Неизвестный Бондарчук. Планета гения
Шрифт:
И тогда, на съёмке, мысли о степи его не отпускали:
– Есть три степных рыцаря. Это Гоголь – помнишь, как в «Тарасе Бульба» он описывает степь, колыханье трав?.. Это Чехов в своем маленьком шедевре «Степь». И это Шолохов!
Он замкнулся, молчал так, что вторгнуться в это его молчание я не решался и лишь старался угадать, где сейчас его мысли: может, он хочет прочесть отрывочек из кого-то из перечисленных наших гениев? А он вдруг сказал:
– Солженицын позавидовал славе Шолохова. Я принимаю его творчество, не приемлю отношения к Шолохову.
Он был необыкновенно откровенен, по-моему, откровенен, как никогда. По натуре он человек достаточно закрытый, ограждённый и ещё – осторожный, опытный: отлично знает, что можно сказать при включённой камере, что нет, а тут он камеры не замечал. Как будто предчувствовал… и стремился выговориться:
–
Через четыре месяца его не стало. Моя передача – последнее в жизни большое интервью Сергея Фёдоровича для телевидения. К счастью, нашу программу о себе он увидел. Чувствовал себя уже плохо, позвонила Ирина Константиновна, предала мне его благодарность. А я всё вспоминал его глаза. Обычно, когда человеку недолго осталось, глаза тускнеют, а у него глаза горели! И сам он был в день нашей съёмки полон жизни, энергии. Я смотрел на него и восхищался – с каждым годом восхищаюсь всё более – его необычайным внутренним стоицизмом.
Июнь 1994 года: ситуация вокруг его последней работы «Тихий Дон» чудовищная; незавершённую картину у него отняли, и неизвестно, сможет ли он её завершить когда-нибудь. Когда фильм не выпускается, отправляется «на полку», это тоже беда, но история с «Тихим Доном» была страшнее. Ведь работа проведена гигантская, столько сил вложено, и нет никакой надежды, что картина состоится, что её увидят. Рядового зрителя это вряд ли сильно проймёт, это может понять только брат-режиссёр. Для режиссёра утрата картины – настоящая трагедия. Конечно, Сергей Фёдорович переживал колоссальную драму. Но он не то что не жаловался, он ни в малейшей степени не показывал, как ему тяжело. Он проявился (думаю, не только для друзей, для недругов тоже) как человек огромной силы воли, человек редчайшего мужества. Если кто-то хочет раскромсать режиссёру сердце, надо лишь найти способ уничтожить его фильм. Вот ему и кромсали сердце, а он стоял как скала, на пределе последних сил…
В 1998 году, став генеральным директором «Мосфильма», я сразу начал интересоваться, как обстоят дела с «Войной и миром». Выяснилось, что исходные материалы картины в очень плохом состоянии: негатив (а это самое ценное!) состарился, в нём появился технический брак, фонограмма осыпалась, и на студии даже нет ни одной приличной копии. То есть технически создание Бондарчука не просто устарело, картину в таком виде вообще нельзя было показывать. Цеха «Мосфильма» восстановили исходные материалы, мы перевели картину в звуковую систему «Долби», напечатали новые копии. Первый просмотр мы устроили на студии, пригласили иностранных дипломатов. В полной тишине послы, консулы и атташе смотрели серию «1812 год», потом говорили, что для них эти полтора часа перед экраном стали откровением. Первый публичный показ реставрированной «Войны и мира» состоялся в 1999 году в рамках Московского международного кинофестиваля, в день открытия мемориальной доски на доме, где Сергей Фёдорович жил. Мы возродили картину на современном техническом уровне, в его честь, в его память. Ничего нет важнее для режиссёра, чем жизнь его фильма во времени… И если существует эта связь земного и неземного, если Сергей Фёдорович видел нас в тот день, он был доволен. Потом мы перевели картину в цифровой формат. В начале ХХI века пришло сообщение: американцы (имея свою и довольно известную экранизацию «Войны и мира») выпустили на дисках обновлённую киноэпопею Бондарчука с субтитрами на четырнадцати (!) языках. В том, что русский фильм «Война и мир» продолжает своё победное шествие по миру, есть и заслуга родного Сергею Фёдоровичу «Мосфильма».
