Неизвестный шедевр Рембрандта
Шрифт:
Но ведь и правда, ни одного знакомого лица вокруг. Для чего мама поменяла весь персонал? И собаку, зачем они усыпили собаку? Неужели Буран и вправду так переживал смерть отца, что впал в бешенство? Галина не замечала никакой особенной между ними дружбы. Это ее пес отличал, после Ивана, конечно, но и то позабыл небось, потому что не было ее дома больше двух лет.
Галина умылась, поискала в шкафу и нашла там длинную трикотажную футболку и лосины. Чемоданы разбирать не хотелось, и так сойдет. Для дома, для
Она обошла дом и сделала вывод, что он ей не нравится. Было не то чтобы не убрано, но как-то неуютно, неустроенно. У мамы раньше все блестело, каждая вещь стояла на своем месте, горничные ходили бесшумно и не попадались лишний раз на глаза с уборкой. Здесь же на лестнице брошена была метелка, с перил свисал рабочий халат, в холле на полу были рассыпаны какие-то крошки.
Да какая разница! – Галина тут же призвала себя к порядку. – Ведь я дома!
Но отчего же так тяжело на сердце…
Может быть, от того, что раньше этот дом оживляло присутствие отца, все вращалось вокруг него, он был центром. А теперь… несуразный, неуютный, холодный дом.
Галина забрела на кухню. Вот там было все-по-прежнему. У плиты суетилась Анфиса.
– Галиночка Леонидовна! – Она всплеснула руками и бросилась к ней. – Похудела-то как, побледнела! Одни глаза на лице остались! Кушать вам надо получше! Ну, я уж постараюсь, буду все ваше любимое готовить! Может, чаю пока с пирожками?.. До ужина еще далеко, проголодались небось…
– Да я в самолете поела, – соврала Галина, есть ей совершенно не хотелось, хотя пирожки у Анфисы всегда были отменные.
– Ну вот, – Анфиса всерьез огорчилась, – готовлю-готовлю, никто не ест. Обидно даже. Елена Павловна, когда одна, тоже поклюет, как птичка…
– Анфиса! – прозвучал мамин гневный голос, оказывается, она стояла в дверях. – Может быть, ты все же будешь работать, а не лясы точить? К ужину все готово?
– Да, конечно. – Анфиса опустила глаза и отвернулась к плите.
– А ты что тут делаешь? – Мама повернулась к Галине.
Вот это уже новости – такой тон! Раньше мама себе никогда подобного не позволяла. Ну, с Галиной у нее этот номер не пройдет, она не прислуга. Она молча ожгла мать взглядом и вышла из кухни.
– Линка, – мать поняла, что перегнула палку, – разве можно быть с прислугой запанибрата? Ты теряешь авторитет, они же перестанут тебя уважать!
– Хоть одно знакомое лицо, – процедила Галина сквозь зубы, – как будто в чужой дом вернулась. Все вверх дном!
– Ты не представляешь, как трудно сейчас с персоналом! Приличных людей не отыскать! – вздохнула мама. – Эта новая горничная такая неумеха! И садовника не найти.
– Вот, кстати. – Галина взглянула на мать в упор: – Зачем усыпили Бурана?
– Он стал очень нервным, непослушным, на людей бросался… – Мама отвела глаза.
– На тебя? – Галина умела быть твердой, это у нее от отца. – Кого конкретно он покусал? Были жалобы?
– Ну что ты ко мне пристала! – нервно заговорила мама. – Он лаял, рычал, бесновался, чуть не сорвался с цепи, прямо кидался на Сергея Михайловича!
– Ах вот в чем дело… значит, на Сергея Михайловича…
– Что ты имеешь против него? – Теперь уже мама смотрела твердо. – Имей в виду, я очень уважаю этого человека. И не допущу, чтобы в моем доме…
– В моем тоже, – вставила Галина. – Ты не забыла, что это такой же мой дом, как и твой? Я здесь выросла, а теперь все здесь чужое… всего два месяца прошло…
– И это ты мне говоришь? – Снова в голосе мамы проявились незнакомые визгливые нотки. – Ты уедешь, а я…
– Я не уеду, – перебила ее Галина, – я приехала насовсем, больше в Швейцарию не вернусь.
– Вот как? – Мама резко остановилась, как будто налетела на невидимую преграду. – Ты так решила?
– Да, я решила вернуться.
– У тебя что – не получилось с тем молодым человеком… Митей? – нерешительно спросила мама. – Ну, возможно, вы еще помиритесь… разлука иногда очень помогает…
– Митька здесь совершенно ни при чем! – отрубила Галина, осознав, что так оно и есть.
– Но папа так хотел, чтобы ты закончила эту Высшую школу… получила хорошее образование…
– В первый раз с моего приезда ты вспомнила об отце! – фыркнула Галина и тотчас же об этом пожалела, потому что лицо у мамы некрасиво сморщилось, и она закричала тем же визгливым голосом:
– Как ты смеешь? Ты думаешь, легко мне было сидеть в этом доме одной, как в гробу? Ветер воет ночами, собака лает – рехнуться можно! И никого рядом нету!
– Ну вот, я приехала, теперь ты не будешь одна…
Произнеся это, Галина тотчас поняла, что радости ее слова маме не принесли. У нее в глазах мелькнула плохо скрытая досада, потом она сказала сухо:
– Оденься поприличнее, я пригласила к ужину Сергея Михайловича. И будь с ним повежливее, хотя бы ради меня.
Галина промолчала.
Позже выяснилось, что Сергей Михайлович быть не сможет, и за ужином мама не могла скрыть своего огорчения.
Галина старалась поддерживать разговор только для того, чтобы новая горничная Татьяна ничего не заподозрила. Она и так хитренько посматривала на них, хотя узкие губы, накрашенные отвратительной морковного цвета помадой, все время раздвигала в угодливой улыбке.
После ужина Галина рано ушла к себе и заснула.
Чтобы проснуться глубокой ночью в кромешной тьме и выйти из спальни, потому что стены давили на нее и тяжко было дышать. И вот тогда она встретила Алексея. И он показал ей тот странный диск. Ах, сейчас она уже не в силах об этом думать. Завтра, завтра, все завтра…