Неизвестный Де Голль. Последний великий француз
Шрифт:
Хотя книга звучала резким диссонансом на фоне основных направлений буржуазной политической мысли эпохи «процветания» и эйфории, это не значит, что де Голль игнорировал действительность. Напротив, он все время имеет ее в виду и откровенно изливает чувство горечи, в котором отражается его личная неудовлетворенность своей судьбой и сознание несправедливости приниженного положения французской армии вообще в эру бриановского пацифизма. При этом он анонимно полемизирует с апологетами тогдашней международной «стабильности».
«Неустойчивость, – пишет он, – характерна для нашей эпохи. Сколько правил, предсказаний, доктрин опровергнуто, сколько испытаний, потерь, разочарований, а также сколько взрывов, ударов, неожиданностей, поколебавших установленный порядок. Преобразившим мир армиям остается лишь страдать и оплакивать свои утраченные
Де Голль считает понятным, что военные и их заботы отодвинуты на второй план в условиях всеобщего стремления народов к миру. В свою очередь, это стремление он находит вполне естественным результатом тяжких испытаний недавней войны. Но надежду на то, что войны не будет только потому, что она ужасна, он считает беспочвенной иллюзией. Де Голль с сарказмом пишет о появлении какойто мистической веры в невозможность войны, объяснимой исключительно страстным желанием избежать ее. По его мнению, эта мистическая вера совершенно лишена логических и вообще любых реальных оснований. Таким образом, он как бы выражает понимание чувства наивной уверенности в невозможности войны, но лишь для того, чтобы показать его беспочвенность. «Вид больного, – пишет он, – который грозит кулаком смерти, не может никого оставить бесчувственным».
Войну нельзя окончательно предотвратить потому, что она служит проявлением фактора силы, являющейся главным содержанием жизни, природы, самого человека. Но это неизбежное явление не только пагубно, но и благотворно одновременно. Де Голль считает, что говорить об этом надо откровенно, прямо и резко, ибо речь идет о самом ужасном в жизни человечества – о войне как следствии объективно необходимого содержания жизни, немыслимой без насилия.
«Можно ли представить себе жизнь без фактора силы? – пишет де Голль. – Пусть помешают рождению нового, обесплодят умы, заморозят души, усыпят нужды; вот тогда, несомненно, сила исчезнет из застывшего в неподвижности мира. Иначе никто не может сделать немыслимым существование силы. Сила – средство мысли, инструмент действия, условие движения; эта акушерка необходима, чтобы добиться хотя бы одного дня прогресса. Сила – это щит мудрецов, оплот тронов, таран революций; порядок и свобода, в свою очередь, обязаны ей своим существованием. Сила – колыбель городов, скипетр империй, могильщик пришедшего в упадок; она дает законы народам и определяет их судьбу».
Эта апология силы понадобилась де Голлю для того, чтобы, показав неизбежность войны и ее благотворность, доказать необходимость существования армий. Более того, он стремится убедить читателя в том, что, поскольку без фактора силы немыслима жизнь в любой форме, без армий невозможен прогресс человеческого общества. Он знает и учитывает антимилитаристские настроения, обвинительные аргументы против армий. И чтобы опровергнуть их и доказать не только необходимость военного ремесла, но его прогрессивное значение, он хочет выглядеть объективным. Он даже как будто соглашается со всеми обвинениями по адресу вооруженных сил; он сам повторяет их. Но де Голль делает это только для того, чтобы показать их беспредметность. Из неизбежного зла армии превращаются у него в решающую силу развития мировой цивилизации. Очевидно, что де Голль таким образом обосновывает правомерность милитаризма.
«Армии, – пишет он, – во все времена были инструментом варварства… Из глубин сердец армии поднимают грязь низменных инстинктов. Они превозносят убийство, питают ненависть, возбуждают алчность. Они подавляли слабых, возносили недостойных, поддерживали тиранию. Их слепая ярость губила лучшие замыслы, подавляла самые благородные движения. Непрерывно они разрушают порядок, уничтожают надежды, предают смерти пророков. Однако если такое применение находит им Люцифер, то они бывают и в руках Архангела. Какими добродетелями обогатили они моральный капитал людей! Благодаря их существованию, мужеству, преданности величие души достигло вершин… Распространяя идеи, проводя реформы, прокладывая пути религиям, армии разносили по вселенной все, что ее обновило, улучшило или утешило. Только благодаря их кровавым усилиям в мире появились эллинизм, римский порядок, христианство, права человека и современная
За широкими абстракциями отступает все – разница между войнами справедливыми и несправедливыми, между армиями революционными и армиями реставрации, между армиями агрессии и обороны. Армия превращается в некий символ, в чистую идею, с помощью которой, естественно, реабилитируется любой милитаризм, ибо ответственность за его преступления падает на все человечество, поскольку оно существует. «Позорная и величественная история армий есть история людей», – пишет де Голль.
