Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью
Шрифт:
Они заехали ко мне на работу. Олег — худой, высокий, в светло-бежевой дублёнке, отчуждённым голосом говорил, что «пробы для него — так, ерунда, галочку поставить, главное — нас повидать». Договорились, что после кинопроб едем «на шашлыки».
Весь день они провели вместе. Зашли в творческую мастерскую художника Рада Юхтовского. Около семи вечера позвонил Олег: «Володя, разреши приехать к тебе — не хочу никого, кроме тебя, видеть». Я ответил: «Олежа, родной! Приезжай, конечно». «А чарка у тебя будет? А то повешусь», — так сказал. Приехал трезвый и за весь вечер выпил только рюмку водки. Митя при мне вообще ничего не пил. Вспоминали былое. Так получалось:
Заметив, что брат загрустил, я отправил его домой. Договорились, что Олег ночует у меня, а утром я отвезу его в гостиницу, где была назначена встреча с киношниками. Как в молодости, мы стали с Олегом лоб ко лбу, между нами гитара, и запели: «Забинтуй ты мне голову осенней листвой…» Мне даже показалось, что Олег отвлёкся от навязчивой темы, успокоился. А затем и заснул.
Утром я приготовил яичницу, салат, бутерброды с чёрной икрой. Под икру Олег сделал глоток водки. Сели в такси. На всём пути от улицы Щорса до гостиницы «Студийная» при Киностудии им. А. Довженко он держал меня за руки, как маленький, и сбивчиво говорил: «Передай Митасю — пусть не пьёт, ведь какие стихи пишет. Без Володи Высоцкого мне сложно стало жить, никто меня не понимает, а вы с Митей — в Киеве… Об одном жалею: что Гамлета я не сыграл».
К 8.00 подъехали к гостинице. Взбадриваю его: «Завтра едем на шашлыки». «Выходи, так не прощаются», — ответил Олег. Он обнял меня, крепко поцеловал по-мужски в губы и пошёл по направлению к гостинице. Затем остановился, повернулся в мою сторону, поднял руку, сказал: «Живи долго, ты хороший человек», — и ушёл. Кастелянше в гостинице он сказал: «Прошу не беспокоить!»
К 10 часам приехали киношники. На их стук никто не отвечал. Взломали дверь. Выражение лица у мёртвого Даля было такое, как будто исполнилось его самое заветное желание.
— Кто в Киеве занимался похоронами Олега?
— На следующий день из Москвы приехала молодая и слишком спокойная жена Даля — Лиза, с приятелем Олега, актёром Валентином Никулиным. Казалось, что она была готова к происшедшему. Захотела увидеть, где был Олег в последний свой день. Спросила, какую женщину Олег целовал последней. Узнав, что это была моя жена, попросила её символично передать его прощальный поцелуй. Попросила начатую Олегом в поезде бутылку коньяка, которая случайно осталась у меня, и уехала в Москву.
В «Цветоводстве» я заказал гигантский венок, не сговариваясь с Митей, попросил написать: «Вечному Далю». Из Киева в Москву тело Даля повезли автобусом Киевской киностудии. Сопровождали его я с Митей и мои ребята горняки-взрывники. Никого из киношной общественности не было.
В Москве Царёв, руководитель Малого театра, распорядился, чтобы хоронили Даля со всеми почестями, как народного. Площадь между Большим и Малым театрами была до отказу забита народом. Это было 7 марта 1981 года.
Олег был ребёнком и мудрецом одновременно. Он словно кожей всё чувствовал. Ему больше нравилось играть сказочных персонажей, чем реальных людей. Он был не приспособлен к жизни. Переходя из театра в театр, никогда сам не забирал свою трудовую книжку. Его брали и без неё, а потом, по запросу театра, книжку пересылали. Он был похож на гениального ребёнка, которому трудно даётся взросление.
6
Фрагмент интервью Наталье Влащенко. «Сегодня», г. Киев, 20 мая 1999 г.
— Вы человек очень искренний. Надеюсь, что вам можно задать этот вопрос. Я знаю, что накануне смерти Олега Даля — здесь, в Киеве, вы с ним виделись. На какую картину он приезжал сниматься?
— На пробы фильма «Яблоко на ладони» Николая Рашеева, который в своё время с Народицким снимал «Бумбараша». Олег не пошёл на пробы. В первый день он сказал, что придёт завтра. А завтра… На следующий день он умер.
— Вы были приятелями?
— Мы были однокурсниками и друзьями… Олег умер в гостинице… К счастью (а может быть, к несчастью) — абсолютно трезвым. У него осталась недопитая в поезде бутылка коньяка. Рашеев потом сказал, что это я его споил…
— Об этой смерти ходят самые невероятные слухи, в том числе и грязные… В таких случаях, наверное, надо просто рассказать людям всё из первых уст, чтобы все эти сплетни закончились. Я знаю, что вы сильный человек, и вы это сможете сделать. Правда, что Даль был «подшит», и ему нельзя было пить?
(В этот момент автора интервью начала бить мелкая дрожь, и била до конца разговора. Мистика какая-то… — Н.В.)
— Нет, неправда.
…Когда я второго марта утром вошёл к нему в номер поздороваться, он сказал мне: «Митька, а я к тебе умирать приехал». Я говорю: «Ну вот, моя радость! Мы ещё будем жить, жить и жить!..» «Нет, я умру». Это же он сказал 25 января жене в Москве. Это был день рожденья Высоцкого. Утром Даль проснулся и сказал: «А я скоро уйду. Меня Володька зовёт…» Они были духовные друзья. Когда что-то писали — были друг у друга первыми слушателями.
— Что произошло в этот последний день?
— Пришёл администратор от Рашеева. Олег сказал, что не будет сегодня пробоваться, и ему дали свободный день. Утром он позвонил мне домой: «Митя, хочу тебя увидеть — я себя очень плохо чувствую». Спрашиваю: «Ты болен «по-нашему» или «по-медицински»? («По-нашему» это в смысле «бодуна»). «И так и так».
А я только вышел из больницы — сердце лечил. Сел в машину, захватив весь набор лекарств и бутылку коньяка. Приезжаю к нему: «Чем будем лечиться?» А он смеётся, открывает тумбочку — и у него точно такой набор лекарств и точно такая же бутылка коньяка. Кстати, она и осталась. Жена Олега, Лиза, потом увезла её с собой…
…В тот день был мокрый снег, большие сугробы, и мы с ним пошли гулять по Киеву. Вспоминали, разговаривали. Он читал мне свои стихи «Прогулки с котом», я ему — свои. Говорю: «Олег, поехали ко мне обедать». «К тебе стыдно». А он любил моих родителей и посчитал, что в таком виде (с «бодуна») появляться к ним неудобно.
Тогда мы поехали к моему приятелю — художнику Радомиру Юхтовскому. Там суп сварили, кусок мяса, картошку. Я пил водку, Олег — пиво. Юхтовский говорит: «Олег Иванович, я вас очень прошу, найдите свободный час когда-нибудь — хочу сделать ваш портрет». А Олег: «А ты смотри: вот мы сейчас с Митей сидим — пиши сегодня, а то ведь я завтра умру, и ты будешь жалеть».