Некромантка из болота
Шрифт:
Его звали Питер. «Хорошее имя», — подумала Вирджиния. А вот письмо оказалось суховатым. Питер сообщал, что старый друг их семьи, мастер Симони, в большом восторге от Вирджинии, просил написать ей несколько слов, что он и делает с большим удовольствием и просит передать привет мастеру Симони.
— Обязательно передам, — прошептала, нахмурившись, Вирджиния.
Сначала она хотела порвать и выкинуть письмо, потом пообещала себе, что использует его для разжига, и положила на комод. Однако замоталась и забыла. Потом перечитала и нашла, что у Питера красивый почерк. Снова отложила. На следующий день, удручающе похожий на предыдущий, она опять перечитала письмо
Ответ пришел неожиданно быстро. Почтовый кулик изнемогал под его тяжестью, метаясь на жердочке. «Снимок прислал», — решила Вирджиния и не ошиблась. Через час, расположившись на низенькой скамейке у печи, она распечатала конверт и вынула из него фотографическую пластинку. Молодой мужчина, с круглым лицом и взъерошенным ежиком волос, с почти незаметными залысинами и маленьким ртом, смотрел на Вирджинию пристально, даже требовательно, словно ждал от нее обещанного. В письме говорилось, что Питер был счастлив получить весточку, что он в восторге от ее юмора, ума и таланта.
«Это уж ты, зелененький, подзагнул», — сказала про себя Вирджиния, которая прекрасно знала цену своему юмору, вернее, его отсутствию. Однако в душе все равно осталось приятное чувство от комплиментов. Хотя внешний вид Питера ее несколько разочаровал. «Жук какой-то», — подумала она.
Вирджиния поставила снимок на полку, где стояла искусно выточенная статуэтка богини Уршуллы и бесхитростные болотные дары ей: окаменелый рог неизвестного животного, драгоценный лоскуток редкого вирийского мха и засушенная гроздь ягод Жизни. Теперь, каждый раз сталкиваясь со взглядом его маленьких настороженных глазок, Вирджиния постепенно начала различать в них скрытую улыбку, доброжелательность, недюжинный ум.
И однажды послала свою фотографию.
Послала с тайной надеждой потрясти Питера. На снимке она себе нравилась. Один из проверяющих, увлеченный модной новинкой — фотографическими снимками — сфотографировал ее прямо на болоте, за работой. Вот она в некромантской робе взмахом руки посылает в болоте целую вереницу скелетов, и они уходят, зеленея, в закат. Красиво. И она красивая. В лице ее чувствуется одухотворенность богиней и некоторая загадочность от соприкосновения с тайной смерти после жизни. На границе бытия, так сказать. Вирджиния верила, что Питер поймет, что она не только красива, но и одарена тем редким даром, которым пусть и гнушаются хвалиться в приличном обществе, однако без которого невозможна королевская служба здесь, в Болотном крае. А письмо она приложила нарочито короткое, простоватое, сознательно основной удар доверив большому эффектному снимку. Он обладал еще тем преимуществом, что был любительским. Мол, не специально позировала, а получилась такая, какая есть.
Она не ошиблась, ответное письмо Питера показалось ей даже растерянным. Удар попал в цель. Возможно, раньше он писал ей как старой деве, забытой богом и людьми, в чем-то ущербной и несчастной из-за своего презираемого дара, и только сейчас понял, что судьба подбрасывает ему подарок. Не успела Вирджиния ответить, как пришло второе письмо. Несколько листов были исписаны скупым быстрым почерком. Питер рассказывал о королевском зверинце, о своих питомцах, о том, что изумруд-птица впервые снесла яйцо в неволе, целую страницу посвятил особенностям выхаживания детенышей морийской лисицы, посетовал на одиночество в просторном поместье… где и поговорить-то по душам не с кем.
Вирджиния призадумалась, подняла глаза на снимок. Он несколько выцвел во влажном болотном климате, но из глубины все так же пронзительно и требовательно светились глазки Питера. Теперь в них виделась чуть ли не подозрительность. А когда Вирджиния как-то вечером собралась в гости к птичнику Ромино, который справлял свое девяностолетие, во взгляде Питера вспыхнула откровенная ревность. Не нравились ему вечерние ее отлучки, ох не нравились.
— Ну что, зелененький? — спросила Вирджиния. — Что делать будем?
Питер прислал еще несколько писем, три отправила она. И почувствовала пустоту. Он не звал ее к себе, она не просила его приехать к ней. Переписка стала похожа на еще одну обязанность в бесконечной череде болотных будней. Вирджиния поймала себя на том, что ее больше интересует, вылупятся ли птенцы изумруд-птицы, чем сам Питер или его поместье. Изумруд-птицу она видела только на картинках в Большом справочном издании «Твари земные, исчезнувшие и вымирающие» и мечтала, что однажды увидит вживую… или хотя бы вмертвую.
Наступила весна. Питер писал, что в столице цветут знаменитые яблоневые сады, но это она знала и без него — газеты словно с ума посходили, заполняя первые полосы известиями о том, как прекрасен королевский сад в розовом цвету, как будто никаких других новостей на свете не существовало. Болото весной, между прочим, тоже прекрасно… по-своему, но все равно прекрасно. Настоящее птичье царство… пусть и без изумруд-птицы, зато с розовыми цаплями и радужными мухоедками. Написал Питер и о том, что собирается летом на Кремерийский остров, известное место отдыха королевской знати. Однако с собой не звал, то ли потому что собирался там работать, а не отдыхать, то ли полагал, что в Болотном крае люди дальше Уестмарского залива отдыхать не выбираются.
Вирджиния решила, что пора с этим заканчивать, и писать перестала. Не сложилось. Но в дело опять вмешался мастер Симони. Впрочем, он всего лишь воспользовался подвернувшимся случаем.
Поздно вечером он заглянул в лабораторию, держа в руках конверт с королевским вензелем.
— Джинни? Ты занята?
Она была занята, латала вернувшихся скелетов болотной лозой, чтобы те еще могли послужить на границе с Болотным Великаном. Из монастыря предупредили, что существует опасность его пробуждения.
— Да вот пытаюсь… суставы совсем истерлись. И мшистый червь опять завелся, грызет моих зеленчиков.
— Оставь.
Мастер Симони был чрезвычайно серьезен. Он остановил ее руку и развернул некромантку к себе лицом.
— Что-то случилось?
— Меня срочно вызывают в столицу, а я… У меня, знаешь ли, тоже суставы поистерлись. Дорога тяжелая. Вот я и подумал, что ты могла бы поехать вместо меня.
— Но…
Он поднял палец, призывая ее к молчанию.
— Ты в судебной некромантии как?