Неизвестный Де Голль. Последний великий француз
Шрифт:
Де Голль писал в своих мемуарах, что Франция, «обессиленная от потерь и разрушений, потрясенная до основания в своей социальной структуре и выведенная из морального равновесия, вновь пошла неуверенным шагом навстречу своей судьбе, в то время как ее режим, принимая свой прежний облик и отвергая Клемансо, отказывался от политики величия и возвращался к хаосу».
И в этом «хаосе» де Голль находил для себя лишь незаметное место пехотного офицера в какомнибудь захолустном гарнизоне, в армии, обреченной на мир. «Война – это ужасно, – сказал както де Голль в частном разговоре, – но мир, надо прямо сказать, это так скучно». И здесь ему представилась неожиданная возможность продолжать войну, и притом войну против Германии. Дело в том, что польский генерал Юзеф Геллер вербовал среди французских офицеров добровольцев для борьбы в рядах польской армии против большевиков. Но какое это имело отношение к Германии? Ответ на этот вопрос можно найти, если представить ту слепую ярость, с какой французская буржуазия
Негодование против большевиков как раз и облекалось в возвышенную форму заботы о французских национальных интересах. Ведь большевики толкнули Россию на заключение «сепаратного» мира и тем самым нанесли «удар» союзникам, и прежде всего Франции. Французский посол в России Нуланс заявил в январе 1919 года, что с помощью большевиков Россия стала добычей Германии, которую она неизбежно использует для подготовки новой войны против Франции.
В начале 1919 года, когда де Голль только что вернулся из плена, такие выступления сливались в сплошной хор. Французская буржуазия охотно развязала бы открытую войну против Советской России, если бы не сопротивление народа. Как раз в это время вспыхнуло восстание на французских военных кораблях в Одессе, и их пришлось оттуда увести. Но французские правящие круги стремились использовать все возможные средства косвенной интервенции. Поэтому, например, поощрялась вербовка офицеров в белопольскую армию. И лейтмотивом антибольшевистской истерии служил тезис о том, что большевики и Германия неразрывно связаны и, следовательно, борьба против большевиков является борьбой против Германии, борьбой за интересы Франции. Де Голль предпочел бы воевать непосредственно с немцами, но шансов на это в ближайшее время не было, а его неутоленная жажда военной деятельности была так велика, что он решил ехать на восток.
В мае 1919 года де Голль уже находится в СиллелеГийоме, маленьком городке департамента Сарт, где стояла 5я польская егерская дивизия. Он ведет занятия по тактике с польскими офицерами. Затем он отправляется на Вислу и там продолжает обучать польских офицеров. Ему присваивают звание майора польской армии.
Правда, во французской армии это звание недействительно, и после возвращения он снова капитан. Но в Польше он носит в качестве майора две звезды на кепи, как во Франции бригадный генерал. Де Голль участвует в боевых действиях против Красной Армии на Волыни и под Варшавой, командуя смешанным пехотнотанковым отрядом. За это он был отмечен в приказе главы французской военной миссии генерала Вейгана.
В феврале 1921 года де Голль завершает свою карьеру наемного солдата и возвращается во Францию с польским крестом Святого Венцлава на груди. Так заканчивается эта, по выражению нескольких биографов, «польская авантюра» Шарля де Голля. Сам он в «Военных мемуарах» посвящает пребыванию в Польше только пять слов.
Капитан
Шарлю де Голлю 30 лет. В этом возрасте мужчина должен обзавестись семьей. Так принято в кругу порядочных католиков, к которому по происхождению и воспитанию принадлежит капитан. Но у него нет никаких личных привязанностей. Да и могли ли они быть у человека столь строгой, даже пуританской добродетели, каким всегда был Шарль де Голль? Правда, в некоторых сочинениях о де Голле пишут, что во время пребывания в Польше у него были очень милые отношения с молодой и очаровательной полькой Четвертинской, с которой он якобы встречался в кафе Бликле, славившемся лучшими в Варшаве пирожными. Но это более чем сомнительная история. У де Голля вряд ли могли быть случайные истории такого рода. Не зря же он порицал даже столь уважаемого им тогда Филиппа Петэна за чрезмерную слабость к прекрасному полу.
Вопрос о личной судьбе Шарля де Голля уже не раз обсуждался его матерью и другом дома, крестницей отца Шарля, мадам Данкен. Она происходила из одного солидного семейства города Кале и знала в этом городе всех девушек на выданье, разумеется из определенного круга. Именно ей и пришла в голову мысль об Ивонне Вандру, дочери владельца кондитерских фабрик в Кале, а также в Дуэ и Дюнкерке. Со стороны отца семья происходила из Голландии, где ее предки Ван Дроог некогда занимались выращиванием и продажей табака. Обосновавшись во Франции, они завели фабрику по производству сигар, но после национализации табачной промышленности переключились на изготовление бисквитов. Один из предков Ивонны Вандру по матери был полковником, который участвовал в войне за независимость Соединенных Штатов вместе с Лафайетом. Семья Вандру владела в Арденнах замком Сетфонтэн. Словом, с происхождением предполагаемой невесты все обстояло в высшей степени благополучно.
Девушке только что исполнилось 20 лет, она хороша собой, скромна,
«Случайная» встреча молодых людей состоялась в осеннем Салоне 1920 года. Они остановились у картины, изображавшей маленького сына Эдмона Ростана. Разумеется, капитан не ударил лицом в грязь; ведь он знал всего Ростана наизусть! В тот же день в час вечернего чая обе семьи под руководством мадам Данкен встретились в кондитерской на Елисейских Полях. Ивонну и Шарля, естественно, посадили рядом. Барышня была покорена серьезным, сдержанным, но исключительно любезным и образованным кавалером с двумя боевыми орденами на груди. Правда, вернувшись домой, она сказала: «Мама, я думаю, что он находит меня слишком маленькой для себя». Нет, он этого не находил, и события развивались форсированным темпом. На следующей неделе Ивонна и ее брат Жак были приглашены на большой бал Политехнической школы в Версаль. Там к ним сразу подошел Шарль де Голль и, приветствуя Жака Вандру, попросил разрешения пригласить его сестру на танец. До конца бала он ее уже не отпускал. После шестого вальса Ивонна сказала своему брату: «Капитан де Голль только что сделал мне предложение. Я согласилась». Через несколько дней было объявлено о помолвке. Все произошло очень быстро, без потери времени на ухаживание. Тем не менее, а быть может и поэтому, брак оказался удачным; Ивонна будет верной подругой Шарля де Голля до конца его дней, и между ними не будет размолвок.
Как и полагается, молодые обвенчались через полгода в старинной церкви НотрДамдеКале, украшенной статуями Карла Великого и Святого Людовика. История непрерывно смотрела на Шарля де Голля. В доме Вандру состоялся свадебный обед. Молодые супруги поселились в Париже на площади СенФрансуаКсавье, на левом берегу Сены, рядом с Дворцом инвалидов. Летние сезоны они проводили в замке родителей Ивонны в Арденнах, пока не обзавелись собственным домом в деревне КоломбэледезЭглиз. Таким образом, личные связи Шарля де Голля с промышленной буржуазией севера еще более укрепились. Вспомним, что его дед, а потом и отец женились на девушках, происходивших из этой же социальной и географической среды. Все в жизни де Голля связано с севером; сюда его всегда тянуло; ведь он сам выбрал местом службы Аррас. Это был край суровой жизни на фоне равнинных пейзажей. На протяжении всей жизни он будет отождествлять всю Францию с севером, невольно перенося особенности, нравы, традиции жителей этого пасмурного края на всех французов, хотя, например, марсельцы или гасконцы отличаются совсем иными качествами.
После окончательного возвращения из Польши де Голль был назначен 1 октября 1921 года заместителем профессора военной истории в СенСире. Перед ним новое, по существу, поприще; ведь доклады перед пленными в Ингольштадте и даже занятия с польскими офицерами, проходившие с помощью переводчика, дали ему слишком специфический опыт. Свой предмет, то есть военную историю, он знает великолепно. Но этого мало, чтобы завоевать внимание и доверие учеников. Его огромная, несколько несуразная фигура, размашистые жесты, какойто необычный гортанный голос – все это могло и затруднить контакт со слушателями. Ведь странное, непривычное во внешности, манерах преподавателя становится объектом насмешек учеников. Тем более что этот внешне хладнокровный человек свои лекции читал очень темпераментно. Он буквально впадал в экстаз, а это самое опасное для преподавателя, ибо малейшая потеря чувства меры вызывает немедленную ироническую реакцию. Высокую патетику может позволить себе только действительно очень хороший оратор. И Шарль де Голль оказался именно таким оратором.
Вот характерный момент одной из лекций капитана де Голля, как он был запечатлен в записях его ученика Лекока. Речь шла о злосчастной для Франции войне 1870 года, и в частности о сражении при Фрешвиллере. Изза бездарных генералов, которые запутались в передвижении своих войск, 35 тысяч французов сражались здесь против 135 тысяч немцев. Французские солдаты проявили стойкость и мужество, но были разгромлены. Де Голль так закончил рассказ об этом трагическом эпизоде французской военной истории: «И вот, господа, маршал МакМагон плача идет среди своих солдат. Вдруг один старый сержантпехотинец обращается к нему с вопросом: господин маршал, неужели мы испугались смерти?»
В этот момент де Голль ударяет кулаком правой руки по кафедре и продолжает внезапно зазвеневшим голосом: «Нет, они не испугались смерти! Встаньте, господа, чтобы почтить память людей, удрученных несчастьем, но не потерявших ни достоинства, ни мужества!»
Его слушали, затаив дыхание, лица учеников то бледнели, то краснели, на глазах у некоторых выступали слезы. Необычайная суровая сентиментальность, даже напыщенность, казалась в его устах естественной и производила какоето гипнотическое действие на слушателей. В данном случае, как, впрочем, и всегда, он придает истории больше возвышенного, чем его было на самом деле. Но, может быть, только в таком виде история и выполнит свою великую роль наставницы жизни?