Некроманс. Opus 1
Шрифт:
– Куда?
– Принимать ванну. И спать. – Заметив опасливое непонимание в её лице, Герберт скривился. – Не беспокойся: если думаешь, что меня волнуют твои немёртвые прелести, вынужден разочаровать. Даже если б меня интересовала подобная ерунда, твою кандидатуру на эту роль я бы в любом случае не рассматривал.
– Надменные женоподобные нарциссы, знаешь ли, тоже не в моём вкусе, – буркнула Ева. Немного успокоившись, опустила книги на стол, чтобы выйти за некромантом в коридор. – Зачем тогда?
Ванную комнату на её этаже Эльен показал ещё вчера, после урока с Гербертом. Та оказалась куда лучше Евиных
– Для нормальной работы твоему мозгу требуется множество веществ, которых теперь ты не получаешь. Я создал раствор, который компенсирует это. Слуги всё приготовили. – Герберт шёл к лестнице наверх не оглядываясь. – По той же причине время от времени тебе требуется сон. Твоё тело его не требует, но мозг без него придёт в негодность. Кроме того, сон помогает закрепить новые навыки. Считай это частью обучения.
Ева живо представила себе бассейн, полный мерзкой зелёной субстанции с запахом формалина, отчего её слегка передёрнуло.
– Значит, я буду лежать в каком-то растворе? – Поднимаясь по гулким ступенькам, она вела рукой по каменным перилам. – И долго?
– До утра. Ты будешь спать в этом растворе. Совместишь два полезных занятия. Если ты забыла, ты теперь не дышишь, так что для тебя это не проблема.
Ева вдруг отчётливо вспомнила о своём плачевном состоянии. Она приняла его, даже шутила о нём, но за уроками магии и мыслями о бунте почти забыла о его истинной плачевности.
Промолчав, она обречённо побрела за Гербертом.
В конце концов, в некромантии он точно разбирается получше неё. Раз сейчас Ева мыслит и, следовательно, существует (и даже сомневается – всё по Декарту), своё дело он знает. Значит, к этому надо относиться как к лечебным процедурам; а возраст, когда ты бьёшься в истерике у кабинета зубного, заслышав визг бормашины, Ева переросла лет двенадцать назад.
Они вошли в ванную, заставив хрустальные свечи по стенам вспыхнуть. Раствор ждал в бассейне, заполненном наполовину. К облегчению Евы – прозрачный, золотистый, подрагивавший, как самая обыкновенная вода. На вид ничуть не противный. Вдохнув, следов мерзкого характерного запаха девушка тоже не ощутила.
Кажется, всё было не так плохо.
Кажется.
Герберт присел на одно колено рядом с бассейном. Старое, пожелтевшее от времени зеркало на стене подле маленького окошка отразило его движение. Вчера это зеркало подтвердило Еве, что смерть ей даже к лицу: во всяком случае, выглядела она лишь чуточку бледнее обычного.
Одной ладонью коснувшись воды, другой Герберт выплел в воздухе рунную цепочку.
– И как часто мне нужно это делать? – спросила Ева, следя за его движениями.
Некромант не ответил. Не сразу. Его пальцы чертили руны так быстро, что различить знакомые Ева не смогла.
– Раз в два-три дня, – наконец откликнулся Герберт. Когда он выпрямился, золотистая вода мерцала. – Сколько ты протянешь без этого, не знаю. Прежде на людях не экспериментировал… Полагаю, не больше недели. Это оптимистичный прогноз. Раздевайся.
Вода отливала перламутром, искрясь, будто в ней растворили сияющие пылинки. Это было даже красиво.
Залюбовавшись, Ева не сразу услышала последнее слово.
Когда услышала, посмотрела на некроманта: тот стоял подле бассейна, выжидающе скрестив руки на груди.
– Может, выйдешь? Не знаю, как принято в вашем мире, но у нас девушки не привыкли при посторонних…
– Мне нужно контролировать процесс, – сказал Герберт невозмутимо. – Как я уже говорил, прежде на людях я не экспериментировал. Что-то может пойти не так. Состав может оказаться неверным. Если я допустил ошибку, то должен выявить её как можно раньше.
Он будет следить, как она спит?..
– Тогда, может, я останусь в одежде?
– Нет. Она будет мешать.
В его взгляде не было ни злорадства, ни голода, ни предвкушения. Одно лишь раздражение – от того, что глупая девчонка снова проявляет свою глупость.
Это явно не было ни местью, ни извращённой прихотью.
– Отвернись хотя бы, – попросила Ева. Уже тише. Понимая, что это глупо: даже если она разденется и залезет в ванну не на его глазах, потом ей всё равно предстоит несколько часов пролежать под его наблюдением в прозрачной воде. Но там золотое мерцание хоть чуточку прикроет…
Герберт лишь усмехнулся пренебрежительно.
– Я готовил тебя к ритуалу. Мыл тебя. Исцелял твои раны. Вживлял тебе в грудь энергетический проводник. Ты всерьёз считаешь, что под твоей одеждой скрыто нечто, чего я ещё не видел?
Терпение лопнуло перетянутой струной.
– Ладно. – Резко отвернувшись, Ева направилась к двери. – Тогда выйду я.
– Никуда ты не пойдёшь. Это нерационально. – Дверь, которую она успела рвануть на себя, захлопнулась. Круглая ручка потянула Еву за собой, едва не заставив впечататься носом в дерево. – Я могу отдать приказ, но от рвения скорее его исполнить ты раздерёшь на себе рубашку. В вашем мире, кажется, есть лекари? Относись ко мне как к лекарю… в данный момент. Не знаю, как принято в вашем мире, но у нас девушкам, как и мужчинам, порой приходится раздеваться перед лекарями. Непосредственно от процесса разоблачения вроде никто не умирал. Хотя тебе это в любом случае не грозит, – добавил он.
Ева стояла, почти уткнувшись лбом в запертую дверь. Понимая, что рациональное зерно в его словах есть. Что они насмешливо подражают тому, о чём она думала совсем недавно.
Но то, что он ни на йоту не собирался считаться с её чувствами, вызывало смутное желание призвать смычок и вмазать ему как следует – попутно разнеся всю ванную к чертям.
– Повернись. – Слово подкрепила магия. Ева развернулась на пятках помимо воли. – Чтобы закрыть этот вопрос раз и навсегда. – Глаза, светлые и холодные, как горное небо, бесстрастно встретили её взгляд. – Ты. Меня. Не интересуешь. Не в том плане, в каком тебе, возможно, хотелось бы. Меня не интересуют женщины. И мужчины. И животные. Я равнодушен к этой стороне жизни, потому что считаю постель переоценённым источником удовольствия. Я равнодушен к каким-либо отношениям, потому что считаю людей неблагодарным объектом для преданности. Магия – вот достойный объект. Моя наука. Моя цель. Никак не ты. Надеюсь, я достаточно доступно объяснил? А теперь – раздевайся.