Итак, де Голль показал роль и место армий в истории, поднял их значение до уровня ее главной движущей силы, заключив утверждением, что «меч – это ось мира». Сравнив затем свой идеал с реальным положением армии во Франции, де Голль призывает добиваться возвращения армии достойного ее миссии места. Для этого, по его мнению, надо, чтобы элита армии, кадровые офицеры требовали такого места и чтобы, осознав свою роль, они гордились принадлежностью к армии – защитнице национального величия и безопасности родины.
«Воинский дух, – пишет де Голль, – искусство солдата, его достоинства являются неотъемлемой частью человеческих ценностей. Настало время, когда военная элита должна вновь проникнуться сознанием своей первостепенной роли и сконцентрироваться на своей цели, которая состоит в войне. Военная элита должна поднять голову и устремить взгляд к вершинам. Чтобы придать острие шпаге, настало время восстановить философию, присущую положению военной элиты».
Для выработки этой философии необходимо прежде всего понимать сущность войны и принципы ее ведения. По мнению де Голля, в этом деле не может быть какихто раз и навсегда установленных рецептов и закономерностей, ибо на войне, как и в жизни, может случиться все. И здесь он вновь развивает свою военную доктрину «обстоятельств», которую он еще и раньше противопоставлял официальным военным теориям. Действия армии должны направляться такими руководителями, которые готовы ко всему и способны правильно действовать даже в совершенно немыслимой ситуации, где непригодны никакие военные доктрины и где выручить может только интуиция. И вот здесь де Голль обращается к Бергсону, возводя военное дело в ранг высокой философии и искусства.
«Бергсон показал, – пишет де Голль, – что для установления прямого контакта с действительностью человеческий разум должен обрести интуицию, сочетая интеллект с разумом… Инстинкт является способностью, скорее всего связывающей нас с природой. Благодаря ему мы постигаем глубочайший смысл явлений и открываем их скрытую гармонию… С военным руководителем происходит нечто аналогичное тому, что отличает деятельность артиста. Он не пренебрегает разумом. С его помощью он опирается на науку, навыки, знания. Но творчество как таковое возможно только путем применения способности инстинкта, вдохновения, без которого невозможен прямой контакт с природой. О военном искусстве можно сказать то, что Бэкон говорил о других искусствах: это человек в соединении с природой».
В рассуждениях о первостепенном значении для военного, офицера или полководца интуиции, инстинкта, вдохновения, чутья, таланта, гениальности и т. п. нет ничего особенно нового. Еще Наполеон говорил, что военное искусство – это «дитя смертного и богини». Де Голль лишь связывает эту идею с философией Бергсона, в своем понимании, естественно. Таким путем он подводит читателя к главной проблеме книги: роль полководца и необходимые ему качества. Совершенно очевидно, что раз речь идет об интуиции как важнейшем качестве военного руководителя, то им должен быть человек необыкновенный, одаренный самой природой чудесным даром все постигающего инстинкта, способный действовать в самых грозных обстоятельствах войны. Каким же он должен быть, этот человек действия? И здесьто де Голль начинает рисовать портрет, который невозможно не узнать, ведь это его собственная персона! «Сильные личности, – пишет он, – созданные для борьбы, испытаний, великих событий, не всегда воплощают простое превосходство, ту поверхностную привлекательность, приятную в повседневной жизни. Выдающиеся характеры обычно суровы, неуживчивы, иногда жестоки. Если даже стоящая внизу масса признает их превосходство и невольно воздает им должное, то очень редко случается, чтобы их любили и им покровительствовали. При решении вопроса о продвижении выбор охотнее останавливают на тех, кто нравится, а не на тех, кто этого заслуживает».