Неизвестный Мао
Шрифт:
В марте 1966 года все нити подозрений Мао сплелись воедино. В январе 1966 года Брежнев — первым из советских лидеров — посетил Монголию; там к нему присоединился министр обороны Малиновский, тот самый человек, который в свое время предлагал китайцам устранить Мао. Брежнев никогда не имел дело с Мао, зато знал Лю Шаоци. Он в роли хозяина принимал Лю, когда тот приезжал в СССР в 1960 году на Совещание представителей коммунистических и рабочих партий. Брежнев, в то время второй человек в партии после Хрущева, больше недели ехал вместе с Лю через всю Россию на Дальний Восток по Транссибирской железной дороге, они прекрасно поладили между собой. Теперь Брежнев подписал договор о взаимопомощи с лидером Монголии Юмжагийном Цеденбалом. В соответствии с договором советские войска вошли в Монголию и встали всего в 500 километрах по открытой
Для Мао наступил критический момент. Ему была необходима помощь Линь Бяо — и немедленно. Он уступил требованиям Линя и дал согласие осудить начальника Генерального штаба Ло за «измену». 18 марта 1966 года Ло, пытаясь покончить с собой, бросился вниз с крыши своего дома. Попытка не удалась; ее, как обычно, сочли «предательством» партии. Ло был приговорен к самому ужасному наказанию. Позднее его подвергали «общественному осуждению». Ло выволакивали на сцену-эшафот в большой корзине, поскольку, спрыгнув с крыши, он сломал себе лодыжки. Изуродованные кровоточащие ноги свисали через край.
Через день после попытки Ло покончить с собой госпожа Мао обратилась к Линь Бяо с просьбой одобрить ее манифест «Уничтожить культуру». За прошедшее время Мао сам отредактировал манифест; в частности, он вынес имя Линь Бяо в заголовок («Товарищ Линь Бяо поручил товарищу Цзян Цин…»), стремясь подчеркнуть участие и поддержку Линя. Линь тут же подписал манифест и к концу месяца вынес на суд партии формальное требование — от лица армии — провести всестороннюю чистку.
Этот ход Линя подтолкнул еще одно ключевое лицо к окончательному определению своей позиции. Это был Чжоу Эньлай, которому до того момента удавалось сохранять двойственное положение. Теперь же Чжоу сказал мэру Пэну, что он присоединяется к Мао. С приходом Чжоу непобедимое трио — Мао, маршал Линь и Чжоу — окончательно сложилось; теперь всякая надежда на сопротивление была обречена.
14 апреля 1966 года манифест «Уничтожить культуру» госпожи Мао был опубликован. Еще через месяц Политбюро собралось, чтобы формально утвердить первый список жертв «большой чистки»; четыре крупных деятеля были названы «антипартийной кликой»: мэр Пэн, начальник Генерального штаба Ло, Ян Шанкунь, чиновник по связям с СССР и подозреваемый по делу о записях, и прежний начальник средств массовой информации Лу Динъи. Мао даже не счел нужным прийти; он просто приказал завизировать подготовленный им документ с обвинением четверки. На заседании царила атмосфера обреченности; там присутствовали двое из четырех членов «клики», а председательствовал Лю Шаоци. Лю прекрасно понимал, что лишь формально ведет заседание; он знал, что чистка в конце концов принесет гибель и ему самому, хотя на этот раз его имени не было в списке. Впервые ему изменило стальное коммунистическое воспитание. С очевидным гневом, который ему не удалось скрыть, он выразил протест в адрес Мао: «Нам приказано обсудить этот документ, но пересматривать ничего нельзя… Это ли не диктаторство?» Затем он спросил у мэра Пэна, который в документе был обвинен персонально, нет ли у него «каких-нибудь жалоб». Мэр, который прежде так храбро вел себя, ответил: «Никаких жалоб». Лю дал ему еще один шанс высказаться; он задал вопрос: «Вы за или против?» Мэр повесил голову и промолчал. Затем Лю попросил тех, кто за, поднять руки. Подняли все, включая мэра Пэна и самого Лю.
Вскоре члены «клики» были сняты с должностей и арестованы. Весь цинизм Мао в отношении к этому делу явно проявился в беседе, которая состоялась у него через месяц с лидером Вьетнама Хо Ши Мином. Мао заявил, что четверо обвиненных были «с националистами». Когда Хо усомнился в справедливости этого абсурдного обвинения, Мао не моргнув глазом ответил: «У нас пока нет надежных доказательств, только подозрения».
