Некромантка по наследству
Шрифт:
– Что ж, о том, почему некромант не сообщил о себе всю правду, прибыв в наш город, поговорим после, - вмешался в разговор и начальник местной полиции, встав рядом с Грегом. Он сейчас здесь представлял высшую власть. Мэр не посчитал событие достойным своего внимания.
– А теперь хотелось бы узнать подробности о выдвинутом обвинении.
– Я передам все со слов Эмили Оури, - глухо проговорила, напрасно пытаясь поймать взгляд Ланса.
Зато увидела ободряющую улыбку на лице Эмиля, стоящего среди зрителей. Он единственный, кто не смотрел на меня со страхом или настороженностью. И от его поддержки становилось немного легче.
– Ты можешь сказать все, что хотела, через меня, - обратилась я к призраку, который буквально светился от торжества.
Женщина кивнула и торопливо заговорила. Я же передавала ее слова окружающим. Вначале Эмили сообщила кое-какие детали, о которых не мог знать никто, кроме ее мужа. Хотела, чтобы он окончательно поверил, что она и правда здесь. На Бертрана было жалко смотреть - таким стал осунувшимся и бледным. Нервно сцепив руки в кулаки, невидящим взглядом смотрел туда, где, как я указала, стояла Эмили, и слушал мои слова. Дороти была весьма откровенна, когда разговаривала с прахом сестры, так что той многое открылось о ней такого, чего и сама не знала прежде.
Дороти всегда завидовала Эмили. Младшая сестра была симпатичнее, веселее нравом, расторопнее. Пользовалась большим вниманием противоположного пола, в отличии от Дороти. Даже замуж выскочила уже в семнадцать лет и переехала в Тарлин. В то время как на Дороти никто так и не позарился. Она работала в лавке аптекаря, чтобы не считаться обузой для семьи. Иногда хозяин пользовался ее телом, но никогда даже не заговаривал о браке. Относился к Дороти, как к низшему существу. Той же приходилось терпеть, чтобы не потерять работу. Но зато в лавке аптекаря она многое узнала о снадобьях и эликсирах.
Аптекарю и в голову не приходило, что тупая баба, какой он ее считал, может чему-то научиться из случайно подслушанных разговоров и наблюдений. А зря! Дороти была умна, пусть и необразованна. Так она узнала о свойствах некоторых лекарств, что для здорового человека могли стать ядом. И когда произошел прорыв нежити в город, и Дороти удалось спрятаться в подвале лавки, позже она унесла с собой кое-какие полезные снадобья. Женщина давно уже лелеяла план, как устроить свою жизнь. Теперь же сочла, что судьба сама дает ей в руки шанс.
На пороге дома сестры в Тарлине она появилась в качестве униженной просительницы. Разумеется, та приняла единственную оставшуюся в живых родственницу с распростертыми объятиями. Тем более что Дороти сделала все, чтобы стать полезной и незаменимой. Помогала по хозяйству, нянчилась с племянниками, делала вид, что чуть ли не боготворит сестру. На самом же деле втайне подливала в еду, которую подавала для Эмили, одно из снадобий. Если здоровый человек будет долго его принимать, то начнутся проблемы с сердцем. Позже это может привести к смерти. Что, собственно, и произошло. Никому и в голову не пришло заподозрить в чем-то Дороти, которая, казалось, больше других переживала о смерти сестры.
А потом она постаралась стать незаменимой для Бертрана и детей. Исподволь подводила зятя к мысли о том, что брак между ними был бы лучшим решением. Ведь ей тоже надо свою жизнь устраивать, как бы она ни любила их семью. И если Бертран не сможет предложить чего-то серьезного, Дороти придется уйти. Разумеется, она блефовала. Так или иначе, терять обретенный дом и лавку женщина не собиралась. Все получилось так, как она хотела. И дальнейшие ее планы сводились к тому, чтобы побыстрее забеременеть, а потом постепенно извести детей сестры. Так, чтобы никто ее не заподозрил.
К тому времени, как я закончила рассказ, симпатии окружающих уже были явно не на стороне Дороти. Сама она даже попыталась сбежать, но по знаку начальника полиции Грег и еще один полицейский встали за ее спиной. Эмили также рассказала, где хранились те самые эликсиры, которыми она травила сестру. Кто-то из полицейских смотался домой к Оури и отыскал их именно там. Вину Дороти посчитали доказанной и препроводили в здание тюрьмы. Люди постепенно расходились, оживленно обсуждая услышанное.
Меня же обходили стороной. Так, словно вокруг образовалась невидимая стена.
– Вы сможете развеять дух?
– обратился ко мне напоследок начальник полиции.
– Ни к чему нам тут призраков разводить!
– Не развеять, - устало сказала я.
– Это разумный призрак. Так что нужно развоплощать. Ланс косо на меня глянул.
– Вижу, ты неплохо разбираешься в своем деле.
– Я самоучка, - отозвалась в ответ.
– Училась по книгам. Но кое-что успела усвоить.
Он коротко кивнул.
– Сил хватит, чтобы развоплотить призрака?
– Попробую.
Вспомнив нужную звуковую формулу, напоследок обратилась к Эмили:
– Ты ведь понимаешь, что так будет лучше и для тебя, и для других?
Она лишь кивнула. Ее лицо было безмятежным.
– Я сделала то, ради чего задержалась здесь. Так что теперь готова уйти. Знаю, что мужу и детям больше ничто не угрожает. По крайней мере, то, на что я могла бы повлиять. Спасибо тебе за все!
– Я всего лишь выполнила то, что должна, - улыбнулась уголками губ.
– Готова?
Дождавшись подтверждающего кивка, прочла звуковую формулу. Ощутила, как из моего источника хлынул поток силы. К счастью, их с избытком хватило на то, чтобы развоплотить духа без ущерба для меня. Или помогло то, что призрак не успел набрать много сил. В книге по некромантии я читала, что чем старше дух, тем больше требуется энергии на развоплощающее его плетение. Призрака охватило яркое фиолетовое свечение, сделавшего его на короткое время видимым остальным.
Бертран издал глухой возглас и протянул руки к грустно улыбающейся ему жене. А затем она исчезла. Мужчина осел на мостовую. Ноги отказались держать. Закрыл лицо руками и замер так, ни на что не обращая внимания. Начальник полиции сочувственно похлопал его по плечу и что-то сказал.
Я же резко развернулась и двинулась прочь, желая сейчас лишь одного - поскорее оказаться в своем доме. Там, где не будет колючих взглядов и всеобщего неприятия.
Жалела ли я о том, что сделала? Какая-то малодушная часть во мне жалела. Ведь я могла отвернуться от чужих страданий и жить своей жизнью. Так сделало бы большинство. Но осталась ли я бы тогда собой? Вряд ли.