Неизвестный солдат
Шрифт:
Про Наташу я тоже старался не думать, хотя и был повод ее увидеть: надо вернуть фотографию солдат. Но нет так нет! И не было времени: десятого в Корюков приезжает квалифкомиссия ГАИ.
Обнадеживало меня то, что я не сдаю экзамены заново, а меняю свои права. Экзамены я уже сдал, и не где-нибудь, а в Москве. Следовательно, требования ко мне должны быть совсем другие, пониженные, простая формальность, в сущности.
Юра на это сказал:
– Первый раз сдаешь или десятый – никакой разницы нет, спрашивать будут одинаково, а может, и побольше: раз ты
Я услышал в его словах только презрение к моим любительским правам и не послушался. И зря.
13
Я не провалился на уходе за автомобилем. Я провалился по правилам движения.
«Какие документы должен иметь водитель при управлении транспортом? По требованиям каких лиц он обязан их предъявить?»
Простейший вопрос! Я на него ответил без запинки:
– При управлении транспортом водитель обязан иметь водительское удостоверение, путевой или маршрутный лист и талон технического паспорта. И обязан предъявлять их по требованию работников милиции.
Точно так, как это было в университете, экзаменатор воззрился на меня, ожидая продолжения. С той только разницей, что там передо мной сидел солидный доцент, а здесь молоденький лейтенант милиции – автоинспектор.
Продолжать мне было нечего. А излагать собственные мысли не приходится. Правила движения – это не Салтыков-Щедрин.
И провалился!
Водитель обязан предъявлять документы не только по требованию работников милиции, но и общественных автоинспекторов.
Подумать только! Общественных автоинспекторов! Кто их знает, этих общественных автоинспекторов?! Я видел машины, на стеклах которых намалевана этикетка «Общественный автоинспектор», – они нарушали правила почище других. И вот из-за этих несчастных общественных автоинспекторов я не получу водительских прав и не пересяду на самосвал.
– Приходите в следующий раз!
Утешил! Следующий раз – это через месяц. Как я явлюсь на участок, как на меня посмотрят ребята, что скажет Воронов?! И еще месяц работать слесарем... Из-за общественных автоинспекторов.
Нас сидело за столом шесть человек. Простые ребята с шоферских курсов, колхозники; каждый отвечал по своему билету бойко, точно, правильно – натаскали их на курсах. А я, единственный с законченным полным средним образованием, уже имеющий права и умеющий водить автомобиль, я провалился! Общественные автоинспекторы!
Я был потрясен больше, чем провалом в университет. Там конкурс, несколько человек на место. А здесь никакого конкурса, элементарное дело – и вот пожалуйста! Я был оглушен, уничтожен, раздавлен.
Я подошел к девушке, ведающей бумажным хозяйством комиссии, и попросил вернуть мне мои любительские права. Она отказалась: раз я сдаю на профессионала, то мои любительские права гасятся – человек не может иметь двух удостоверений на вождение автомобиля. Значит, я и профессиональных прав не получил и любительских лишился. Я не профессионал и не любитель.
Мысль, что я ничего не достиг и все потерял, потрясла меня. Я чуть не плакал, честное слово! Со мной случилось нечто вроде истерики, ей-богу! Я, наверно, выглядел сумасшедшим, во всяком случае такое испуганное лицо сделалось у девушки. Я кричал, что я не местный, я из Москвы, вот мой паспорт, завтра уезжаю, любительские права дал ей случайно, и вовсе не менял их, просто захотелось получить профессиональные, у меня никто не отбирал моих любительских прав и не имеет права отбирать, что ж мне теперь – пешком в Москву идти, это беззаконие и произвол. У меня был вид шизика. Я то орал, то умолял, то грозился, то чуть не плакал. Она с испуганным видом швырнула мне мои водительские права.
Я их схватил и поторопился убраться из милиции, пока она не передумала. Или пока не вмешался какой-нибудь высший чин, на которого моя истерика могла бы и не подействовать.
Возвращаясь из ГАИ, я трогал карман. Ощущение, что любительские права при мне, постепенно успокаивало меня. Черт с ними, с профессиональными правами. С дорогой все кончено, не буду же я еще месяц околачиваться в слесарях. Вообще я не нашел здесь романтики, которую искал. Вернусь в Москву и уеду в какую-нибудь дальнюю экспедицию. В Сибирь, на Дальний Восток, в Среднюю Азию – вот там действительно дым костров.
С таким настроением я и пришел к дедушке.
К этой моей неудаче дедушка отнесся так же философски, как и к прошлой: сдашь в следующий раз. Я сказал, что брошу дорогу и вернусь в Москву. Он неодобрительно качнул головой.
– Я не слесарь – я шофер. Руля не дают, делать мне здесь нечего. Уж лучше отправлюсь в какую-нибудь дальнюю экспедицию.
– А там тебе дадут руль?
– Может быть, дадут. А если не дадут – все равно. Там Сибирь, освоение новых земель.
– Думаешь, в Сибири лучше?
Дедушка поглаживал бороду – признак скрытого душевного волнения. Он не согласен со мной, осуждает за дезертирство. Обидно.
– Думаешь, приятно валяться в грязи под машинами?
– А кто тебе сказал, что жизнь должна быть всегда приятной?
– Работа должна приносить радость, удовлетворение, а на участке мне неинтересно.
– Любая работа приносит радость, если она хорошо сделана, – сказал дедушка.
Зерно истины было в его словах. Но я отступал не перед трудностями. Меня не устраивало мое положение. Могу выполнять настоящую работу, а я на подхвате. Представляю себе физиономию Воронова...
– Меня засмеют на участке.
– Все будут за животики держаться? – усомнился дедушка.
Я дернул плечом, разговор начинал надоедать.
– Делай как хочешь, – заключил дедушка, – ты взрослый. Жаль только, мало у меня пожил.
У меня сердце сжалось от этих слов. Я не провел с ним ни одного дня. Сукин я сын! Ведь я его люблю. Все мы эгоисты.
– Если я уйду с дороги, это вовсе не значит, что я должен немедленно уехать отсюда, – сказал я.
Мы помолчали, потом дедушка спросил: