Неизвестный венецианец
Шрифт:
Брунетти в сопровождении сержанта направился на задний двор.
— Что вам удалось узнать?
— Почти ничего, кроме того, что нам сообщили по телефону сегодня утром, синьор. Мясник, Беттино Кола, наткнулся на тело сегодня в двенадцатом часу утра. Он вышел покурить и увидел возле куста туфли.
— А когда вы приехали, туфли лежали там?
— Да, именно там и лежали, — отвечал Буффо уверенным тоном, будто Кола нарочно подкинул к трупу туфли, чтобы отвести от себя подозрения. Подобно любому честному гражданину или преступнику, Брунетти на дух не переносил таких проницательных сыщиков. — По телефону сказали, что в поле лежит женщина. Когда
— У меня есть сведения, что он занимался проституцией, — спокойно произнес Брунетти. — Личность установили?
— Пока нет. Наш фотограф сделал снимки в морге, хотя его так измочалили, что от лица почти ничего не осталось, и потом по этим снимкам художник набросает его примерный портрет. Мы покажем этот рисунок кое-кому, и рано или поздно все прояснится. Они хорошо друг друга знают, эти ребята. — Буффо презрительно сплюнул сквозь зубы. — Если он из местных, то мы быстро все выясним.
— А если нет?
— Тогда дело затянется. Мы можем вообще не узнать, кто он такой. В любом случае невелика потеря.
— Почему же, сержант Буффо? — подозрительно ласковым голосом осведомился Брунетти.
Но Буффо не обращал внимания на такую ерунду, как интонация, он слышал только слова.
— Да кому они нужны? Извращенцы. Такой наградит СПИДом честного рабочего человека, и хоть бы хны. — Буффо снова сплюнул.
Брунетти остановился и обернулся к сержанту:
— Насколько я понимаю, сержант Буффо, этот ваш честный трудяга сам платит извращенцу, чтобы трахнуть его в задницу. Давайте не будем об этом забывать. И еще не будем забывать, что, кем бы ни был убитый, его убийство — это преступление и наш с вами долг — найти преступника, будь он хоть честный рабочий человек.
С этими словами Брунетти распахнул дверь и вошел в скотобойню, предпочтя смрад обществу сержанта.
Глава четвертая
Расспросив Колу, Брунетти услышал все то же: Кола повторил свою историю сначала, а бригадир подтвердил. В дополнение Буффо с надутым видом сообщил, что в тот день, ровно как и накануне, рабочие не видели в окрестностях скотобойни ничего необычного. Проститутки до того слились с пейзажем, что на них или на то, чем они занимались, уже никто не обращал внимания. Да и они всегда слоняются чуть поодаль, торчать у самой скотобойни не позволяет запах. Но если даже какая-нибудь из них и добрела бы до забора, ее визит остался бы незамеченным.
Выслушав все это, Брунетти вернулся в машину и велел водителю ехать в квестуру Местре. Скарпа, который уже натянул свою куртку, пересел в другую машину, к сержанту Буффо. Когда они тронулись, Брунетти наполовину опустил оконное стекло, впуская в салон жаркий воздух, чтобы немного проветрить одежду, впитавшую запах скотобойни. Как и многие другие итальянцы, он всегда с недоверием относился к вегетарианству, считая его блажью зажравшихся богачей, однако сегодня он впервые усомнился в собственной правоте.
В квестуре водитель проводил его на первый этаж и представил ему сержанта Галло, мертвенно-бледного человека с ввалившимися глазами — казалось, многолетняя гонка за преступниками выела его изнутри.
Брунетти уселся у края его стола, и Галло сообщил ему новые подробности, которые, впрочем, мало проясняли дело: смерть наступила в результате серии ударов по голове и лицу, за двенадцать-восемнадцать часов до момента обнаружения трупа. Точнее нельзя было определить из-за жары. Следы ржавчины в некоторых ранах и сама форма ранений позволила патологоанатому предположить, что они были нанесены металлическим предметом, имевшим форму цилиндра, металлической трубой, например. Результаты анализов крови и содержимого желудка ожидались не раньше среды, так что пока нельзя было сказать, находился ли мужчина в момент смерти под воздействием алкоголя или наркотиков. Поскольку многие проститутки принимают наркотики, такое предположение вполне могло подтвердиться, хотя следов инъекций на венах не найдены. Судя по тому, что желудок был почти пустой, он ел не позднее чем за сутки до смерти.
— Во что он был одет? — спросил Брунетти.
— В красное платье, дешевая синтетика. Красные туфли, почти новые, сорок первый размер. Если на них есть марка, мы найдем производителя.
— Снимки готовы?
— Будут готовы завтра утром, синьор, но если верить видевшим его, снимки нам не помогут.
— Плохо дело, а?
— Да, голова прямо всмятку. Его обработал либо какой-то сумасшедший, либо его заклятый враг — носа ему совсем не оставил.
— Художника вызвали?
— Да, синьор, в надежде на его профессиональное воображение. Форма черепа, цвет глаз — вот и вся натура. Покойник очень худой, на голове — большая плешь. Наверное, надевал парик, когда выходил на работу.
— И парик нашли?
— Нет, синьор. И похоже, что его убили в другом месте, а потом привезли туда.
— Следы?
— Да, следы. Те, что вели к кусту, были глубже тех, что обратно.
— То есть тело притащили откуда-то и бросили под кустом?
— Да, синьор.
— А куда ведут следы?
— Там, позади скотобойни, в поле проходит колея. Вроде бы туда.
— А что на самой колее?
— Ничего, синьор. Дождя не было уже больше месяца, и если там останавливался легковой автомобиль или даже грузовик, на котором привезли тело, то отпечатков шин не осталось. Только следы. Мужские ботинки, размер сорок третий.
Брунетти как раз носил сорок третий размер.
— У вас есть досье на трансвеститов?
— Только на тех, с которыми что стряслось.
— Стряслось? Что именно?
— Обычно это либо наркотики, либо драки. Чаще они устраивают потасовки между собой, иногда с клиентами. Из-за денег. Но серьезных случаев еще не было.
— А серьезные драки у них случаются?
— Нет, синьор, никогда.
— Сколько их у вас в списке?
— Человек тридцать, и, полагаю, это лишь малая часть. На самом деле их гораздо больше. Многие приезжают из Порденоне и из Падуи. Там прям рассадник какой-то, не знаю почему. — Поблизости от первого из названных сержантом городов находились американская и итальянская военные базы, что, возможно, способствовало упадку нравов у местного населения. Но Падуя? Университет? Если так, то все круто переменилось с тех пор, как Брунетти изучал там юриспруденцию.
— Мне хотелось бы прямо сегодня заглянуть в эти дела. Вы можете сделать для меня копии?
— Они уже готовы, синьор, — ответил Галло, взял со стола увесистую синюю папку и подал комиссару.
Беря у Галло папку, тот думал, что тут, менее чем в двадцати километрах от дома, он уже иностранец и нужно наводить какие-то мостики, как-то приспосабливаться, чтобы в нем видели единомышленника, а не чужака.
— Вы ведь из Венеции, сержант? — спросил он. Сержант кивнул. — Кастелло?
Сержант снова кивнул — на этот раз с кислым видом человека, которого акцент выдает повсюду, куда бы ни забросила судьба.