакана, я выпил.
13
Росселлини Роберто (1906–1977). Классик итальянского и мирового кино. Созданный им в 1945 г. фильм «Рим – открытый город» стал манифестом направления в киноискусстве, впоследствии известного во всём мире под названием – неореализм. В нашей стране шли его картины: «Пайза», «Генерал Делла Ровере», «В Риме была ночь», «Да здравствует Италия!», «Ванина Ванини».
Ну, как? – спросил очень заинтересованно.
Я бухнул:
– Сережа, самогонка лучше.
Захохотал, обнял меня:
– Русская ты моя душа, Мишель! Может, и вправду самогоночка лучше?
Но это – юмор, мы же не пьянчуги, а дегустаторы, как говорится, для поднятия тонуса. Помню, заглянул на озвучивание «Войны и мира» – на его столике коньяк. Он чуть-чуть выпивал, точнее, пригубливал, поддерживал так жизненные силы, ведь работа с актёрами у микрофона требует от режиссёра вдохновения не меньшего, чем на съёмке.
В «Войне и мире» занято множество замечательных артистов, но я бы хотел особо выделить мастеров старшего поколения МХАТа: Ангелину Иосифовну Степанову (Анна Шерер), Киру Николаевну Головко (графиня Ростова), Виктора Яковлевича Станицына (граф Ростов) и Анатолия Петровича Кторова (старик Болконский). Добавлю, что, помимо них, в этой картине играла ещё одна воспитанница мхатовской школы, но о ней чуть позже. Что же касается живых легенд МХАТа, свидетельствую: они, помнившие репетиции Станиславского и Немировича-Данченко, с огромным вниманием, даже трепетом относились к режиссёрским замечаниям Бондарчука. Потому что там было что слушать! Безусловно, Сергей Фёдорович Бондарчук являлся одним из образованнейших людей своего времени. И великие мхатовцы это чувствовали, признавали, сколь глубоко его понимание Толстого, а потому работали с ним с неподдельным, живым интересом. Бывало, бегу по «Мосфильму», и, как ни тороплюсь в свою съёмочную группу, если узнаю, что сейчас у Бондарчука кто-то из старейшин МХАТа, обязательно заскочу к ним на смену, полюбуюсь на них… Ведь для меня МХАТ – святыня…