Неизвестный нацизм: идеология и пропаганда, зерна и плевелы
Шрифт:
Людей впечатлял мистицизм гитлеризма (хотя сам Гитлер чурался мистики) – им казалось, что Фюрер и впрямь что-то «видит» и общается с некими сущностями, ведущими его по жизни так, чтобы каждый шаг был шагом к победе. Он говорил: «…и то, что тогда казалось мне суровостью судьбы, теперь я восхваляю как мудрость Провидения… Когда богиня испытаний брала меня в свои объятия и так часто угрожала сломить меня, воля к сопротивлению росла, и наконец, воля осталась победительницей» [7] . Эта иллюзия всегда витает вокруг победителя, пока он побеждает или хотя бы сохраняет надежду на возвращение к победным дням.
7
SS-Handblatter. Fur die weltanschauliche Erziehung der Truppe, 6-10.
Откликаясь
Как только успех превращается в признак божественности, народ деградирует до охлоса, и ему уже не требуется личного участия в управлении, которое становится простой административной пирамидой: «В отличие от либералистского «государства ночного сторожа», национал-социалистическое государство является в прямом смысле слова официальным администратором нации». «Во главе народа стоят лучшие, самые смелые и ответственные люди немецкого народа. Высшим решающим органом является не парламент, неспособный взять на себя ответственность, а фюрер».
Такое упрощение социальной системы с неизбежностью ведет её к краху – столь же глубокому, сколь высоко возносились охлократы в своих мечтах, и сколь высоко они возносили над собой богоподобного вождя.
Леон Дегрель, взобравшийся по карьерной лестнице до командира дивизии только к концу катастрофической для нацистов войны, возвестил 20 апреля 1944 года, видимо, скорее о себе, чем о фюрере: «Удивительный государственный деятель, держащий в своих сильных руках двадцать европейских народов, воин с неожиданными реакциями или тем долгим терпением, которое еще прекраснее, чем молниеносные действия, является также удивительным поэтом и имеет сердце, широко открытое для эмоций самых скромных душ» [8] .
8
SS-Handblatter. Fur die weltanschauliche Erziehung der Truppe, 10–15.
Стратегия и тактика, примитив и мистика
Германский нацизм в некоторой части своего мировоззрения предполагал мировую миссию, которая разделяет человечество на тех, кто соответствует званию человека, и тех, кто до этого звания не дотягивает, потому что следует неким не вполне проясненным и проявленным установкам «субгуманизма». И этот «субгуманизм» имеет неизвестно откуда взявшееся энергичное стремление к власти. «Гуманистам» остается по этой причине ему противостоять или погибать. Об этом в своей единственной брошюре высказался один из ключевых нацистских лидеров Рейнхард Гейдрих [9] . Всего в двадцать страниц он плотно упаковал стратегию и тактику уже не нацистской партии, а некоей зарытой структуры, которая опиралась на кадры СС, но охватывала лишь незначительную их часть. Для этой группы главным противником был мировой большевизм, полностью отождествленный с еврейством (или, точнее, наоборот, еврейство было отождествлено с большевизмом), а среди внутренних врагов названо политизированное священство и агентура мирового еврейства в виде еврейского населения – неважно, включено оно в решение задачи мирового господства или нет – по умолчанию считалось, что включено.
9
Reinhard Heydrich: Wandlungen unseres Kampfes erschienen bei Verlag Frz. Eher Nachf. GmbH., Munchen-Berlin, 1936.
Гейдрих отмечал, что до обретения нацистами власти они пользовались обычными методами политической борьбы – выборы, собрания, организация масс. Успех обеспечила большая плотность мероприятий. Но как только власть попала в руки нацистов, оказалось, что партийцы Гитлера просто не успели осмыслить мировоззрение своего лидера. Соратниками партия прирастала быстро, а формирование правильного мировоззрения не поспевало за этим бурным процессом. Совершенно непонятной для многих оказалась ситуация, когда враг исчез – после политической победы все враждебные партии были запрещены и разогнаны, все оппоненты попрятались или прекратили публичную активность. И деятельность самих членов нацистской партии утратила ориентиры: «Не найдя противника на его новых позициях, они растрачивают свою энергию на бессмысленные, бесполезные личные противозаконные действия».
Гейдрих предложил понять партийность оппонирующих нацистам сил как самое простое проявление «субгуманизма». После роспуска этих партий враг никуда не делся – у него есть другие проявления. И цели врага все те же – «уничтожить наш народ с его кровью, духовными и земными силами». По этой причине особое значение приобретают полицейские структуры, на которые возлагаются новые задачи. Потому что с врагом «нельзя справиться только внешним захватом государственного аппарата». Противник перешел на нелегальное положение, оставив в госаппарате враждебные элементы, которые нивелируют национал-социалистические идеи в своей профессиональной деятельности. Гейдрих приводит слова из некоего «секретного доклада», не называя источника. Там сказано: «Ситуация в Германии характеризуется попытками бюрократии и других подпольных противников национал-социализма поставить НСДАП на место».
Очевидно, что из такой оценки ситуации следует интенсификация работы тайной полиции, усиление подозрительности и недоверия – естественные при значительном и возрастающем числе пострадавших от действий нацистского режима. Другой стороной проблемы подавление «субгуманизма» Гейдрих называет борьбу умов: после захвата власти партией Гитлера «противники могут одержать победу только в интеллектуальной борьбе». А кроме того – в пропаганде, ведущейся в зарубежной прессе, не гнушающейся ничем. Следовательно, требуется, перейти «от революции к эволюции, от задач формального завоевания власти к духовному и идеологическому завоеванию всех». Что неизбежно требует универсализации мировоззрения: нужно «сделать себя ментально равными, чтобы каждый одинаково думал о каждом противнике, одинаково принципиально отвергал его, не делая лично эгоистических и жалостливых исключений». «Если, например, каждый немец из ложного сострадания освободит от борьбы только одного «порядочного» еврея или масона из своего круга знакомых, то это будет 60 миллионов исключений».
Можно сказать, что здесь Гейдрих сам опускается в состояние «субгуманизма», устрашаясь поражения, которое может потерпеть вместе с соратниками по партии, способных проявить мягкость – гуманность – и нанести себе же непоправимый ущерб. «Если мы, национал-социалисты, не выполним свою историческую задачу из-за того, что были слишком объективны и человечны, нам все равно не припишут смягчающих обстоятельств. Просто будет сказано: перед историей не выполнили свою задачу». Как оказалось, эти опасения имели серьезные основания.
Один из методов, который должен был дать нацистам решительное преимущество перед противником, состоял в получении сакральных знаний от предков. Этот вопрос Гейдрих и его единомышленники предпочитали не раскрывать публично, поскольку рассчитывали стать носителями каких-то необыкновенных способностей, изучая «фольклор, уходящий своими корнями во времена, которые, вопреки утверждению многих, лежат далеко до рубежа времен и еще дальше – до 8 века, столь значимого для германистики». «Мы должны научиться узнавать врага из истории последних тысячелетий». И тогда: «Либо мы побеждаем противника навсегда, либо погибаем».
Суровость, к которой призывал Гейдрих, проявилась в карательных мерах после его гибели вследствие теракта. Были расстреляны более 1300 человек, включая всех, кто был причастен к теракту или мог быть причастен по самым косвенным предположениям. Была запрещена Чешская православная церковь, один из приходов которой оказался штабом для британских агентов. Деревня Лидице была подвергнута геноциду – все мужчины расстреляны, все женщины отправлены в концлагерь, все дети распределены по немецким семьям. Но это не обеспечило нацистам победы. Их жестокость получила в ответ только жестокость.