Неизвестный фактор (Романы)
Шрифт:
— Далеко мы от Бартаре? — требовательно спросила я, когда уже казалось, что конца не будет нашему походу. Местность вокруг была сплошными открытыми лугами, с толстой, сочной травой. И ни один кустик не нарушал эту ровную поверхность. Трава росла странными кругами, словно все было аккуратно размечено. По краям эти круги обрамляла более высокая и темная зеленая поросль. Я заметила, что Оомарк старался не наступать на эти более темные ленты, когда переходил через них. И я последовала его примеру, отчасти оттого, что врожденная осмотрительность подсказывала мне, что ни одна предосторожность не повредит.
Мы были в центре одного такого круга, когда я задала этот вопрос. Он шел впереди, и потому оглянулся через плечо; его рога стали еще заметнее. И еще я увидела, что его уши, когда-то такие маленькие, удлинились, и теперь поднимаются выше макушки.
— Не знаю. Она там… — Он уверенно ткнул вперед в туман.
Но где это «там»? Казалось, он понятия не имел, и когда я проявила настойчивость, признался, что не может сказать — что он только ощущал, что она была впереди, и что если мы пройдем достаточно далеко, то найдем ее. Я неуверенно взглянула в туман, и хотя никак не могла измерить, далеко ли он простирался, но была уверена, что в начале этого путешествия поле зрения у меня было намного больше, и что внешняя пелена постепенно сжималась; это было отнюдь не приятно, особенно если учесть, что я была твердо уверена — за нами следят. А что если из-за этого тумана, самого плотного, какой мне когда-либо доводилось видеть, мы уже заблудились? Тогда мы легкая добыча — для кого угодно.
Неплохо было бы найти какое-нибудь убежище или забиться в дыру, пока туман не рассеется полностью или хотя бы не станет таким, каким был, когда я вышла из леса. Но не успела я этого предложить, как Оомарк подошел ближе. Его нос, ставший больше, чем нормальный, с широкими, раздувающимися ноздрями, был повернут влево и, казалось, вынюхивал воздух.
— Давай останемся здесь, в кольце фольков, — сказал он. — Там другие.
Изменилась не только его внешность: его речь стала странной, выбор слов другим. Теперь меня удивляло то, что он делал — опустился на четвереньки и ползал по внутреннему периметру круга, прижавшись головой к земле, просто порывисто впитывая запахи по ходу движения. Завершив этот круг, он снова вскочил на копыта.
— Это хорошее место. — Он похлопал по земле с обеих сторон. — Другие не прорвут круг, знаешь ли. Мы выждем здесь, пока туман снова не рассеется.
Я села, чтобы поближе рассмотреть его изменившееся лицо, надеясь, что, может, выражение лица мне поможет.
— Что там за другие, Оомарк?
— Другие — Темные. Они и фольки никогда не бывают заодно. Но здесь фольк в безопасности, если только не время приносить жертву, и он не печально избранный. — Он вздрогнул, как бывает, когда думаешь о каком-то хорошо знакомом ужасе.
— А кто такие фольки? — осторожно продолжала я. Тот Оомарк, которого я знала, почти исчез, растворился в этом чужом ребенке. Я изо всех сил старалась как-то поймать и удержать тот последний остаточек, но как это сделать, я не знала.
— Фольки? Тебе что, туман в голову ударил, Килда? Это же всем известно, фольки — ты — я…
— Бартаре, и Леди?
— Все, да, все, — кивнул он.
— И все остальные? И тот, кто преследовал тебя?
Мне подумалось, он выглядел несколько удивленным.
— Он… он не из Темных, и не из фольков тоже. Он — Между. — В его фразе слово «между» стало названием вида. — И ты такой станешь, Килда, если не будешь внимательной. — Этой последней фразой он метнул в меня, как угрозой.
Вообще-то, я сразу же глянула на свои собственные руки, чтобы посмотреть, не показалась ли на них грубая серая шерсть и не превращаюсь ли я в монстра, такого же, какого ударила сумкой с камнями. Но моя кожа — правда, темная и блестящая — оставалась гладкой.
— Как я им стану?
— Если ты сама не примешь, то и тебя не примут, — сказал он торжественно. Наверное, провозглашал закон или правило. — Полпути ты прошла. Но еще полпути тебя должно провести путешествие. Сними ботинки, коснись ногами земли, чувствуй!
Я не решалась. Оомарк сбросил свои ступни, как скорлупу, и обнаружил копыта. Если я сброшу мои, увижу ли такую же мутацию? Я попыталась пошевелить пальцами — и была уверена, что чувствовала: они шевелятся. Но все же следует знать! Я стащила ботинки.
Мои ноги! Нет, копыт у меня не было, но они были не такими, как раньше. Пальцы стали длиннее и тоньше. И даже более сложно устроенными — на каждом показался еще один сустав. Я освободила их. Они оказались намного более цепкими, чем положено быть человеческим пальцам. Эти новые, гибкие конечности при прикосновении с землей вцепились в почву.
Все мое тело пронзило потрясение, будто эти пальцы, врывшись в землю, наткнулись там на источник энергии, потоком хлынувший вверх по ногам, ко мне в тело. Я отдернула их и постаралась снова залезть в ботинки.
Но мне это не удавалось. Удлинившиеся пальцы никак там не умещались, или скрючивались так, что я не смогла бы ходить. А когда я старалась собрать их вместе и засунуть как в чехол, они сами по себе извивались в разные стороны, будто жили своей собственной жизнью и решительно пытались вернуться к почве.
Наконец я оторвала у ботинок подкладку и с мстительной тугостью обвязывала ноги этими полосками, будто имела дело не с собственной кровью и плотью, а с восставшими существами, которые боролись против меня.
Как только я закончила такую перевязку, сделав так, что ни один из пальцев не касался земли непосредственно, они затихли. И я почти верила, что под этой обмоткой спрятаны нормальные человеческие ноги. Идти дальше придется без ботинок, но обмотки остались мерой предосторожности, отказаться от которой я не осмеливалась.
— Не очень-то умно, Килда, — прокомментировал Оомарк. — Лучше бы ты шла по тропам фольков, а то затеряешься, ты ведь не из Темных.
— Я — Килда с'Рин, — сказала я вызывающе. — Я не из этого мира. И ты тоже, Оомарк Зобак!
Он засмеялся в ответ, и что-то совсем недетское звучало в его смехе.
— Из этого, Килда, из этого — как и я. И скоро ты не сможешь этого отрицать. Не сможешь.
Глава 8
В тот момент спорить мне не хотелось — в Оомарке сейчас было что-то такое… Хотя он все еще был маленьким мальчиком, он вдруг повзрослел — и стал скрытным. Мне не нравились те взгляды, что он бросал украдкой в мою сторону — злорадствуя ли над моими трудностями или ища во мне перемену?