На прошедшем майском заседании Политбюро роль инквизитора Мао играл Линь Бяо. Подняв сжатый кулак, он угрожающе оглядел собравшихся и объявил, что всех, кто противостоит Мао, необходимо «уничтожить, вся страна должна потребовать их крови». Речь его была полна грубых личных оскорблений, а своих противников он именовал «сукиными детьми».
Как ни странно, в своей речи Линь откровенно говорил о возможности государственного переворота — вопросе, который в обычное время был под запретом. Мао сам приказал ему говорить об этом, чтобы «удавить в зародыше» всякие мечты о дворцовом перевороте. Линь объяснил присутствующим, что Мао готовился к возможному перевороту не один год, особенно «в последние месяцы», когда он «обратил на это особое внимание и принял многочисленные меры для предотвращения… переворота». Мао «расставил войска и людей… и провел подготовку в наиболее важных службах и объектах, таких как радиостанции, армия и полиция. Вот чем председатель Мао занимался в последние месяцы…». Он также сообщил, что Мао принимал возможность переворота настолько серьезно, что «на много дней потерял сон».
Мао и в самом деле принимал меры против возможной попытки переворота. В столицу были введены армейские части под командованием людей Линя. «Мы перевели еще две дивизии в [пекинский] гарнизон, — сказал Мао министру обороны Албании. — Теперь у нас в Пекине три пехотные дивизии и одна механизированная, всего четыре дивизии. Только поэтому вы можете поехать куда угодно и мы можем поехать куда угодно». В рядах личной охраны Мао Цзэдуна была проведена жестокая чистка: из трех заместителей начальника один погиб страшной смертью, а двое чудом остались в живых. Единственным, кого не тронули, был ее шеф, доверенный «гофмейстер» Мао Ван Дунсин. И в милиции — единственной, кроме армии, организации, которая имела доступ к оружию, — были арестованы руководители министерства и Пекинского управления, так как оба в прошлом были связаны с председателем Лю. Еще одной жертвой предосторожностей Мао стал монгол по национальности, руководитель Внутренней Монголии Уланьфу. Эта провинция занимала важное положение, так как граничила с союзной Советскому Союзу Монголией. В том роковом мае 1966 года Уланьфу был арестован.
Укрепляя позиции Мао, Линь Бяо не забывал и о собственных интересах. Кроме начальника Генштаба Ло, предметом его особой ненависти был еще один из членов «четверки» — шеф средств массовой информации Лу Динъи, причем по необычной причине. Жена Лу Динъи страдала шизофренией, и от ее болезни страдала госпожа Линь. Больная женщина засыпала Линей десятками оскорбительных анонимных писем, в которых утверждала, что госпожа Линь гуляет направо и налево, что у нее был роман с Ван Шивэем, диссидентом и лидером юных добровольцев Яньаня, а отцом их детей, возможно, является не Линь. Часть писем была адресована детям Линей и содержала непристойное описание предполагаемой сексуальной жизни их матери; некоторые были подписаны именем мстителя из романа Дюма «Монте-Кристо». Но госпожа Лу не получила психиатрической помощи, в которой нуждалась; вместо этого 28 апреля 1966 года она была арестована и следующие двенадцать лет провела в аду.
На одном из майских заседаний Политбюро Линь выложил на стол перед присутствующими документ следующего содержания:
«Я торжественно заявляю:
1. Е Цюнь [супруга Линя] была девственницей, когда вышла за меня замуж, и с тех пор она добродетельна.
2. У Е Цюнь не было никаких любовных отношений с Ван Шивэем.
3. Тигр и Додо наши с Е Цюнь родные сын и дочь.
4. Все написанное в контрреволюционных письмах [госпожи Лу] полная чепуха.
Линь Бяо.
14 мая 1966 г.».
В Политбюро впервые был представлен столь колоритный текст.
Такой поступок выглядит нелепым. Тем не менее Линь Бяо преследовал конкретную цель. Ему необходимо было срочно очистить имя жены от всех подозрений, так как она должна была стать важной фигурой на политической сцене в качестве его личного представителя. Сам Линь Бяо не любил посещать любые собрания и встречаться с людьми.
У госпожи Линь тоже были психические отклонения. Она была живым сгустком энергии, а муж-маршал ее не удовлетворял, что создавало постоянные сексуальные проблемы. Со временем она стала очень эксцентричной и несколько раз доводила свою дочь Додо до попытки самоубийства, первая из которых произошла в 1964 году. Как и госпожа Мао, госпожа Линь от неудовлетворенности превратилась в истеричку и теперь искала самовыражение в политических интригах, но менее одиозных, чем у госпожи Мао. Она выполняла роль помощницы мужа и отдавала приказания от его имени.