Неизвестный солдат
Шрифт:
– Братцы! Не бросайте! Не бросайте, братцы!…
Прапорщик бросился к раненому и позвал на подмогу пробегающего мимо Сихвонена, но тот лишь мчался что есть мочи с круглыми от страха глазами. Помочь раненому взялся Сало, и вдвоем они потащили его за собой.
Увидев это, Лахтинен вновь поставил уже отсоединенный пулемет на станину и сказал Мяятте:
– Хлам из саней, раненого туда… Мигом. Беги, пособи. А я вас прикрою…
Мяяття подскочил к саням, одним ударом ноги опорожнил их и подтянул к раненому. Они положили солдата в сани и потащили их по направлению к лесу. Несколько
Лахтинен кружил пулемет налево и направо, насколько позволял поворотный диск, и бешено отстреливался. Взглянув через плечо, он увидел, что сани достигли леса, стал на колени и взялся за пулемет.
Прапорщик с Мяяттей стреляли в противника наугад, чтобы хоть как-то прикрыть Лахтинена. Противник уже заметил его – пули так и взвихривали снег вокруг.
– Брось пулемет и беги! – крикнул прапорщик, зная, что одному человеку не под силу справиться с пулеметом. Может быть, Лахтинен не слышал их, а может, просто не мог бросить оружие. Во всяком случае, Мяяття с прапорщиком увидели, как этот рослый парень одним рывком вскинул пулемет вместе со станиной на плечо и, пригибаясь, побежал но направлению к ним. Когда он упал, они подумали, что он просто оступился. Но Лахтинен не поднимался, и тогда Мяяття крикнул:
– Лахтинен!
Ответа не последовало. Человек в маскировочном халате, распростертый на снегу, не шевелился. Рядом торчала передняя опора пулемета. С минуту Мяяття с прапорщиком выжидали, не подаст ли Лахтинен признаков жизни, затем молча начали отходить. Повсюду за позициями валялись брошенные лыжи: ни у кого не было времени их подобрать.
Разогретый кожух пулемета, шипя, погружался в снег. Талая вода сливалась в маленький ручеек, который тихо побежал по показавшемуся в проталине листу голубики. Несколько скудных капель крови окрасили его в красный цвет. Они скатились из пробитого пулей отверстия за ухом Лахтинена.
– Ты в своем уме? Откуда идешь?
Рокка схватил солдата за плечо. Тот тяжело дышал.
– Оттуда… оттуда…
– Говори ясней! Что там случилось?
– Все… накрылись… Весь взвод полег.
– Не болтай. Ведь ты-то еще живой. А вон и другие. Что с пулеметом? Где Лахтинен?
– Остался там. Оттуда никто не выбрался.
По-моему, не стоит его ни о чем расспрашивать, – сказал Хиетанен, опираясь на лыжные палки.
Все подкрепление, которое взводу прислали из батальона, составляли они двое с пулеметом Рокки. Когда им навстречу попался первый беглец, еще не оправившийся от страха, у них мелькнула догадка, что они опоздали.
Рокка отпустил солдата, и, когда появились новые беглецы, они узнали подробно о происшедшем у тех, кто еще сохранял остатки самообладания. Последними прибыли прапорщик и Мяяття. Увидев своих людей, прапорщик дал волю ярости:
– Проклятые трусы! Ну да это в первый и последний раз! Бегут, заложивши язык за спину, и не оглянутся. Оставляют раненых… Впредь всякий, кто побежит, получит по заслугам, это я обещаю.
– Где Лахтинен с пулеметом? – спросил Хиетанен у Мяятти.
– Остались оба там, лежат рядышком, – сухо ответил Мяяття, как будто случившееся нисколько его не волновало.
– Тут уж ничем нельзя было помочь, – сказал прапорщик, словно объясняя за Мяяттю. – Он сделал все, что мог. Мы вывозили раненого. Он не виноват. Единственный настоящий парень на всю часть…
– Я не хочу знать, кто из вас в чем виноват. Я спрашиваю, где Лахтинен и где пулемет, – повторил Хиетанен довольно резко, разозленный тем, как прапорщик пробирал своих людей.
– Скоро появится противник, – сказал Рокка. – Надо привести в порядок цепь.
Прапорщик наконец понял, что есть дела и поважнее, чем распекать солдат, и начал быстро организовывать оборону в надежде остановить противника. Чтобы смягчить свои слова, он крикнул солдатам:
– Мы еще забьем ему в глотку кость, ребята! Занимайте позиции. Постарайтесь отрыть в снегу хоть какой-нибудь окопчик. Хорошо, если вы докопаетесь до самой земли.
Новая надежда придала прапорщику решимости и укрепила его мужество. Он попросил Хиетанена взять под свое командование людей на правом фланге; у него были убиты помощник и командиры обоих отделений, находившихся на левом фланге. Хиетанен привел цепь в порядок, Рокка нашел подходящее место для пулемета. Поэтому, когда подошли еще и люди Лахтинена с первым пулеметом, при Рокке оставили Мяяттю и Ванхалу. Остальные пошли в цепь стрелками. Сам Рокка подошел к прапорщику и сказал:
– Слушай, прапорщик, ежели тебе нужно поставить где-нибудь надежного солдата – вот он, перед тобой.
Несмотря на серьезность обстановки, прапорщик невольно улыбнулся этим словам, но, зная, какой славой пользуется Рокка, он понимал, что так оно и есть на самом деле.
– Фланги слабее всего. Возьмите несколько человек и обеспечьте левый фланг. Выйдите немного за позиции и смотрите там в оба…
– Ладно. А этот автоматчик пусть идет со мной. Дай мне автомат!
– Не лучше ли взять другого напарника? – шепнул Рокке прапорщик. – Лампинен еще не оправился от испуга, и вообще он не из храбрых.
– Мне героя не надо. Мне – чтоб умел набивать диски патронами. Ну так пошли, что ли? Я парень веселый. Со мной не соскучишься, черт подери. Возьми с собой патронов, сколько можешь унести.
Они отправились в путь.
Рокка брел по снегу, его притихший товарищ шел за ним следом. Сумрачный лес озаряла луна. Ярко сверкали заснеженные поляны, во мраке густой подлесок смотрел грозно и таинственно. Тени ложились длинные – луна только что взошла.
Они миновали последнего стрелка в цепи и продолжали идти дальше. Рокка сказал шепотом своему безмолвному спутнику:
– Чертовски хорошие валенки я раздобыл днем на дороге. Так примерзли, что никак не слезали у него с ног.
Солдат не отвечал и только боязливо оглядывался по сторонам. Вдруг Рокка остановился и предостерегающе поднял руку. Когда Лампинен увидел, что заставило Рокку остановиться, у него перехватило дыхание. Перед ними открывалась небольшая болотистая поляна, и по ней навстречу им вереницей двигались несколько десятков человек в маскировочных халатах. Рокка сделал Лампинену знак подойти поближе, и они осторожно опустились на снег.