Неизвестный Мао
Шрифт:
Мао припас для Чжоу побудительный мотив. С созданием поста главнокомандующего фронтом Чжоу стал в какой-то мере лишним. Мао предложил ему упразднить пост главнокомандующего фронтом и создать новый орган — триумвират, — состоящий из Чжоу, его самого и Красного профессора (Ван Цзясяна).
В отсутствие полевых командиров Мао мог манипулировать участниками второго совета. Были аннулированы оба решения: назначить Пэна на место Мао и избегать столкновений с войсками Чана. Таким образом прозрачное правление большинства было свергнуто, и соучастие Чжоу сыграло в этом решающую роль. Кроме того, в результате этих интриг, начиная с 11 марта 1935 года, в высшее армейское командование не входил ни один талантливый офицер.
Новый триумвират немедленно приказал атаковать войска Чана близ Маотая, родины знаменитого китайского
Когда красные пошли во фронтальное наступление, армия Чана встретила их огнем тяжелой артиллерии и обратила в бегство, погубив более тысячи человек. Коммунисты снова переправились через Красную реку и были вытеснены в Сычуань.
Загнав их туда, куда и намечал, Чан заблокировал им обратный путь в Гуйчжоу. Однако Мао все еще отвергал наилучшее решение — идти на север — и приказал Красной армии развернуться, снова пересечь реку и с боями вернуться в Гуйчжоу. Это решение было настолько безрассудным и непопулярным, что издали необычный приказ, предназначенный лишь для высшего командования: «Переправу на восток необходимо держать в секрете».
Два месяца Красная армия «кружила по все более съеживающейся территории, дважды и трижды пересекая некоторые районы» в «утомительных и бесплодных блужданиях», отмечал недоумевающий Браун. С огромными потерями велись беспричинные бои. Мао навлек бедствия на свою армию, он подверг опасности и армию Чжан Готао, заставив ее слоняться поблизости и ждать его. Позже Мао бесстыдно назвал этот провал «проявлением силы». Тот факт, что в тех колоссальных потерях виновато его стремление к личной власти, остается неизвестным по сей день.
Чан Кайши тоже был озадачен вражескими «блужданиями по кругу в этом крайне бесполезном месте». Не подозревая о личных планах Мао, Чан ожидал, что красные отправятся в Сычуань. Предполагая, что его собственная армия будет их преследовать, он 2 марта вылетел в Чунцин, самый большой город провинции, чтобы усилить власть центрального правительства. Чан попытался покончить с полунезависимым правлением, однако военачальники оказали упорное, хотя и невоенное сопротивление. Чан не сумел подчинить их, а армии под рукой не было.
Тогда Чан удвоил свои усилия по вытеснению красных в Сычуань, подвергнув их массированным бомбардировкам с воздуха, что не позволило Мао создать плацдарм в Гуйчжоу. В то же время Чан демонстративно отвел свои войска от границы Сычуани, недвусмысленно намекнув: «На этой границе войск нет. Отправляйтесь в Сычуань!» Однако Мао решительно повел Красную армию в противоположном направлении, на юг [39] .
Под непрерывными бомбежками армия проходила «форсированным маршем от 40 до 50 километров в день», писал Браун.
39
Чан и его офицеры были столь сильно озадачены, что решили, будто Мао хочет атаковать столицу Гуйчжоу, где находился Чан, чтобы взять его в плен. Однако красные прошли мимо, не остановившись.
«Войска проявляли все усиливающиеся признаки усталости… Когда над нами на бреющем полете проносились самолеты, мы просто падали на обочину, а не искали укрытия, как прежде. Если бомбы начинали падать в деревне или на ферме, где мы спали, я даже не просыпался. Если бомба падала рядом со мной, я просто переворачивался на другой бок…
Число смертей — больше от болезней и изнеможения, чем от ран, — увеличивалось ежедневно. Хотя с начала года в армию влилось несколько тысяч добровольцев [40] , численность ее заметно уменьшилась».
40
В Гуйчжоу, где население влачило нищенское существование, красные рекрутировали много тысяч юношей.
Во время этого стремительного броска красным пришлось бросить еще больше медицинского оборудования и расформировать медицинскую часть. Отныне раненые не получали практически никакого лечения. Кроме пулевых и шрапнельных ран, многие страдали от болей в инфицированных ногах.
Глупость маневров Мао подтверждается опытом одной из частей, 9-го корпуса, отрезанного на реке У; к северу от реки застряло 2 тысячи человек. В результате они были вынуждены двигаться в Сычуань и — подумать только! — кроме одной-двух мелких стычек, практически не пострадали. А численность войска Мао неделями сокращалась из-за бомбежек и тягот форсированных маршей.
Одной из жертв интриг Мао была его жена. Она путешествовала с привилегированными ранеными и больными в особом Отряде выздоравливающего кадрового состава вместе с еще тридцатью женщинами, в основном женами высших руководителей. После сражения при Тучэне Красная армия прошла походным маршем под проливным дождем около тридцати километров. В местечке Байша Гуйюань слезла с носилок, выделенных ей двумя месяцами ранее, когда беременность уже не позволяла ей передвигаться на лошади, и прилегла в соломенной хижине. Несколько часов спустя она родила девочку, своего четвертого ребенка от Мао. Это случилось 15 февраля 1935 года. Жена Цзэминя, брата Мао, показала ей младенца, завернутого в куртку. Армия провела в Байта всего один день, и в третий раз Гуйюань пришлось оставить ребенка. Ее, рыдающую, унесли на носилках, а жена Цзэминя взяла младенца, пригоршню серебряных долларов и немного опия, использовавшегося наравне с деньгами, и отправилась искать приемную семью. На просьбу золовки дать девочке имя Гуйюань лишь покачала головой: она не надеялась когда-либо увидеть своего ребенка. Интуиция ее не подвела. У старухи, которой отдали девочку, не было молока, и три месяца спустя тельце ее покрылось нарывами, и она умерла.
Позднее, когда Гуйюань отчаянно искала детей, которых была вынуждена бросить, она никогда всерьез не искала эту дочь. Близким людям она говорила: «Девочка родилась в Великом походе, мне даже не удалось хорошо разглядеть ее. Я не помню, где именно она родилась и кому мы ее отдали…» Но забыть этого ребенка она не могла. В 1984 году, в год, когда Гуйюань умирала, в больницу к ней пришел бывший командир отряда. Когда они разговаривали о чем-то совсем другом, она вдруг спросила его: «Ну где же, где же я родила ту девочку? Ты помнишь?»
Мао не пришел повидать Гуйюань, хотя находился в том же городке. Только позже, когда они случайно встретились и она сказала, что оставила ребенка, Мао ее успокоил: «Ты поступила правильно. Мы должны были это сделать».
Глубоко в душе Гуйюань была оскорблена равнодушием Мао. Она, бывало, говорила друзьям, что больше всего ее задевало, когда он с ухмылкой говорил другим женщинам: «Почему вы, женщины, так боитесь рожать? Посмотрите на Гуйюань, ей родить не труднее, чем курице — снести яйцо» [41] . Через два месяца после рождения девочки, пока Мао вел Красную армию в ужасный поход на юг прочь от Сычуани, Гуйюань была ранена осколками бомбы и чуть не умерла. Как-то ранним вечером в середине апреля над засеянными рисом террасами на горных склонах появились самолеты. Они летели так низко, что люди с земли могли различить лица пилотов. Затрещали пулеметы, бомбы упали на тропинку, где затаились Гуйюань и ее товарищи. Во все стороны разлетелись конечности и мозги, деревья и земля окрасились кровью.
41
Роды в Великом походе представляли собой кошмар. Одной женщине, у которой начались схватки и уже показалась головка ребенка, пришлось идти пешком до определенного для ночевки пункта. Наутро рыдающая роженица оставила новорожденного в соломе в пустой хижине. Она должна была идти дальше, но потеряла сознание, когда шла вброд через очень холодную реку. Ее подруги нашли стол, чтобы перенести ее. Самые тяжелые роды были у жены Дэн Фа, в то время главы китайской службы госбезопасности. Извиваясь в агонии, она проклинала мужа за то, что тот сделал ее беременной. Дэн Фа привели, и он неловко топтался в маленькой хижине, склонив голову. Жена Бо Гу, бывало, говорила полушутя: «В походе старому самцу я предпочитаю осла или коня!»