Неизвестный Мао
Шрифт:
К середине сентября 1966 года страна была уже сильно запугана, а Мао чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы начать охоту на свою главную добычу: партийных чиновников. 15 сентября Линь Бяо сообщил собранию хунвейбинов на площади Тяньаньмынь, что они должны изменить свою цель и «заняться разоблачением облеченных властью, идущих по капиталистическому пути». С тех пор их звали «идущими по капиталистическому пути». На самом же деле Линь и Мао имели в виду старых партийных функционеров, выражавших недовольство экстремистской политикой Мао. Мао собирался избавиться сразу от всех бывших соратников
Для этой работы были сформированы новые группы, которые иногда тоже называли себя «красными охранниками», но больше известные как «бунтари» (цзаофани), так как выступали против собственных руководителей. Кроме того, цзаофанями в основном были взрослые люди. Первые группы хунвейбинов, состоявшие большей частью из подростков, теперь распались, так как создавали их дети высокопоставленных чиновников, тоже превратившихся теперь в объект преследования. Подростков-хунвейбинов Мао использовал, чтобы внушить ужас всему обществу. Теперь он двинулся на своих настоящих врагов — партийных чиновников, для; чего воспользовался более массовой и взрослой силой.
Цзаофани при откровенной поддержке Мао начали обвинять своих начальников в настенных дацзыбао и на шумных митингах. Но те, кто надеялся на ослабление диктаторского режима в партии, быстро поняли, что просчитались. Те, кто пытался получить доступ к своим досье (а у режима такие досье были на каждого) или оправдать подвергнутых партийному наказанию, сразу наткнулись на непреодолимые препятствия. В распоряжениях, поступающих из Пекина, указывалось, что партийное правление не должно было ослабевать, хотя на партийных чиновников велась широкая атака. Жертвам прошлых кампаний запретили вступать в организации цзаофаней.
Через несколько месяцев, которые потребовались на «разбег», в январе 1967 года Мао призвал цзаофаней «отобрать власть» у партийных боссов. Мао не делал различия между недовольными функционерами и теми, кто был ему полностью предан и не колебался даже во время голода. На самом деле у него не было способа отличить одних от других. Поэтому он решил сначала всех устранить, а затем поручить новым функционерам провести расследование. Населению сообщили, что партия с самого начала установления коммунистического режима находилась в руках негодяев («черной линии»). Никто не осмелился спросить: «Тогда почему власть должна оставаться в руках партии?» или «Где был Мао все эти семнадцать лет?». Это показывает, как глубоко укоренился страх в сердцах людей.
Главной задачей цзаофаней было избиение партийных кадров, о чем Мао мечтал многие годы. Некоторые цзаофани ненавидели своих партийных руководителей и были рады возможности отомстить. Другие жаждали власти и понимали, что единственный путь подняться — это быть безжалостными по отношению к «идущим по капиталистическому пути». Кроме того, было много «обычных» головорезов и садистов.
Сталин проводил свои чистки при помощи элитной службы КГБ. Ее сотрудники быстро уволакивали свои жертвы с глаз долой — в тюрьму, ГУЛАГ или на смерть. Мао же сделал так, чтобы большая часть репрессий происходила публично. Он заставил работников мучить и пытать своих непосредственных руководителей, что резко увеличило число палачей.
Одному британскому инженеру, работавшему в 1967 году в Ланьчжоу, довелось лишь мельком столкнуться с подлинной жизнью Китая в отдаленном уголке северо-запада. Через два дня после одного официального обеда он вдруг увидел висящий на фонаре труп. Это оказался хозяин, недавно принимавший его у себя. Чуть позже он увидел, как двух человек намеренно оглушали с помощью мегафонов — до такой степени, что они потеряли сознание. «Это делается для того, чтобы они не могли больше слышать реакционных речей», — объяснил ему сопровождающий.
Первым из высокопоставленных чиновников был замучен насмерть министр угольной промышленности; это произошло 21 января 1967 года. Мао ненавидел его, так как в свое время министр выступал против «большого скачка» и самого Мао. Этого человека выставляли на потеху организованных толп, с неистовой силой выкручивали назад руки — эта пытка называлась «самолет». Однажды его, окровавленного и без рубашки, швырнули на скамью при минусовой температуре, а несколько негодяев набросились на него и принялись резать маленькими ножами. В конце концов ему на шею повесили очень тяжелую железную плиту, которая притянула его голову к бетонному полу, после чего разбили голову тяжелыми пряжками ремней. Все это время его фотографировали, а снимки потом показали Чжоу и, конечно, Мао тоже.
Прежде при Мао пытки фотографировали редко, но во время «культурной революции» это стало распространенной практикой — особенно в тех случаях, когда речь шла о личных врагах Мао. Если вспомнить, что раньше Мао не любил оставлять свидетельства своих деяний для потомков, а тем более доказательства пыток, то наиболее верное объяснение перемены состоит в том, что Мао доставляло удовольствие рассматривать фотографии мучений своих врагов. Обвинительные митинги снимали на кинопленку, и Мао смотрел эти съемки на своих виллах. Некоторые из них показывали по телевидению в сопровождении аудиозаписей «образцовых представлений» госпожи Мао; жителей собирали и заставляли это смотреть (в те дни почти ни у кого не было собственных телевизоров).
Мао был во всех подробностях знаком с мучениями, которым подвергались его бывшие коллеги и подчиненные. Заместитель премьера Госсовета Цзи Дэнкуй позже вспоминал, как Мао изображал перед свитой мучительную позу «самолета», обычную для обвинительных митингов; он весело смеялся, когда Цзи рассказывал о том, что ему пришлось вытерпеть.
Со временем, через два или три года таких страданий, миллионы чиновников были отправлены в трудовые лагеря, известные под безобидным названием «кадровые школы имени 7 мая». В этих же лагерях оказались и работники культуры: художники, писатели, ученые, актеры и журналисты, которые при новом порядке Мао оказались лишними.
Замену для изгнанных чиновников чаще всего брали из армии; 27 января 1967 года Мао приказом ввел военных в каждое учреждение. За несколько следующих лет 2,8 миллиона военных стали новыми управленцами; 50 тысяч из них взяли на себя обязанности партийных чиновников среднего и высшего звена. Этим военным помогали работать на новых должностях цзаофани и некоторые прежние работники, которых сохранили для передачи опыта. Но армия дала основную часть новых функционеров за счет выполнения ее обязанностей по защите страны. Когда одна армейская часть уходила с побережья напротив Тайваня, чтобы взять на себя контроль над одной из внутренних провинций, ее командир спросил у Чжоу Эньлая, что будет в случае войны. Чжоу ответил: «В ближайшие десять лет войны не будет». Мао не верил, что Чан осмелится на вторжение.