Для меня Сергей Фёдорович Бондарчук являет тип исключительно могучего и вместе с тем простого, чистого русского художника. Художника потрясающей самобытности. Есть и в нём самом, и в том, что им создано, та безыскусная, неподдельная правда, что идёт от самого сердца. Это не значит, что он мало эрудирован; Сергей Фёдорович был великолепно образованным. Но его таланту была абсолютно чужда рациональность. Его творческая доминанта – глубокое, сильное чувство, что, впрочем, присуще всем настоящим русским художникам, вообще настоящим русским людям. В этом смысле Сергей Фёдорович был, если можно так
И вместе с тем, что тоже очень важно, он был исключительный работяга. Непосредственно в деле мне его повидать не пришлось, но по всему, что я про него знаю, он – человек колоссального трудолюбия и энергии. Это тоже национальная черта. Хотя, что греха таить, любит русский человек и на печке полежать, пятку почесать.
И может быть, чтобы компенсировать эту нашу некоторую леность, на Руси рождались совершенно сумасшедшие энергетические фигуры. Нет в истории другого народа такого царя, как Петр Первый. Я привёл Петра, как пример государственного деятеля, а государственные деятели – они всегда на виду. Но личности с такой фантастической энергетикой появлялись и появляются во всех сферах, природа время от времени их вкрапливает в нацию. Они берут все трудности на себя, они ведут за собой народ, благодаря им всё работает, строится, выигрываются войны, человек летит в космос, создаются бессмертные произведения. Выдающийся русский учёный Лев Николаевич Гумилёв о таких людях писал, что в них наличествует необоримое внутреннее стремление к целенаправленной деятельности. Причем достижение намеченной цели представляется им ценнее даже собственной жизни. Гумилёв назвал таких людей пассионариями. Я считаю теорию пассионарности самым замечательным открытием Льва Гумилева. Вот что он пишет: «Творческое сгорание Гоголя и Достоевского, добровольный аскетизм Ньютона, надломы Врубеля и Мусоргского – это тоже примеры проявления пассионарности, ибо подвиг науки или искусства требует жертвенности, как и подвиг „прямого действия“ [12] ». Сергей Фёдорович Бондарчук из этой породы. Для меня он однозначно – пассионарий.
12
Гумилёв Л. Н. Этногенез и биосфера земли. СПб.: «Азбука-классика», 2002. С. 338–339.
А он после Пятого съезда Союза кинематографистов СССР пришёл к убеждению, что никому не нужен, что его все забыли. Такими горькими соображениями он делился со мной, когда мы летели в Германию, на первый «Феликс». Да, в то время много несправедливых, оскорбительных выступлений раздавалось в его адрес, в газетах глумливая шумиха не утихала, «демократические» журналисты склоняли на все лады его намерение снять «Тихий Дон». Зарвались газетчики: уж кто-кто, а Бондарчук заслужил право делать то, что хотел…
Сидим мы в самолёте, вид у Сергея Фёдоровича мрачный… Я предложил выпить. Он – отказываться, потом махнул рукой:
– А! Давай!
Мы выпили коньяку. Прилично выпили. Но он не повеселел.
– Сергей Федорович! Главное – вас любит зритель, сами же знаете – у вас в почитателях вся наша страна.
Он рассказывал разные интересные истории, только интонация печальная была. Напоминаю, заканчивались перестроечные восьмидесятые. Мы летели в Восточный Берлин, оттуда нас переправляли в Западный. Мы летели рейсом «Аэрофлота», на «Ту-154», в первом классе. Тогда в Берлин много советских летало: офицеры, служившие в ГДР, офицерские жёны и дети, помню, летела бригада строителей из Новосибирска, ещё чиновники разные, то есть обычный командировочный люд. У нас места были в первом ряду, мимо нас никто не ходил. Приземлились, объявляют: можно на выход, мы поднялись… И тут его увидели. К трапу никто не двинулся. Все кинулись к нему. Кое-кто из наших бравых военных прямо через кресла перелезал. Его обступили, пожимали руки, брали автографы, говорили восхищенные слова. Я, пока ликующие соотечественники не оттеснили, успел сказать:
– Видите, Сергей Фёдорович, что творится? Я же вам говорил!
У него была маленькая видеокамера. Он тоже успел мне её протянуть:
– Сними!
Я снял. До сих пор меня не покидает праздничное чувство, что в тот ненастный для него период я видел Бондарчука счастливым.
Али Хамраев,
заслуженный деятель искусств Узбекистана
Режиссёр фильмов: «Белые, белые аисты», «Чрезвычайный комиссар», «Без страха», «Седьмая пуля», «Телохранитель», «Человек уходит за птицами», «Триптих», «Жаркое лето в Кабуле», «Сад желаний», «Бо Ба Бу» и других.