Неизвестный солдат
Шрифт:
Дом Бокаревой ничем не отличался от других домов в селе: выходил на улицу торцом, окна в резных наличниках, выкрашенных фиолетовой краской, крыльцо во дворе, огороженном плотным забором из вертикально поставленных досок и вымощенном тоже досками, с пустыми надворными постройками и развешанной для сушки рыбой.
И внутри изба эта была такой же, как и другие избы. Большая горница, за ней спальня. В переднем углу божница – полочка с иконами, в другом – угловик с зеркалом и вышитым полотенцем, на стене фотографии, за перегородкой кухня.
– Здравствуйте, Антонина Васильевна, – сказал председатель официально и вынул из портфеля бумагу, – письмо получено насчет сына вашего, Дмитрия.
Антонина Васильевна улыбнулась, подняла палец к уху, показала, что плохо слышит.
Председатель повысил голос, отчего он зазвучал еще официальнее:
– Нашлась могила, где похоронен сын ваш, Дмитрий.
Она опустилась на скамейку, положила на колени натруженные руки, помолчала, потом спросила:
– Где могилка-то?
Председатель заглянул в письмо:
– Город Корюков. Слыхали?
– Кто нашел-то?
– Школьники нашли. Запрашивают из газеты: в каком году погиб Бокарев Дмитрий, какие письма с войны от него были?
Антонина Васильевна помолчала, потом дрогнувшим голосом произнесла:
– Вот и нашлась Митина могилка...
Наступила та тягостная минута, которой председатель больше всего опасался: начнутся слезы, причитания, и никакая тут официальность не поможет, и слова не помогут, потому что слова еще больше подогревают, и женщины начинают выть в голос.
Выручила соседка, Елизавета Филатовна, бойкая бабенка из тех, кто первые все узнают и кому до всего есть дело. Именно за это председатель ее не любил, но сейчас был доволен ее появлением.
Она вбежала в дом, возбужденно заговорила:
– Радость-то какая: не раскиданы, значит, по земле его косточки. Уж такое тебе утешение, Васильевна, на старости лет, такое утешение...
Председатель благоразумно отошел в сторону и стал разглядывать висевшие на стене фотографии.
Он увидел на снимке бравого, щеголеватого старшину с гвардейским значком на груди и медалью «За отвагу», с широким командирским ремнем и портупеей через плечо. Это и был пропавший без вести почти тридцать лет назад сын хозяйки – Дмитрий Бокарев. Был он на снимке одних лет с председателем.
– Орел, чистый орел, – говорила между тем соседка Елизавета Филатовна, – смелый был, рисковый. Еще в мальчишках с отцом на медведя ходил. Я, бывало, говорю ему: «Митенька, малой ты еще в лес-то ходить». А он на меня этак-то посмотрит, отвернется: не встревай, мол, баба, не в свое дело.
Антонина Васильевна не голосила, не причитала, не плакала, сидела, сложив на коленях натруженные руки, молча слушала соседку.
А та продолжала возбужденно:
– Потом сам белку добывал. А уж из лесу придет, все девки его. Парень видный, бравый.
Председатель обвел избу задумчивым взглядом человека, которому что-то открылось. Что именно открылось, он не мог сказать, но что-то было особенное в этом молодом, юном лице бравого старшины, пропавшего без вести в войну, почти тридцать лет назад, в скорбном молчании его матери, только теперь узнавшей, что нашлась его безвестная могила.
– Вам, может, надо чего? – спросил он. – Может, крышу покрыть?
Из-за его спины Елизавета Филатовна сделала знак Антонине Васильевне: проси, мол, пользуйся случаем.
– Постоит еще крыша, – тихо ответила Антонина Васильевна.
Соседка с досадой передернула плечами: не воспользовалась, старая... Заискивающе улыбаясь, сказала:
– Ограду бы надо поправить.
Председатель вопросительно посмотрел на Бокареву.
– Ничего не надо, все есть, – по-прежнему тихо ответила Антонина Васильевна.
Соседка сменила разговор:
– Карточку небось с могилки пришлют.
– Все, что положено, сделают, – опять входя в свою должностную роль, объявил председатель официально.
– Как же разыскали его могилку-то? – спросила Елизавета Филатовна.
– Нашлись добрые люди, разыскали, – сказала Антонина Васильевна.
23
Они далеко углубились в пшеницу, когда услышали рев самолетов – немцы бомбили пустую МТС.
Самодельные носилки с Вакулиным были тяжелы. В Корюков они пришли уже затемно.
В крайнем доме горел свет. Бокарев сильно и требовательно постучал в дверь. Ее открыл сухощавый мужчина лет сорока, с встревоженным и угрюмым лицом.
Они внесли Вакулина, положили на диван.
Хозяин молча смотрел на них.
– Госпиталь далеко? – спросил Бокарев.
– В школе был, – ответил хозяин, – сейчас не знаю.
– Почему не знаете?
– Наши сегодня ушли.
– Так, – пробормотал Бокарев, – ладно, разыщем: может, остался кто. А раненый пусть у вас пока полежит. Скоро вернемся, заберем. Как ваша фамилия?
– Михеев.
– Посмотрите за раненым, накормите, подушку дайте, – приказал Бокарев и наклонился к Вакулину: – Ваня, ты как?
– Ничего, – слабо улыбнулся Вакулин, – я идти могу.
Он сделал попытку подняться.
– Лежи! – приказал Бокарев. – Без меня никуда!
Он подозрительно осмотрел комнату, спросил хозяина:
– Кто еще в доме?
– Семья... Жена, дети.
– Сам почему не в армии?
– Освобожден по болезни.
Бокарев опять подозрительно осмотрелся вокруг, открыл дверь в соседнюю комнату – там на кроватях спали дети.
Бокарев положил рядом с Вакулиным трофейный автомат, выразительно посмотрел на хозяина, спросил: