Некромантия в быту
Шрифт:
Гилиад вывел нас к центральному фонтану, и шипение падающих брызг немного перекрыло наши голоса. В воде отражалось бездонное небо, сшитое из голубых, розоватых и синих лоскутов. В детстве я думала, что, если забраться в круглую чашу фонтана, мир перевернется, и под ногами у меня окажется сладкая вата из облаков. В своих фантазиях я, конечно, всегда ела легкую ватную паутинку, и в каком-то городе из-за этого не проливался дождь – ведь все дождевые облака были съедены.
Я достала телефон и набрала номер своего учителя:
– Натан Соломонович, здравствуйте, известно ли вам что-нибудь о пропаже экспонатов из музея при Волшебном
– И тебе здравствуй, Адель. Как устроилась на новом месте?
Я замялась. Мне хотелось быстрее проверить свою догадку.
– Из музея ничего не крали. И предупреждая твой следующий вопрос – нет, никто из семей о пропаже семейных реликвий не объявлял. Если у тебя будет настроение, позвони вечером, расскажешь, как прошли первые дни на работе.
– Обязательно. Может ли такое быть, что какая-либо магическая вещь осталась без присмотра? – Я приглушила голос, спохватившись, что кто-то может нас услышать. Никому не было до меня дела. Если бы я была человеком и услышала бы чьи-то разговоры про магию и артефакты, то решила бы, что речь идет об очередной компьютерной или настольной игре. Но перестраховаться было нелишним.
Натан Соломонович громко задумался на том конце провода:
– Нет, в этом году все владельцы ценных артефактов являлись на проверку в Совет волшебников. Такие вещи всегда тщательно отслеживаются. А почему ты спрашиваешь?
– Помогаю Гилиаду расследовать одно странное дело. Мы отсекаем все варианты – даже самые безумные. – Я посмотрела на скамейки вокруг фонтана.
– Понятно. В любом случае рад был тебя услышать.
Облокотившись на белые изогнутые спинки, в полутьме парка сидели подростки всех возрастов – и школьники, и студенты. Лица многих подсвечивали экраны смартфонов, выхватывая из темноты только овал без тела, что выглядело достаточно зловеще. Компания ребят зашумела, и из переносной колонки раздалась громкая современная музыка, в которой слова не угадывались совсем. Под однообразный мотив исполнитель песни загундосил и завыл, промахиваясь мимо нот. Гилиад нервно дернулся и предложил вернуться домой.
Дома было тихо. Я посмотрела на карту города, вырезанную из дерева разных пород, а потому и оттенков. Каждый цвет обозначал конкретный район, а в темноте даже включалась бледно-желтая подсветка. Гилиад решил при помощи маленьких разноцветных бумажек отметить те места, где чаще всего появлялась нежить, чтобы попробовать получить общую картину происходящего. Некромант по очереди вспоминал все свои дела за последний год, помечая их яркими прямоугольничками. В итоге на кухне стало уютнее и веселее, но ситуация так и не прояснилась. Каждый район нежить оккупировала с приблизительно одинаковым успехом, не отдавая предпочтения конкретному месту, где ее можно было бы выследить и обнаружить. В конце концов Гилиад сдался и переключился на вечернюю беседу:
– Как получилось, что ты стала некромантом?
– Мою жизнь нельзя было назвать обычной. Если бы я не стала некромантом, то даже не знаю кем. – Я позволила себе скользнуть в те давние воспоминания.
Не ночь, но уже вечер. Мне всегда казалось, что в городе поздней осенью темнело непозволительно рано. Мне пять или шесть лет, и я иду рядом с бабушкой в магазин, ведь мама работает допоздна. Я иду рядом с бабушкой, потому что «меня нельзя оставить дома одну». Возле нашего дома, который в трех остановках от Невского проспекта, нет ни одного продуктового магазина, только небольшой круглосуточный ларек с очень высокими ценами. В моем детстве не было супермаркетов. Сияющие витрины, полные еды во всех ее формах и упаковках, расположились на первых этажах бывших доходных домов. Я всегда что-то прошу купить, меня завораживают цвета и обертки, блеск софитов и, конечно, запахи. Я хочу немного печенья с шоколадом, и конфет на развес, и пирожных с пушистой кремовой глазурью. И сколько бы мне ни твердили, что на них совсем нет денег, я не устану просить и уговаривать. Бабушка ужасно утомлена, она расстроена, что ее бывшую жизнь начальницы завода унес ветер перемен. И вместо понимающих коллег с похожими интересами и хобби ей досталась я, ершистый фантазер, не прекращающий болтать.
– Посиди на остановке пока, хорошо? Я скоро буду. – Совсем еще не старая женщина, досрочно отправленная на пенсию, тяжело вздыхает и добавляет: – Я буду видеть тебя вон в то большое окно. Никуда не уходи, слышишь? Дождись меня.
Теперь нас разделяют два стекла – одно от арочного окна, а второе – от навеса автобусной остановки. Я чувствую себя как в аквариуме. Холодный ветер улицы так резко контрастирует со знакомым теплым какао-бризом, поселившимся в магазине. Проходит минут семь или десять, а очередь, заканчивающаяся на моей бабушке, все также неспешно движется вперед. Мне кажется, что минула целая вечность. Знакомое зеленое пальто из драпа теряется и оказывается перегорожено широкой мужской спиной. Бабушка оборачивается и выглядывает в проход магазина, чтобы убедиться, что я все еще на месте.
У меня в перчатках замерзают пальцы, и я мечтаю только о том, чтобы поскорее добраться домой, где батареи топят жарко, а меня ждет шалаш из стульев и одеял. К остановке то и дело подъезжают разные троллейбусы и автобусы, забирая с собой людей, но я не знаю, который из них привезет меня в нужное место. Все мои вопросы решаются, когда я вижу, как рядом замирает покатый автобус в черную полоску. Он похож на колорадского жука и выглядит очень знакомо. Автобус точно поедет в нужную сторону! Об этом говорит и аккуратная вывеска, закрепленная на лобовом стекле, которая гласит «ДОМОЙ». У меня нет сомнений, и внутренний голос нашептывает, что мама уже вернулась с работы и откроет дверь, стоит мне нажать кнопку звонка. Я забираюсь внутрь чрева, усаживаюсь на сиденье из кожи и смотрю на желтые, неприятно-масляные огни улиц. Я не сразу понимаю, что в салоне автобуса, кроме меня, нет совсем никого. Даже кондуктора. Осознание приходит позже, когда меня уносит прочь по незнакомой дороге на большой скорости. Раньше я часто видела, как куда-то мчатся рейсовые автобусы, опустошенные, темные, совсем без пассажиров. Они всегда казались призраками, появившимися, чтобы сразу исчезнуть и оставить теряться в догадках других людей. Хватаясь рукой за поручни, я двигаюсь в сторону кабины водителя, заклеенной выцветшими календарями за разные годы. В небольшое окошко я вижу баранку руля, крутящуюся саму по себе. Мимо проплывает остановка, словно островок спокойствия и безмятежности. Руки сжимаются в кулаки, и я отчаянно барабаню в окно, пытаясь привлечь внимание. Но меня сопровождают уставшие и равнодушные взгляды взрослых, ожидающих более подходящий транспорт. Их глаза смотрят сквозь меня, и мне начинает казаться, что я и вовсе перестала существовать.
Конец ознакомительного фрагмента.